К несчастью, в столовой нас уже встречает широкая белозубая улыбка Локида, которая вполне могла бы существовать отдельно, как и у чеширского кота. Бес вальяжно встает и подходит к нам, по очереди целуя руки.

— Доброе утро, милые дамы! — бодро приветствует он, и ведет себя так, будто хозяин здесь он. От показной манерности к горлу подкатывает тошнота.

— Доброе утро, господин Локид, — отзывается Сандра.

Я пристально наблюдаю за ними двумя. Хоть что-то в их поведении должно намекнуть, что же произошло за полуночным ужином: Ноэ может выдать себя глупой шуткой, Сандра — смущением. Но все слишком обычно и одновременно чересчур странно. Хозяйка разливает по чашкам неизвестно кем сваренный кофе и протягивает нам. Они с Ноэ увлекаются милой, ничего не значащей болтовней.

— Ты ночью дала обет молчания? — слышу я издевательский голос. Отрываю взгляд от чашки и замечаю, что две пары глаз устремлены на меня.

— Я? — удивляюсь тому, что даже безмолвием привлекла к себе внимание. — Ах, не обращайте внимания, мне просто нравится вас слушать.

Ноэ чуть морщит нос, недовольный, а Сандра изящно скрывает улыбку ладошкой.

— Я надеюсь, вам комфортно у меня в гостях? — заполняет она образовавшуюся паузу любезной нелепостью.

— О, да! — отзывается Ноэ. — Будьте уверены, румынское гостеприимство навсегда оставит след в моей душе.

Они перебрасываются тайными взглядами, которые я успеваю уловить, а потом Сандра подрывается с места и, хватая свою еще не допитую чашку, скрывается за дверью в кухню.

— Она какая-то странная сегодня, — говорю я, с подозрением смотря на Ноэ. — Что вы делали вчера за ужином?

— Ничего такого, что ей бы не понравилось. — Он специально отвечает так, чтобы подлить масла в огонь. — Лайя, милая, займись своими проблемами. Не надо пытаться сунуть свой маленький изящный носик везде. Мне кажется, Милли уже пора вставать? Сходила бы разбудила.

Я сжимаю зубы и встаю, громко скребя стулом по каменному полу.

— Пожалуй, ты прав, — натягиваю я кислую улыбку и отправляюсь в холл.

Изнутри точит предчувствие, что меня оставили в дураках. Ноэ определенно что-то знает и, возможно, даже сам приложил мастерскую руку к изменениям Сандры. Но я понятия не имею, что он осмелился с ней сделать. Хочется верить, что ничего ужасного и необратимого.

Я уже собираюсь повернуть в гостевое крыло, как мое внимание привлекает какой-то предмет, притаившийся в сумраке, рядом с входной дверью. Я подхожу ближе и замечаю метлу, небрежно кинутую на пол.

Вмиг меня настигает та призрачная догадка, которая все никак не могла оформиться в невыспавшейся голове. Внутри закипает негодование, меня разрывает от ярости. Я поднимаю метлу и вбегаю с ней в гостиную. Сандры по-прежнему нет.

Демон, завидев меня, начинает заливисто смеяться:

— Лайя, пошла мести двор или улетаешь?

— Ты охренел, Локид? — я стараюсь говорить тише, но едва ли выходит. — Как только у тебя хватило наглости дотянуть до нее свои поганые ручонки?

— Ты про метлу? — он театрально вскидывает брови. — Впервые вижу.

— Хватит корчить из себя шута! Во что ты втянул Сандру? — Я замахиваюсь своим орудием и обрушиваю на Ноэ град ударов, а он уворачивается, и даже улыбка не сходит с лица.

— Эээ, полегче! Совсем с ума сошла? Ты сейчас бьешь своего босса, безумная! — В конце концов он вырывает метелку из моих рук и отбрасывает в сторону. — Ты же знаешь, что со мной все добровольно, Лале. Ты ведь, кажется, тоже когда-то была не против моей помощи?

— И какая ее плата за твою «помощь»? — едко говорю я, делая акцент на последнем слове.

— Никакая! — улыбается он. — Это было бескорыстно.

Такого просто не может быть! Я не верю ни единому слову демона. Моя плата была слишком высокой, я запятнала душу так, что ее никогда не отмоешь!

— Знаешь, — вдруг открываю я рот, с горечью выталкивая слова, — это худшее, что со мной случалось!

