— Скользкий заносчивый щенок. — раздался скрежет зубов.

Я резко обернулась, прикладывая ладонь к груди вжалась лопатками в барную стойку.

— Кузьма?! — произнесла на выдохе.

— Я опоздал, милушка. — его губы скривились в горестно-злобной улыбке.

— Опоздали куда?

— Очевидно, к празднику!

— Если вы о вечеринке, то она идёт уже несколько часов. — почти испуганно оглядела пропитанного яростью мужчину.

— Приятель, плесни в стакан чего-нибудь покрепче. — небрежно обратился к бармену.

— Водка? Виски? Коньяк? — уточнил парень.

— Польский алкоголь имеется?

— Нет.

— Тогда налей что есть. — раздражённо сказал Кузьма.

Бармен услужливо кивнул, видимо поверхностное обращение со стороны посетителей клуба было делом не редким, а может злобный вид мужчины, пусть и не внушительных форм, остерегал вступать в конфликт.

— Почему именно польский? — поинтересовалась я.

— Вам доводилось, милушка, пробовать когда-нибудь гданьску?

— Конечно, нет.

— В шестнадцатом веке этот напиток изобрёл голландский иммигрант Амброзий Вермёлен. Главная особенность этого напитка — золото: мелкая крошка в двадцать три карата.

— Настоящее золото? — удивилась я.

— Да. — Кузьма опустошил налитую рюмку со смаком причмокнув губами. — Никто до сих пор не знает, что эту маленькую, но основную составляющую напитка придумал некто другой.

— И кто же? — осведомилась с интересом.

— Его имя Кайм.

— Кто он?

Кузьма как-то надменно улыбнулся, смотря через пустой стакан куда-то вдаль.

— Он тот, кто отвечает на вопросы, но совсем не понятно — горящим пеплом. — ответил задумчиво. — Между тем, мы уже задерживаемся. Нам пора.

— Куда?

— Милушка, до праздника осталось совсем немного. Пора начинать подготовку.

19 глава.

Я прошлась по тёмному коридору. Свечи были потушены, свет уходящей луны слабо пробивался сквозь окна. В гостиной также было пусто и мрачно. Плотные занавесы не позволяли проникнуть ни одному лучу. Атмосфера дома угнетала, будто в его стенах поселилась печаль и горесть. Возможно это состояние заключалась во мне, а он впитывал её словно губка. Поздняя ночь сменялась ранним пасмурным утром. Солнце и небо пряталось за серыми стянутыми тучами. Казалось, даже погода противилась предстоящему торжеству. Душа наполнялась внутренними рыданиями и тяготами перед началом событий, которые для меня предвещают разлуку с тем, кто мне дорог и безмерно важен. Проходя каждый уголок дома и запоминая каждую деталь, я вспоминала каждую встречу с Иштаром, вспоминала каждое касание рук, губ, тел. Исполненных желанием. Превозмогаемых, наполненных страстью и плохо скрытых чувств. Получится ли у него так легко отказаться от меня, погрузить в нескончаемую вечную тьму, ту, с которой он был так строг и одновременно нежен. Единственную с кем довелось разделить ложе и первой Госпожой, представленной перед своими приспешниками. Я иду на это оставляя свою жизнь, такую однотонную и обыденную, и не ради изменений в лучшую сторону или худшую, а ради любви. Моего огня, что так жадно горит внутри, не желая сотлеть, не желая погаснуть в один миг, обрывая жизнь, стирая воспоминания, унося в небытие. Иначе я не смогу: жизнь без него — бесконечно затянутая петля на шее. Задыхаясь, воскреснуть чтобы, вновь задохнуться.

Поиски Иштара привели меня в ту самую комнату с камином. Только теперь в ней стояли два кресла, повёрнутые к пламени, но находились по разные стороны друг от друга. Дверь приоткрылась с тихим скрипом, но сидящий в кресле мужчина даже не повёл головой. Сидел смирно, наблюдая за танцем пламени. Спокойно сложенные руки на подлокотники кресла, широко поставленные ноги. Увековечен сдержанностью и как всегда сосредоточен.

— Займи своё место, — прозвучал рокочущий голос.

Я послушно прошла к свободному креслу, спокойно опустилась в него. Распрямила плечи, глубоко вздыхая. Изнутри поднималось волнение, сопровождаемая лёгкой судорогой. Я старалась сидеть ровно, смирно, чтобы никак не выдать свои переживания. Однако, скрывать от него что-то было бессмысленно глупо.

