Сердце тяжелым булыжником громыхнуло вниз на дно желудка, больно отдавая по внезапно ослабевшим, почти ватным ногам.

Как украли?! Мою дочку?! Ей всего пятнадцать!

При этих мыслях слезы брызнули из глаз отца. Оглядывая теперь сквозь пелену зыбкую толпу, он обратил внимание на парня, который радостно и смущенно улыбался, глядя на него. «Хана тебе», – то ли только подумал, то ли вслух сказал Болат и зло прищуривая глаза, сделал шаг к нему. Бабушки и женщины, давно распределившие роли для себя и имевшие опыт в подобных сценах, тут же с воплями бросились под ноги мужчины, цепко охватывая его, не давая сделать и шага. Несколько женщин повисли на плечах и руках, обездвиживая его.

Болат, вначале удивленно оглядывая женщин, гроздьями повисших на нем и одновременно кричащих о пощаде и счастье молодых, со злостью начал расшвыривать всех, пиная и ударяя, заводя себя, не сдерживаясь и не разбирая, кто перед ним.

Жена, погруженная в свои невеселые мысли, услышала неожиданные шум и крики, доносящие с холла. Среди них отчетливо был слышан яростный рык мужа: «Убью всех, су…и».

Ботагоз, бойкая по характеру, бросилась из спальной комнаты к двери. Когда она босая выбежала из квартиры в холл в легкой и яркой, дорогой и модной пижаме, купленной в Италии, распахнув входную дверь полностью настежь, то взоры одетых в зимние выцветшие полушубки, потертые дубленки тут же приковались к ней. За ее спиной проглядывалась явно богатая и современная прихожая с дорогими предметами интерьера. Неожиданное появление молодой женщины в облегающей, подчеркивающей волнующие формы, легкой накидке, никогда невиданной до этого момента и эротической для жителей сельских районов, заставило всех резко остановиться и замолчать.

Только Болат, воспользовавшись секундной паузой, завершил начатое. В легком прыжке на подскоке левым боковым он точно попал, куда метил. Ощущая, как костяшки кулака погружаются в мягкие ткани, как лопаются хрящи носа паренька, он испытывал дьявольское удовлетворение. Пробуждалась в нем иногда такое иезуитское коварство. Он хотел не просто избить этого парня, отобравшего у отца родительское счастье, а именно покалечить, изуродовать вора.

Лет тридцать назад ребята с зала восторженно похлопали бы такому удару. «Как по книжке», – одобрительно бы сказал Сан Саныч, уважаемый всеми тренер.

Но в этот раз только испуганный вздох пронесся среди толпы, а из мужчин, возможно даже, близких родственников парня, никто не бросился к Болату с желанием отомстить. Норковая шапка, причесанная и начищенная, далеко отлетела от лежащего без сознания ее хозяина.

Золотозубая бабушка, потерявшая свой белый платок, подбежала к Ботагоз и искательно заглядывая в глаза, при этом прижимая руки к сердцу, что-то быстро стала ей объяснять. У Болата был нарушен слух еще в детстве, поэтому он не мог разобрать, что шепчет эта седая ведьма, по его определению. Его жена в ответ на слова старухи несколько раз переспрашивала, удивленно поднимая при этом свои красивые брови. В конце краткого диалога она громко произнесла: «Долбан». Это было любимое ругательство Болата и со временем оно приелось и к Ботагоз. «Долбаны», – повторила она звонко, обращаясь ко всем.

– Эти придурки ошиблись адресом. У нас новый дом, только построенный, адрес: двадцать семь дробь один, – на последних словах она громко обратилась к толпе и еще раз повторила, – дробь один!

Генплан города, разработанный при Советском Союзе, не предусматривал будущее расширение и точечную застройку квартала. И девелопер, найдя единственное удобное место между двумя серыми панельными старыми постройками, возвел одноподъездный уютный светлый малоэтажный дом. Которому присвоили номер через дробь. Поэтому если идти с конца улицы, то невнимательные люди могли не заметить или проигнорировать черточку на номере дома.

– Долбаны! – уже сам Болат прокричал на всю делегацию.

