— Не зли меня, тебе же будет хуже. Ну же, Аслан, будь послушным мальчиком.

Понятия не имею, как это вырвалось, но глаза Лео расширяются от удивления, в его обороне появляется серьезная брешь. И я не брезгую воспользоваться моментом: вцепляюсь цербером, грубо надавливаю, подчиняю.

— Отдай револьвер! — повторяю я приказ.

Лео делает шаг ко мне. Потом второй. Сломленное сопротивление ласкает душу, в груди нарастает сладкое чувство собственного превосходства. Я вошла во вкус: он ощущается металлом на языке.

Хочу, чтобы охотник получил все, что заслуживает. Хочу отомстить за разбитое сердце Лале. Или это мое сердце он тронул, отогрел, а потом безжалостно направил на него дуло револьвера? Зря, я мстительная. Надеюсь, я даже хуже, чем он мог предположить.

Я забираю из рук Лео оружие и грубо отталкиваю парня к стене. Сейчас начнется моя любимая часть представления.

— Ла…ура? Как…? — Лео встряхивает головой. Удар об стену взбодрил его и сбросил гипноз.

— Удивлен? — нагло смеюсь я, прокручивая на пальце револьвер.

— Как тебе удалось?

— Сейчас важно другое, — я подхожу к нему и втыкаю дуло в шею: туда, где так соблазнительно пульсирует тонкая голубая венка. — Как ты убедишь меня сохранить тебе жизнь, дорогой?

— В себя случайно не попади, а то меня подставишь, — с издевкой бросает он, игнорируя мой вопрос.

— Ты специально нарываешься? — вскипаю я. Дуло револьвера с нажимом чертит по его груди и останавливается у сердца.

***

Нью-Йорк, Гарлем, 2 года назад

Ее руки дрожат, тело бьет озноб. Но самое странное, что ей все равно, что с ней будет.

Где-то неподалеку слышится приближающийся топот и Мэтт с ухмылкой замечает:

— Мои парни. Тебе не уйти, Лале!

Он, уже успев подняться на ноги, возвышается над ней и смотрит снисходительно, с жалостью. А она не понимает, почему он расслабился раньше времени. Ведь ей ничего не стоит нажать на курок, забрать его с собой и, быть может, продолжить их состязание уже в аду.

Но оно ей надо? К черту! Она лучше отправится в ад налегке. Тем более ее багаж уже там, такой большой, что еще и придется доплатить за превышение габаритов.

Лале по асфальту толкает к ногам Мэтта револьвер, безмолвно прося об одолжении, но тот не двигается с места.

— В чем дело? — раздраженно скалится она. — Предложение щедрое. Два раза не поступает.

— Рано тебе еще, оказывается.

Она не понимает смысла его слов. Несколько минут погоды не сделают. Или ее собрались убивать долго и мучительно? И не успевает привыкнуть к новой мысли, как из-за угла выскакивают двое охотников.

— Мэтт? Все в порядке? — мужчина замолкает, натыкаясь взглядом на Лале. — А это…

— Не стрелять! — приказывает Мэтт и уверенным шагом направляется к напарникам.

Лале и понятия не имела, что в «Тетра» настолько железная дисциплина. К тому же, Мэтт был не самой крупной шишкой в системе, а его приказ противоречил всем принципам организации. И эти идиоты все равно его слушаются, словно загипнотизированные?

***

Воспоминания яркими, короткими вспышками взрываются в голове, как шарики от пейнтбола, оставляя несмываемые пятна.

Меня спас охотник. Вытянул мою душу на солнечный свет, позволил ей помучиться, очищаясь от скверны преисподних канализаций. Он заставил меня обратить взор на крошечную крупицу света внутри и взращивать ее, как тепличное растение. Благодаря ему два года назад я вырвалась из мира, где вертелась, как проклятая крыса в мясорубке. Я стала Лайей: не праведницей, конечно, но хотя бы не таким ничтожеством, каким была.

— Слишком долгая прелюдия, Лаура. Стреляй, если решила, — приказывает в ухо низкий грудной голос Лео.

Судорожно сжимаю ствол револьвера: кажется, еще чуть-чуть и на металле останутся глубокие борозды от моих пальцев. Ничего я еще не решила! Воспоминания, словно спасательный трос, тянут меня обратно из засасывающей пучины собственной беспощадности. Никогда не понимала, кто же тащит за другой конец.

