Но в следующую секунду Лайя размыкает губы, и Лео обжигает их выдохом облегчения. С мягкой настойчивостью запускает язык в ее ротик и он тут же сплетается с ее язычком. Лео так привык к его ядовитости, но сейчас во рту только пьянящая сладость, подкармливающая необузданное желание. Эта девочка, его невероятная девочка позволила ему!
Лео низко рычит, еще больше запутывая пальцы в шелке ее дурманящих волос. Другой рукой он обхватывает ее ягодицу и одним резким движением притягивает к себе. Это движение настолько опасное, имитирующее тот процесс, которым они вот-вот займутся, что по его телу пробегает горячая волна. А Лайя издает громкий стон, заставляя эту волну в нем резонировать.
Теперь она упирается грудью в его грудь, и он отчетливо чувствует ее напряженные соски даже сквозь ткань.
Господи, эта женщина знает, что на земле существует бюстгалтер? Этот предмет гардероба создан специально для того, чтобы пощадить мужскую половину человечества.
Но кажется, у них 1:1, потому что он тоже кое-чем упирается в то самое белоснежное кружево, для которого отведено почетное место в его мыслях.
— Ла… — жарким стоном выдыхает он ее имя, но осекается. Как ее назвать?
Лайя? Или все же Лале?
Да черт! Пожалуй, он обойдется без имен и ограничится пошлым «дорогая» и «да, детка!».
Лео опять припадает к ее сладким губам, упиваясь их восхитительным вкусом. Ладони бесстыдно путешествуют по ее телу. Она хватает его за плечи, слегка впиваясь коготками в каменные мышцы. Пробегает подушечками пальцев по его шее, заставляя от наслаждения закусить ее губу… И хватается за резинку, в плену которой находится густая рыжая грива, настойчиво стягивает ненужную деталь вниз.
Чистая медь рассыпается по его плечам и тут же стекается к ней, лаская оголенные ключицы.
— Давно хотела это сделать, — Лайя расплывается в сладострастной улыбке, окончательно сметая в его голове все предупреждающие знаки.
— Тебе показать, что я давно хотел сделать? — рычит он, закусывая мочку ее уха, а потом и шею. — Боже! Ты… прекрасна…
— Ммм, очень интересно. — Она отшатывается и ее пьяные, с темной поволокой глаза бросают вызов, а рука бесцеремонно забирается ему под футболку и ползет вверх, очерчивая каменные кубики пресса.
Ее прикосновения превращают его в сплошной оголенный нерв. В послушного песика, ждущего ласк, как собственного хозяина. Лео закидывает голову, прикрывает веки и, кажется, перестает дышать…
До тех пор, пока ее ладонь не добираются до его соска. Лайя с ощутимым напором зажимает его между пальцами, тем самым выбивая из легких парня застоявшийся воздух, который вырывается протяжным стоном.
— Ты что-то собирался со мной сделать? — долетает до него ее сексуальный насмешливый голосок, а рука скользит дальше, наметив очередное коварство. — Намекни хотя бы. — Теперь эта чертовка обнимает ногами его бедра, и подтягивается еще ближе.
Она над ним издевается. Хочет его смерти. Это она его подчиняет, но он и так уже пал.
Аслан доблестно погиб на поле боя. А он, Лео, умрет прямо здесь и сейчас от одного только желания овладеть ею. От одного ее греховного запаха, запретного вкуса губ. Хотя плевал он давно на все запреты. Она впиталась в него, забрала волю и рассудок. Из всех пороков она, - безусловно, самый тяжкий.
Давно нарастающее напряжение в паху достигает такой точки, в которой терпеть уже невозможно. Желание срывается с цепи. Лео в два счета укладывает девушку на лопатки, придерживая за затылок. На пол летит весь ненужный хлам: книги, какие-то шкатулки, папки и тетради. Канделябр, задетый нетерпеливым размашистым движением, тоже летит вниз, издав громкий лязг. Через пару секунд их рай поглощает абсолютная тьма…
Лео аккуратно опускается сверху. Он не может ее видеть, но может обонять и осязать. Оставшиеся чувства так остры, что можно о них пораниться.
