– Ваша милость, – опасливо проговорил Гловач. Похоже, всерьез опасался, как бы местный царек от неосторожно оброненного слова не вцепился точно так же и в его горло, – этот лазутчик может быть полезен…

– Знаешь, что может быть полезно сейчас Смоленску?! – Взгляд воеводы неотрывно продолжал жечь ледяной злобой глаза Дениса. – Чтобы наконец под его стенами объявилось посполито рушення! Чтобы у меня было огненного боя вдвое больше того, что имею сегодня. Людей – втрое! Каков пушечный наряд московского князя? Они только начинают пристреливаться, а у меня уже половина города полыхает и задыхается от дыма. Тела закапывать не успеваем, а раненых девать некуда. Что же тогда будет завтра? Ад? То я и сам ведаю! Так что же такого может сказать мне этот мятый приблуда, чего бы я сам не знал?

Он наконец поворотил лицо к Гловачу. Шумно выдохнул, вероятно, приходя в себя и начиная сожалеть о вспышке гнева. Если уж главный в осажденном городе человек поддается панике, то чего тогда спрашивать с остальных?

– Пленника твоего – на кол. Не хватало еще мне от безродных собак срам иметь. Все слыхали? – обернулся он к своим головорезам. – Готовьте для него трон. Такой, чтобы подольше на нем корчился.

В подземелье пахло сырой землей, затхлостью, кровью и щемящей безнадежностью. Прелая солома шуршала и воняла при каждом движении. Неверный свет, падающий через ничтожное оконце под самым потолком, и днем-то наверняка бы очень несмело рассеивал темень. Теперь же в нем тускло серели сумерки. Мгла окутывала каждый уголок беспросветной темницы и мыслей. Попробуй отмахнись от мыслей о самой страшной казни из всех, которые только были когда-то придуманы человеком.

– Зачем ты это сделал?

Она забилась в дальний угол, превратившись в зябкий силуэт на фоне затопившего подвал серого мрака. Пока их тащили сюда, не проронила ни слова. Даже не лягнула и не укусила никого из стражников, когда освобождали от пут. А потому от звука ее голоса он невольно вздрогнул – никак не ожидал его услышать.

– Не собирался я никому выдавать твою княжну, – наконец нарушил он тягостное молчание, нависшее над ними гораздо более тяжким саваном, чем ночная мгла. – Я вообще оказался здесь случайно. Может, тот, второй, с кем я попал сюда, и задумывал что-то такое, не знаю. Во всяком случае, я о том не имел ни малейшего понятия.

– Вообще-то я имела в виду вельможного пана Юрия Сологуба, смоленского наместника.

– А что с ним не так?

– Хм. Вообще-то не бывает такого, чтобы безродный смерд пинал боярина под зад. Он и заговаривать-то с ним права не имеет. Может только кланяться до земли да шапку ломать.

– Так, может, я его любя пнул. Со всем почтением. Просто хотел вознести его чуть поближе к небесной выси. Чтобы он там торчал еще более гордо.

Она то ли осуждающе фыркнула, то ли, стараясь сдержаться, прыснула со смеху. Точно разобрать было трудно.

– И все-таки не могу понять, кто ты и откуда.

– Да какая теперь разница? Честно сказать, я и сам порой не уверен, кто я и откуда. И какого черта тут делаю.

– Но как хотя бы тебя звать?

– Денис.

– Грек, что ли? Я – Ярина.

– Да, слышал, как тебя княжна называла.

При упоминании малолетней подопечной между ними снова почти ощутимо выросла стена неприятия. Она опять надолго ушла в себя, словно в ее силах было соткать из окружавшей их сумрачной завесы непроницаемую и ничем не пробиваемую стену.

«Уже начинаю думать о них как о живых людях», – поймал он себя на неожиданной мысли.

– Как ты появился на шляхе? – вновь ни с того ни с сего разомкнул уста тишины ее вопрос. В тот момент, когда он уже смирился и даже пообвыкся с тягучим безмолвием.

– Поляки выставили. Разули, раздели, отмутузили – и воткнули пугалом посреди дороги.

– То есть ты вроде как сам жертва и не считаешь себя в чем-то виноватым. – Не нужно было обладать каким-то специальным психологическим образованием, чтобы уловить нотки презрительного сарказма в вопросе. Поэтому он не стал ее разочаровывать.