Ноэ, конечно же, веселит обреченность в моем голосе, он растягивается в притворной ласковой улыбке:

— Ну же, не лукавь! Вспомни, кем ты была без меня. А теперь так оперилась, что посмела упорхнуть от папочки. И тебе это даже сошло с рук. Ну, кто здесь хороший мальчик?

Меня раздирает боль, злость и нежелание признавать, как же он прав. А он прав. Я слишком погрязла в крови. Если бы Ноэ тогда не вернул мне прежний облик, я бы осталась чудовищем. Не было бы всех дальнейших событий, которые вели меня так ладно, словно мне светила путеводная звезда.

А потом я смогла освободиться. Перегрызть нить, которая связывала нас.

***

Нью-Йорк, Гарлем, 2 года назад

Она крадется по темным проулкам, стараясь не отбрасывать тени, потому что он видит даже затылком. Он знает, что она следит за ним. А она знает, что поймать его не так просто.

Они слишком хорошо знакомы. Она пытается прикончить его уже месяц, но каждый раз он, словно рыба, выскальзывает из рук. Но она убеждена, что удача любит терпеливых. Лале — терпеливая.

Они, как крысы, коих здесь и так кишмя кишит, рыскают по самому грязному и криминальному району Манхэттена. Зловонный запах канализации — вечный спутник нью-йорских улиц — впитывается даже в кожу. С соседней улицы слышны звуки каких-то разборок. Ей не привыкать: в каких только помойках она не лазала за свою продолжительную карьеру.

Он преследует свою жертву — парня, только что юркнувшего на угол 125-й улицы. Лале собирается свернуть за ними, но кто-то грубо хватает ее за руку:

— Какая крошка! Марго не обманула, нагадав мне удачный день.

Она бросает недобрый взгляд на нахала, посмевшего прервать ее в столь неподходящий момент: чернокожий, крепкий, в растянутой борцовке и кепке, закрывающей глаза тенью от козырька.

— Не ходи больше к ней, хреново гадает. — Лале в нетерпении рвет руку; несколько секунд промедления чреваты для нее потерей следа. И она уверена, что противник знает, что она отстала.

Но парень не желает так просто отпускать ее. Прежде чем Лале успевает опомниться, он впечатывает ее спиной в кирпичную стену и тут же зажимает рот.

— Крошка, Марго никогда не ошибается.

Внутри нее вскипает настолько слепая ярость, что она перестает его отчетливо видеть. Обращение происходит за считанные секунды: она буквально закрывает черные глаза, а открывает уже красные, пылающие кровавым огнем ненависти. Лале чувствует, как по органам разливается сила, ее одолевает жажда крови.

Воспользовавшись замешательством парня, она бьет его коленом между ног. Он сгибается пополам, воя от боли, но ее это не останавливает. Она роняет его на асфальт и набрасывается сверху. Острые белоснежные клыки светятся в темноте. Они приближаются к его шее, непреодолимо, судьбоносно.

БА-БАХ!

Застоявшийся воздух пронзает выстрел и тут же еле слышный вскрик. С Лале будто спадает наваждение и она отшатывается от парня. Она понимает, что ее охотник нашел свою жертву, и она не может тратить время, на то, чтобы пускать кровь какого-то недоумка.

«Все-таки у кого-то сегодня счастливый день, Марго не ошиблась».

Лале вскакивает и бежит к месту происшествия, примерно ориентируясь на звук выстрела, местоположение которого вампирский слух определяет достаточно точно. Она путается в поворотах, сбивается с ног, чтобы только успеть. Каждая секунда промедления слишком дорого стоит ее репутации, которую охотник подмачивает вот уже месяц.

Завернув за угол очередного здания, она попадает в пустынный задний двор. Но именно сюда она рвалась из последних сил. Лале льнет обратно к стене, чтобы остаться незамеченной, и осторожно выглядывает из-за угла.

Холодная яркая луна освещает поле боя: жертв и победителей. На земле лежат двое, а подле стоит охотник, вертя в руках револьвер. Она проскальзывает за мусорный бак, чтобы приблизиться, клыки начинают чесаться так, что вампирша с трудом подавляет скрежет зубов.

Охотник не успел предотвратить нападение, но очень точно попал вампиру в сердце. Тот еще жив, но бьется в предсмертной агонии. Он обречен.