— Ты дрожишь. — утвердительно прогремел жесткий голос.

— Немного…

— Переживаешь на счёт празднества?

— Моё присутствие там… что ещё от меня требуется?

— Покорность, хладнокровность, — слегка повернул голову, пламя осветило грубые черты серьёзного профиля. — Гости будут разные. Не все ещё могут себя контролировать. И многие грезят о том, чтобы вернуться… остальное тебе объяснит Клавдия и Виктор.

— По окончанию…

— Завершение торжества ты не пропустишь. — резко развернулся ко мне, тёмный острый взгляд, почти ощутимо, пронзил моё тело. Его голос стал жёстче, грубее. — За это можешь не беспокоиться.

Я отрывисто втянула воздух, выпрямилась в плечах и в подтверждения покорности, медленно склонила голову, но не отвела стеклянных глаз, продолжая обжигаться об его чёрные зрачки.

— Я сделаю всё, что от меня требуется.

Иштар поднялся с кресла. Быстрым размеренным шагом приблизился. Опасно посмотрел сверху вниз.

— Встань. — грубо потребовал.

Я неспешно поднялась. Мой взгляд невольно скользнул по его сжатым губам. Поняла, что позволила себе вольность, сразу же опустила голову. Он тут же поймал мой подбородок, властно поднимая, заставляя взглянуть в беспощадные глаза. Не давая опомниться, накрыл мои губы требовательным, пылким поцелуем. Одурманивающий запах аромата его кожи, всепоглощающая и запретная близость совершенно разных сущностей. Сжал сильными руками мою талию, так по-собственнически, почти вжимая меня в себя. Я обвела руками его шею, зарылась рукой в его коротких волосах, прижалась настолько близко, насколько это было возможным. Этот порыв безумности, наполненный диким отчаянием, и горечью последствий, виною которых являлись мы сами. Наше безрассудство, блажь, которую допустили. Наши желания, наши предрассудки, вера в то, что мы могли что-то изменить… всё это было таким ребячеством и сумасбродством. Кто мы, как не эгоисты?! Бегу в объятия смерти ради него? Или ради себя? По мне лучше умереть сейчас, чем терзаться всю жизнь. Сможет ли он что-то исправить или же всё было предрешено с самого начала? На что способна запретная любовь? Что можно ожидать от того, который умеет лишь забирать? Я готова отдать за него душу, а сможет ли сделать это он…?

Я стояла перед зеркальной ширмой по грудь обёрнутая полотенцем. Рассматривала себя так, словно вижу в первый и последний раз. Глаза мои были опустошены, лицо не выражало ни одной эмоции. Я словно фарфоровая кукла, на которую скоро наденут красивое платье, сделают причёску, подкрасят глазки и поставят в коллекцию к остальным, таким же бездушным фарфоровым игрушкам.

— Я помогу тебе надеть платье. — за спиной возникла Клавдия. Она сдавленно улыбалась, положив руку на моё плечо. — Бюст оставь обнажённым, иначе платье будет сидеть неестественно. Оно было пошито для сеньоры из дома д'Авалос, графини Ачерры в тысяча четырёхсот семьдесят восьмом году. Констанца д'Авалос, принцесса ди Франкавилла.

Я обернулась, недоумевающе рассматривая платье.

— Но… откуда?

— Платье так и не было одето.

Клавдия помогла надеть мне платье. Пластрон чёрный, но сам лиф и юбка, казались угольными, словно его сшили только вчера. Воротник и манжеты украшены мехом. Клавдия затянула пояс, скрепив пряжкой на спине. Я выставила ногу вперёд, заметила разрез почти до бедра. Многозначительно посмотрела на Клавдию.

— Я добавила от себя не большой штрих. Так намного сексуальнее. — она потёрла ладони, явно довольствуясь проделанной работой.

— Прекрасная донна! — Виктор прошёл в зал, неся в руках красную подушечку, на которой стояли чёрные туфли. — Дамасский шёлк, кожа. Высокий каблучок подчеркнёт вашу привлекательность. Эпоха рококо! — восхищался мужчина.

Туфли оказались маловаты, но было терпимо, да и не так важно. Вообще всё было не важно. Всё вдруг ушло на задний план.

— Сделаем локоны и уложим волосы на один бок. — Клавдия колдовала над причёской. — Самое главное: не горбься, держи голову прямо, подбородок немного приподнят. Не забывай. Ты — Госпожа. Не дай себя сбить с толку, не растеряйся.