– Ну, почему же? Вообще-то я сам начал ту стычку.

– В которой убили твоего спутника?

– Ага.

– Зачем?

– Надоело играться в казаки-разбойники и смотреть на все эти насупленные рожи. Как будто все происходит всерьез и на самом деле.

– То есть ты считаешь, что все это происходит не на самом деле?

– Нет, не считаю. Так оно и есть.

– Так ты из тех истовых богомольцев, кто считает царство небесное более реальным миром, чем наш, бренный? Просто ты не похож ни на блаженного, ни на святого. Или ты язычник?

– Нет. Просто из другого мира. Реального.

– Ясно. Все-таки блаженный.

– Нет, абсолютно нормальный. Может, именно поэтому хочу побыстрее вымарать себя из этой нарисованной картинки.

– И как же такого реального и достойного мужа угораздило попасть в наш недостойный мирок?

– Да очень просто и обыденно. Вернулся с войны. Ни работы, ни денег. Ни перспектив. Но тут на меня вышли какие-то деловитые люди в отутюженных галстучках. И предложили поработать испытателем. Никакой опасности и вероятности печальных последствий. Просто надо было проверить на вшивость некую совершенно новую разработку в цифровой виртуальной сфере. Настолько близкую к реальности, что для устранения возможных негативных последствий для ее приобретателей решено было для начала провести серию испытаний на людях закаленных и привычных ко всякого рода неприятностям. Ветеран военных действий для такой цели вполне подходил. Меня втиснули в какую-то вашу местную броню – которую, кстати, уперли у меня наши польские знакомцы, – сунули в какую-то капсулу, конуру по-вашему, и погрузили то ли в сон, то ли в состояние наркоза. Ну, чтобы тебе понятнее было – выбили дух. И очнулся я уже в том занюханном хуторке, не к ночи будь он помянут. А сейчас думаю и не нахожу ответа на вопрос: зачем все-таки я здесь? То ли испытывать продвинутый виртуальный мир, то ли испытывать возможности человека, интегрированного в цифровую действительность. На самом деле я ведь даже не знаю, лежу я сейчас на какой-нибудь кушетке, обвешанный проводами и датчиками, или, наоборот, стою в голографических очках посреди пустой комнаты и очень глупо выгляжу, повторяя все движения, которые делаю тут. Этот немного раздражает. А когда началась вся свистопляска с битьем и прочими пытками, я решил: все, хватит с меня испытаний, пора отсюда и честь знать. Правда, другого способа, как подставиться под колюще-режущий предмет, не придумал.

Он выдохнул, испытывая какое-то иррациональное облегчение, что выговорился хоть кому-то, пусть даже виртуальному болванчику.

– Еще вопросы есть?

– Да нет, конечно, – максимально близкий к издевке сарказм продолжал совершенно некорректно сквозить в интонациях няньки. – Мне все предельно ясно.

– Ну, да, – не стал спорить Денис. – Каждый остался при своем мнении. Привычный итог спора двух взрослых людей. Хоть в этом отношении ничего по сравнению с реальностью не изменилось.

– А почему ты не спрашиваешь, откуда мы взялись в том хуторке?

– Потому что мне плевать.

– Из-за того, что мы тут все не настоящие?

– Именно.

– Ну, ладно. Не буду все-таки твою светлость донимать.

– Как угодно.

Спать, когда мысли полны предвкушением собственной мучительной казни, – то еще удовольствие. Бока, перенесенные каким-то хитрым образом из реальности на цифровой холст, более удобными после этой процедуры не стали. Равно как и спина, спать на которой тоже было муторно и неловко. Хотя, может, дело было в вони соломы. В которой вроде бы кто-то жил, постоянно шевелясь и шебурша. Да и холодный земляной пол являл собой полную противоположность анатомического матраса. Да вообще любого матраса. Или даже раскладушки. Со сломанными ножками.

Поэтому, когда посреди ночи требовательно лязгнул засов и заунывно скрипнули ржавые петли двери в темницу, он даже вздохнул с облегчением. Приподнялся на локте и глянул вверх. Странно, но было еще темно. В крохотном оконце под потолком отражался лишь дрожащий свет жаровен во дворе. Впрочем, он уже успел убедиться, что вставали тут рано. Само понятие «утро» в средневековом зазеркалье и в настоящем мире отличалось очень сильно.