Пальцы наощупь находят бретельку, получая электрические разряды от ее кожи. Он спускает тонкую веревочку с плеча, даря взамен чувственный, влажный поцелуй.
— Намек достаточно очевидный? — он не видит ее глаз, но представляет, как они полны иступленным желанием. Боже, как же она нужна! Как же он хочет сделать эту плохую девочку своей. Наказать ее за опасную игру минутами разратного блаженства.
— Нет!
Ее крик бьет под дых, забирая весь кислород, которым можно дышать. Она грубо отталкивает его куда-то в пустоту. В пропасть, где лететь он будет бесконечно.
Что, черт возьми, произошло?
Неужели можно быть такой жестокой дрянью? Он готов прибить ее на месте прямо сейчас.
— Лайя, ты… — он не может подобрать слова. Слишком больно. — Ты могла меня сразу оттолкнуть? До того, как мы оказались… Ррррр
Горькая усмешка касается его губ, но она этого не увидит.
Кажется, с самого начала это была не его игра…
Комментарий к Часть 16. Into the dark
Надеюсь, немного покрошила вас на клочочки.
Будет интересно услышать в отзывах, как вам такой Лео) ну и финалочка.
========== Часть 17. Свет во тьме ==========
Комментарий к Часть 17. Свет во тьме
Пользуясь случаем, всех с наступающим Новым годом! Любви, счастья, тепла, взаимопонимания и стрррррраааасти 🔥
P. S. Намек относительно динамо был в заголовке.
Наше подсознание — вещь темная и неизведанная. Там на привязи изнемогают страшные демоны, ждущие удобного момента, чтобы сорваться и разинуть свою ненасытную пасть.
И этот момент неизбежно наступает.
Всегда.
И тогда демоны принимаются за свою трапезу, заставляя тебя задыхаться от чувства безысходности и собственной беспомощности.
А когда они наедаются, уходят обратно дремать, набросив на шеи оборванные веревки. И ты думаешь, что теперь все хорошо.
Но нет. Они потревожили чужих демонов, и те тоже жаждут лакомого кусочка…
°
Прошло три недели с тех пор, как мы с Милли вернулись в Лэствилл, и все это время, каждый день от рассвета до заката, без обеда и выходных, я старалась с головой загружать себя подготовкой к выставке Влада. Дел, действительно, было невпроворот, а время поджимало. По утрам я улыбалась себе в зеркало вымученным оскалом и громко говорила, что жизнь налаживается. Если верить психологам, то аффирмации очень помогают принять желаемое за действительное.
Но чем дальше, тем яснее становилось, что это не работает.
Такая действительность была похожа на руины здания, которые завесили яркой тряпкой с напечатанной на ней картинкой былого великолепия.
Или на оставленный со вчера чай: с виду все нормально, но пить уже отвратительно.
Самообман вскрывался с приходом темноты. В моей самозабвенной гонке все же приходилось делать передышки на сон — и тогда запретные мысли сносили возведенные за день плотины и накрывали меня с головой.
Воображение будто издевалось, рисуя наши с Лео обнаженные тела в той злополучной комнате, и все мое существо отзывалось на эти фантазии разливающимися волнами возбуждения и ноющим томлением внизу живота.
Каждую ночь, засыпая в холодной постели, мне приходилось ласкать себя, чтобы сбросить это чертово напряжение, получить желанную разрядку. Но «болеутоляющего» хватало ненадолго — вскоре тело опять изнывало по бессовестным рукам и горячему языку охотника.
Ненасытной плоти требовалась хорошая порка. Ремнем. Чтобы выбить идиотскую дурь и похоть из больной головы.
Но если с телом можно было хоть как-то проработать проблему, то с душой не было никаких шансов договориться. Ее-то не потрогать в нужных местах и игрушками в нее не потыкать.
Душе хотелось не только в постель. Ей до трепета мечталось делить с Лео закаты, просмотренные фильмы, пробежки на свежем воздухе, зонт во время грозы и прочей романтической чепухи. Всего того, чего между нами в принципе быть не могло, о чем он ясно дал понять.
И похоже, охотник даже внял моим предупреждениям: он не пытался искать со мной встреч и в Лэствилле, судя по «полевым» сводкам Милли, так и не появился.