Он и заявился.
Впервые хозяина берлоги Терентий увидел через три дня, как приехал на промысел, занимался заготовкой дров на зиму. Медведь вышел на край ельника, что от зимовья недалеко, на уверенный выстрел из ружья. Встал на дыбки, прикрываясь молодой ёлочкой, так, что только голову видно, да лапы, висящие вдоль туловища, внимательно рассматривал человека с топором.
Терентий попятился к зимовью, в двух шагах ружьё, два жакана в стволах. Но медведь не стал дожидаться, скрылся быстро и бесшумно, даже ни одна елушка не вздрогнула. Охотник присел на чурбак, продолжая сжимать в руках ружьё. Оглядывался по сторонам:
– Где-то должна быть и мамка. Уж больно мал медведь для самостоятельности.
Он понял, конечно, что на глаза показался прошлогодок, – пестун. Но что он один, самостоятельно живёт, – это даже в голову не пришло. Мамка не появилась. Охотник ещё посидел в напряжении, осеннее солнышко припекало затылок.
Откуда-то стремительно подлетела синица и, чуть крутнувшись в воздухе, уселась на ствол ружья. Часто и торопливо переступала чёрными лапками по воронёной стали, коготки не могли зацепиться за металл и лапки скользили. Синица вновь взлетела и тут же присела к человеку на колено, доверчиво смотрела блестящими глазами по сторонам, тонко попискивала.
– Прилетела, подруга. А я уж потерял тебя, думал, что какой-нибудь сокол разбойник изловил. Они такие, к ним доверия нет. Пойдём, я тебе хлебушка вынесу.
Терентий поднялся, поставил ружьё на место, вынес из зимовья чашку с куском хлеба и хлебными крошками, поставил на чурку, где только что сидел. Сразу же откуда-то со стороны на хлеб села синица и стала ковырять его острым клювом. Вторая синица боязливо присела на край чашки и всё оглядывалась по сторонам.
– О, да ты подругу привела. Это правильно, это хорошо.
Мамка, которую Терентий сторожко поджидал у зимовья несколько дней, так и не появилась. Да и медвежонок, Терентий по-другому и не думал о нём, уж больно он показался небольшим, тоже не появлялся.
Осенняя погода переменчива, только что стояли весёлые, тёплые денёчки, радуя человека скупым, неярким солнышком, и вот уже всё небо заволокло серыми, свинцовыми тучами, промозглый, сырой ветер лезет за ворот. Деревья, туго сопротивляясь, сгибаются под напором этого ветра, осыпают жухлую траву остатками иголочек, кое-где пролетают запоздалые, рыжие листья.
Терентий утром вышел по воду, а береговые камни обросли ледком. В тихом месте, где он обычно зачерпывал ведром воду, тоже стоял прозрачный, нежный ледок. Прикладом ружья легко проломил этот ледок, черпанул воды. Теперь везде с ружьём, хоть по воду, хоть в туалет. Пролетали колючие крупинки снега. Они не задерживались на лапах елей, проваливались ниже, ниже и прятались в полёгшей от дождей траве. Но это были самые первые предвестники зимы, было понятно, что снегу с каждым днём будет всё больше и больше. И он займёт всё пространство среди полёгшей травы, потом покроет и саму траву, потом повиснет на лапах елей и других деревьях, начнётся настоящая зима.
Терентий впервые вышел на путик, ещё сомневаясь, стоит ли настораживать капканы, но пошёл. Основным делом наметил себе ремонт ловушек, а ещё, если повезёт, подстрелить несколько рябчиков, которых он использовал на приманку. Считал, что рябчик, это самая лучшая приманка при ловле соболей. Пробовал использовать и рыбу, и тушки ондатры, и просто мясо, всё это не притягивало в ловушку диких зверьков так, как кусочек рябчика.
Переходя от одной ловушки к другой, Терентий вспоминал, что было здесь в прошлом сезоне, что было в позапрошлом. Он легко мог вспомнить любой удачно поставленный капкан, как и свой обидный промах, если это случилось даже несколько лет назад. Продвигаясь по путику, ремонтировал и делал новые крыши над капканами, понимая, зная по опыту, что хорошие крыши над ловушками, это залог успеха на всю зиму, на весь сезон.
Снежок прекратился, но стылый ветер всё гнал и гнал низкие, брюхатые тучи куда-то на север. С рябчиками не повезло, с трудом добыл лишь одного. Попадались ещё несколько раз, но улетали, как шальные, – видимо такая погода и на них оказывала свое влияние.