Схватив в прихожей ключи от машины он, перепрыгивая через несколько ступеней, как есть, в спортивном костюме, который он носил дома, выскочил на заснеженную улицу. Он не слышал, как ему кричала жена: «Куртку надень! Ты телефон забыл!».

Мягкая зима, обычная для южных регионов, после семи лет, проведенных в столице, нравилась Болату. Нравилась своей неторопливостью, спокойствием в отличии от суетливой, неугомонной астанинской зимы с ее постоянными метелями, буранами. Как зрелый взрослый человек выдержан, уравновешен по сравнению с молодежью с ее эмоциональными взрывами, перепадами настроения, так и южная зима выигрывала в этом плане.

Болат, проезжая через весь город, постепенно остывал от пережитого. Подъехав к торгово-развлекательному центру, он только сейчас обратил внимание, что выехал без телефона и денег. Пришлось парковаться на противоположной улице, бесплатно.

Среди многочисленных посетителей фуд-корта он нашел столик, за которым сидела его дочка с одноклассницами, поедая фастфуд.

– Папа? А что ты здесь делаешь?

– Я? Да так, встреча одна. Я посижу здесь, неподалеку от вас.

– А, ну ладно.

Старшая дочка, которая пыталась вести себя, как уже современная сформировавшаяся девушка, в глазах папы все еще пока оставалась хрупким и угловатым робким подростком. Все говорили, что старшая дочь, Динара, сильно похожа на папу, в отличии от младших, которые больше походили на Ботагоз. Наблюдая, как дочь общается с подружками, как неторопливо ест, сердце отца наполнилось такой нежностью к своему ребенку, таким беспокойством о ее будущем, что непроизвольно глаза снова затеплились влагой.

Вечером за ужином Ботагоз всем объявила: «Ладно, летите дети с папой в Алматы, а я через пару дней, как раз тридцать первого прилечу к вам».

***

Прочитав молитву за столом и передав разломленную лепешку всем, мама довольная оглядела свое семейство. Вот старший сын, высокий и сохранивший подтянутую фигуру, но солидный, уже с повадками состоявшегося чиновника, привыкший повелевать, бережно накладывал своим маленьким детям дымящий бешбармак в тарелки. Ее внуки, красивые, большеглазые и еще пахнущие запахом теплого молока, притихшие во время молитвы, снова продолжили шумно спорить и обсуждать свои незамысловатые заботы. Младший ее сынок, неженатый до сих пор, отвыкший от домашней еды, жадно придвинул к себе большую тарелку с мясом, не забывая про мамины соленья и салаты. Только невестки, жены старшего сына, не хватало за столом.

– Мои дорогие, айналайын, через несколько дней наступит новый год, хочу пожелать всем добра и счастья, – торжественно объявила мама.

Глава 2 – ГГ

– Гульзима Габитовна, еще раз напоминаю о служебной дисциплине. Приказ будет готов. Не пытайтесь оспорить. Передавайте дела. Срок месяц, – баритоном и с некоторой ленцой звучал голос в роскошном кабинете.

Хозяин помещения, новый начальник управления здравоохранения города, представительный мужчина, был вхож в любые двери. Мог и на охоту, и на рыбалку, и в баньку сходить с кем нужно. Этим он выгодно отличался от своих коллег-медиков, женщин, в своем большинстве.

Сегодня он решал кадровый вопрос. Нужно было посадить на место первого руководителя крупного медицинского центра человека «из своих». Ему отдали разъяснение «большие люди с самих верхов», с которыми он никогда не спорил.

И вот теперь, глядя на главврача центра, он просто информировал ее, что нужно освободить место начальника, а самой перейти в замы.

Гульзима Габитовна, как говорится, «не первый год была замужем» и понимала правила игры. В профессиональной среде у нее уже было собственное почтительное прозвище: «ГГ», а это большое достижение. Сама она при своей привлекательной внешности, к своим цветущим годам, не была замужем. Одиночество есть в каждом из нас. Быть одному – это другое, иногда тут бывает выбор. Высокие требования у нее были к мужчинам, и в первую очередь, к уму.