Вампирские инстинкты во мне угасают, уступают место человеческой осознанности. И вместе с осознанностью врываются еще более изощренная боль и чувство жгучей вины. Я отступаю от Лео на несколько шагов и пытаюсь успокоиться.

Я не хотела. Я, правда, не хотела! Он сам вынудил меня защищаться.

Сползаю на пол и со злостью забрасываю ненавистную железяку под кровать. Глаза наполняются слезами и я тут же растираю побежавшую каплю рукой. Так тошно мне еще не было никогда.

— Ты спрашивал, что я затеяла? Пришла убить тебя. Да, вчера ночью я появилась именно ради этого!

— Кто такой Аслан? — строго спрашивает Лео. Кажется, его совсем не трогает моя исповедь и он потерял интерес к собственному вопросу.

— Что? — округляю я глаза. — Я говорила тебе.

— Уверен, тебе есть, что добавить.

— Иди к черту, Лео! Я сегодня уезжаю. Мы с тобой больше не увидимся.

— А кто сказал, что я тебя отпущу?

Действительно! С чего это я взяла, что мы полюбовно расстанемся? Мне же еще нужно пережить процедуру метания осиновых кольев.

— Не отпустишь? Прекрасно! — Я поднимаюсь с пола и на дрожащих ногах подхожу к его ящику с боевым арсеналом и начинаю с остервенением там рыться. — Патроны… Зеркало… Кстати, Лео, откуда ты знаешь про зеркало? Впрочем, не важно. Ты в курсе, что долгое воздействие солнечных лучей через качественную (это важно) серебряную поверхность, может не только оставить пустяковый ожог, но и убить? Об этом вообще никто не знает, даже не все вампиры. А ты теперь знаешь.

— Лаура, остановись!

— Так… Поджигающие смеси… Идеально… О! Вот, парочка осиновых кольев… Выби…

Я не успеваю договорить, потому что Лео подскакивает, резко хватает меня за плечи и разворачивает к себе. Мы скрещиваем взгляды, словно шпаги.

— Прекрати! Я не собирался этого делать. Я не причиню тебе вреда!

— Уже причинил! — констатирую я. — Отпусти меня!

Я с силой бью кулаками в его грудь, вымещая всю свою обиду и злость. На него, на себя, на весь мир. А он терпеливо сносит удары, и только когда понимает, что это может не закончиться, ловит в воздухе мои запястья и дергает на себя.

Наши лица оказываются напротив, сбивающиеся выдохи щекочут губы друг друга, его ладони жгут кожу. Я замираю. Он рядом: так близко, что касается поврежденного плеча водопадом рыжих волос.

Меня пленит рыжее. И зеленое тоже.

Лео отпускает запястья и одной рукой нежно проводит по моей щеке, а потом поддевает подборок и заставляет посмотреть в глаза. Он пытается что-то прочесть в моем взгляде. Молчит, но я не хочу, чтобы он говорил.

Нежданная нежность, тепло рук и океан в глазах выжигают сердце посильнее серебряных пуль. Я не понимаю, что происходит между нами, но это что-то такое естественное, будто по-другому и быть не может.

А потом его губы очень медленно и чувственно касаются моей щеки. Еще раз. И еще. Он ведет ими по лицу, не торопясь, растягивая сладкую негу, пока, наконец, мои губы не оказываются в его власти. И вот тогда наступает самое настоящее неконтролируемое безумие.

Душа рвется с цепи. Я позволяю себе раствориться в моменте, разрешаю просто чувствовать и не думать. Потому что если думать, то можно сойти с ума от боли. А если чувствовать, то — от счастья, пусть и на миг. Всего один миг, пока все снова не обрушилось.

— Нам грустный мир приносит дня светило,

Лик прячет с горя в облаках густых…

От этого голоса мои ноги подкашиваются, и Лео едва успевает подхватить меня за талию неуверенной рукой. Его внимание переносится на искусного оратора, который вырос посреди номера, как из-под земли. Впрочем, примерно так и было.

— Идем, рассудим обо всем, что было.

Одних — прощенье, кара ждет других.

Но нет печальней повести на свете, — (очень наиграно)

Чем повесть о Ромео..

(драматичная пауза)

и Джульетте.

Локид закончил блестящее прочтение и с довольной ухмылкой уставился в наши шокированные лица.