- Ох! - смертельно пугалась регистраторша.

- По-ойкай мне! Соскучилась по баланде тюремной, так и скажи!

Юрик тем временем зажимал Зинулю. Перед поездкой в ЗAГС они втихую раздавили бутылку хереса, и шампанское им уже ничего не могло ни убавить ни прибавить. Когда подъезжали к дому, добросердечная Полина Ефимовна уже забыла про потерю.

- Вот мы и родственники, Юра, - ворковала она. - Без подделки! Будешь тещу любить?

- Ну, так а куда ж я денусь! - развязно-добродушно отвечал тот.

- Теща, ити твою налево! - подавала внутренний голос Муся. - Небось и без тебя бы обошлись. Помял бы твою тeлку до армии, а в армии бы и забыл. Не первая и не последняя.

Так оно, возможно, и было бы, если бы теща не застукала зятя на месте преступления, и не пообещай сгоряча зять, который тогда еще зятем становиться и не намеревался, стать им. A дело, значит, было так.

2

В библиотеке нефтяного техникума, где работала Полина Ефимовна, из-за ремонта отключили электричество, и директор разрешил закрыть библиотеку раньше. Выключение света привело к тому, что буфетчица Валя стала размораживать холодильник и выбросила в продажу припрятанных ею цыплят. Таким образом Полине Ефимовне и ее напарнице Татьяне, горбатой девушке в толстых очках, повезло дважды. По дороге домой, сидя у окна тряского трамвая, Полина Ефимовна мысленно забросила одного цыпленка в холодильник, а второго, разделав, надела в неловкой позе на бутылку и поставила на засыпанный солью противень в духовку. Когда цыпленок покрылся масляно-золотистой корочкой, она достала его, и они на пару с Зинулей стали есть его с помидорами, огурцами и баклажанной икрой, намазанной на свежий хлеб с маслом.

Но эта картина имела место только в сознании Полины Ефимовны, а в жизни всe вышло по-другому. Отворив дверь, она услышала мучительные, животные стоны, доносившиеся из комнаты. "Насилуют!" - молнией ударила догадка. Тяжело передвигая ставшие пудовыми ноги, она прошла по коридору и приоткрыла дверь, за которой совершалось преступление.

Увиденное потрясло еe. Еe Зинуля лежала на обеденном столе, устроив ноги на плечах у склонившегося над ней дюжего парня. Но больше всего Полину Ефимовну поразили, две качающиеся в воздухе розовые, детские пятки еe дочери. Их вид необъяснимо придавал полотну особую непристойность.

- Господи, - сказала Полина Ефимовна, одной рукой всe еще держа авоську с цыплятами, а другой ухватившись за дверной косяк, - зачем же на столе-то?

Но никто не услышал еe тихого, дрожащего от ужаса и обиды голоса, и она еще некоторое время наблюдала, как качаются в воздухе вперед-назад розовые пятки. Вперед-назад, вперед-назад...

Она очнулась на кухне от хлопка двери холодильника, куда, движимая рефлексом, сунула ставшее ненужным приобретение.

"Всe, ягодка созрела", - как-то обречено подумала она. Она пыталась еще в этот момент быть рассудительной, Полина Ефимовна, но под еe рассудительностью лежала черная пропасть испуга. Наконец, в комнате Зина вскрикнула сдавленно и, ознаменовав конец этой настольной схватки, издала разорвавший сердце своей несчастной мамы сладострастный стон.

- Ну что, заторчала? - спросил чей-то очень знакомый голос.

(Aх, неужели это Юрик из еe класса?)

- О-о-о... - было ответом.

Полина Ефимовна подскочила и снова села.

В комнате заходили, полилась вода в ванной, и наконец они появились. Зинуля совсем без ничего с распущенными по плечам своими соломенными волосами и за ней Юрик. Зинуля успела даже войти и открыть холодильник, прежде чем Юрик заметил Полину Ефимовну.

- Опа-на! - сказал он, и улыбка расползлась у него от уха до уха. Зинуля ничего не сказала, только побледнела и выскочила из кухни.

Сидя в кухне, Полина Ефимовна слышала, как, переговариваясь вполголоса, они торопливо одеваются. Потом квартира погрузилась в тишину. Она сидела на кухне, не зная, что теперь делать или говорить, а молодые сидели в комнате. Наконец, она поднялась и робко вошла к ним.

В полумраке она увидела на диване Зинулю, зажавшую ладони между коленями и глядящую себе под ноги, и ухмыляющегося Юрика, который устроился невдалеке на подоконнике.

- Значит, я что хочу сказать, - начала, волнуясь, как на собрании, и чуть не вставив "товарищи", Полина Ефимовна. - Я, конечно, всe понимаю, и про акселерацию, и про то, что времена другие. Меня, между прочим, тоже не в капусте нашли. Вот. И я, конечно же, истерик устраивать не стану. Тем более, что уже и поздно. Я хочу только задать тебе Юра, один вопрос.

Юрик ухмыльнулся еще шире.

- Скажи мне, как матери девушки, которую ты, по-видимому, любишь. Это у вас вообще как, серьeзно или так... - тут она замялась, комкая руки и подыскивая нужное слово и, наконец, нашла: - одна похоть?

- Конечно, серьeзно! - хмыкнул Юрик.

- Так вы хотите пожениться? - робко поинтересовалась Полина Ефимовна.

- Конечно же, хотим.

- И это у вас что, в первый раз? - с тихой надеждой спросила она.

- Во второй, - сказал Юрик.

- Это ужасно, - Полина Ефимовна взялась ладонью за щеку и покачала головой. - Так неужели же нельзя было дождаться свадьбы? Устроить всe, как у людей? Зачем же надо было делать всe это так вот, украдкой? На столе?

"Бедная моя девочка, - думала Полина Ефимовна бессонной ночью. - В чем она виновата? Ни в чeм. Она еще не умеет совладать с желаниями своего молодого тела. Она еще не умеет управлять ими, подчинять их себе, чувству долга, нормам морали. Разве я сама не знаю этого? Она даже побоялась лечь с ним на мой диван, а еe кресло такое узкое... я даже не знаю, как она там помещается... она так выросла..." - мысли Полины Ефимовны мешались со слезами и текли на подушку, образуя там мутную лужу полуяви-полусна. Всхлипнув, Полина Ефимовна вдруг ощутила такую безграничную жалость к дочери, какую она испытывала в далеком Зинулином младенчестве, когда та, упав или потеряв из виду еe, Полину Ефимовну, плакала так горько, так безутешно, так надрывно звала еe: "Мам-ма!". Жалость эта сдавила сердце Полины Ефимовны и опустила в спасительное ночное небытие.

3

Любовь Зинули и Юрика расцвела в последних числах мая того жаркого, радиоактивного года, когда видеокопия "Эммануэллы" потрясла воображение измученных ночными фантазиями Зинули и ее подруги Витяни. Просмотр состоялся вместо двух первых уроков физкультуры, когда Витянины родители забыли в видеомагнитофоне опасную кассету. Можно предположить, что они стимулировали ей собственные подувядшие чувства.