Возле зимовья осмотрелся, всё спокойно. Только когда уже взялся за ручку двери, заметил, что дверь приоткрыта, – потянул. Почти в этот же момент из зимовья кубарем вылетел медведь, едва не сбив с ног хозяина. Стремительно скрылся в ельнике.
Терентий кинулся было за ружьём, которое уже успел повесить, но так и остановился, с протянутой рукой. Во-первых, медведь уже убежал, а во-вторых… Ну, какой же это медведь? Уж больно он какой-то не крупный, даже для пестуна, правда, круглый, что говорит о том, что он сытый, накопивший на зиму достаточное количество жира.
В зимовье снова всё было на своих местах, словно медведь просто из двери сразу проходит и забирается в своё убежище, совершенно не интересуясь всем, что его окружает. Наверное, так оно и было.
Чуточный снежок, покрывший местами землю за ночь, позволил охотнику определить, что медведь здесь и ночевал, в ельнике, бродил ночью вокруг зимовья и даже заглядывал в оконце, вставая на задние лапы. Следов медведицы не было, – Терентий обошёл большой круг, вернувшись в зимовьё по берегу протоки. Это ещё больше утвердило его во мнении, что медведицы, скорее всего, нет уже давно, и медвежонок выживал, как мог, один, самостоятельно, что для такого возраста весьма трудно. Мать его не успела научить ничему, ни как добывать, отыскивать себе пищу, ни как и кого следует бояться и скрываться, ни где и как прятаться, как и где строить себе берлогу. Он всё это узнавал и познавал чисто интуитивно, как было заложено в нём на генном уровне, просто жил так, как получалось.
Через день они увидели друг друга снова. Терентий стоял с охапкой дров, собираясь зайти в зимовьё, медведь вышел из ельника, как-то обречённо сел, опираясь на передние лапы, и смотрел на человека. Смотрел без опасения. А может быть, просто так казалось, что он смотрел без опасения, может внутри у него клокотала целая буря, может он с трудом перебарывал свой страх перед человеком, может он лишь едва-едва удерживал себя, чтобы не броситься со всех ног и не скрыться за спасительной кромкой леса. Сидел и смотрел на человека.
Терентий легонько пошевелился, развернулся лицом и медленно, вполголоса заговорил:
– Получается, дружок, что ты не собираешься искать себе другое жильё. Но и меня пойми, мне тоже совсем некуда деваться, это мой дом, я здесь на всю зиму. Так что, если хочешь, если сможешь, давай зимовать вместе.
Медведь отвёл глаза, опустил голову, словно понял все слова и теперь обдумывал сказанное, потом медленно привстал, повернулся и скрылся.
Ещё прошло несколько дней, слякотных дней. Снежок, что накопился, превратился в кашу, потом затвердел, замёрз от ночных заморозков, превратился в наст, потом снова запуржило, закруговертило, как говорят таёжники: погода ломается на зиму.
Терентий ещё несколько дней провёл на путиках, начал поднимать капканы. Один раз, после возвращения с охоты, повторилась история с медведем, он снова был в зимовье и снова выскочил, но уже не убежал, не скрылся из виду, а улёгся здесь же, возле поленницы дров и старался не смотреть на человека, лишь чуть слышно ворчал.
А к ночи ветер стих, даже потеплело и огромными хлопьями повалил снег. Терентий вытащил старое одеяло, застелил им нары и с краю спустил до самого пола, чтобы полностью отгородить берлогу от зимовья. На ночь дверь не захлопнул, оставил небольшую щель. Он понимал, что именно в такую погоду, именно под такой снегопад, медведи укладываются в свои приготовленные берлоги, на зимовку.
Под утро проснулся от того, что замёрз. Дверь была приоткрыта сильнее, чем он оставлял, понял, что медведь залез в берлогу, за свешенное одеяло. Прислушался, но никаких звуков не услышал. Тихонько прикрыл дверь и подбросил в печку.
– Теперь будем жить тихонько.
И действительно, уважая сон сожителя, с которым судьба свела его в этом охотничьем сезоне, Терентий старался вести себя как можно тише: не брякал мисками, не гремел печкой, не ронял на пол дрова, даже радио включал почти шёпотом и подносил приёмник к самому уху, а когда новости заканчивались, выключал его совсем.
