– Я в кафе, как и говорила. И действительно сейчас работаю. Приезжай, если хочешь. Я буду ждать.

– Так я уже подъехал. Выходи.

– А где именно ты стоишь?

– Прямо возле входной двери. Кафе уже давно закрыто. Ты где? – понял он, что она его обманывает.

– Ну, ты пока съезди домой. Чтобы тебя возле кафе никто не видел. И я тихонько выйду. А минут через десять подъедешь.

– Как ты выйдешь, когда кафе уже закрыто?

– Через дверь. Как же ещё?

– Но на двери висячий замок. Как ты откроешь его изнутри?

– Я работаю внутри кафе, в подсобке. Там есть маленькая дверка такая слева, видишь?

– Так ты же работаешь официанткой, а не кухработником, – усмехнулся Лёша.

– Появилась срочная работа по подготовке к корпоративу. Надо кое-что тут согласовать.

– Под кем это ты там его что-то согласовываешь?– усмехнулся он. – Только не согла-суй это слишком глубоко. И не уходи в эту работу с головой, – усмехался он, намекая на минет.

– Приезжай за мной ровно в два! – попыталась она закончить этот цирк. – Я буду ждать тебя возле кафе.

– Тогда ты выйди ко мне на секундочку, чтобы я убедился в том, что ты именно там. И работай дальше. А не подъедешь к кафе к двум часам и будешь мерзнуть на улице.

– Мне сейчас некогда, – возразила она. – Нужно многое успеть.

– Я понимаю, что ты держишь меня за идиота, – усмехнулся он, – но не за конченного же. Если ты не выйдешь сейчас же, ты только убедишь меня в том, что ты прямо сейчас изменяешь мне с другим.

– Прости, но мне действительно сейчас некогда. Даже разговаривать с тобой об этой ерунде.

– Ты разве не понимаешь, как сильно ты сейчас себя этим позоришь? – вздохнул он, перестав смеяться. – И меня – своей связью с такой вот девушкой, – напомнил он ей о том, что она согласилась считать его «священным животным» и забыла о том, что должна ему поклоняться. – Ты меня унижаешь. Оной мыслью о том, что ты хотя бы можешь сейчас мне изменять. А не делаешь это прямо сейчас. Черт знает с кем!

«Прощай!» казалось, должно было прозвучать в повисшей между ними паузе.

– Ты хочешь со мной расстаться? – испугалась она.

– А ты и рада! – усмехнулся он. – Теперь ты так просто от меня уже не отделаешься. Это всё равно, что вырубить противника нокаутом. Для меня это уже слишком просто. Просто тебя вырубить. Топором отказа. Я буду причинять тебе боль долго и медленно, – усмехнулся он, понимая насколько абсурдно для неё это звучит. – Наслаждаясь твоими муками раскаяния – во всем, что ты сейчас совершаешь не со мной. Смакуя твои мучения, – усмехнулся он, давая ей понять, что он говорит это не серьёзно, чтобы она не подумала, что он «садомаза». – Не забывай, что с тобой я всего лишь собираю материал для своей книги. И то, как ты сейчас себя ведёшь, будет определять то, какой ты будешь выглядеть в моей книге. Ты себя создаёшь не только в моих глазах, но и в глазах всего мира! Никогда об этом не забывай. Что я всегда и прежде всего Художник. А ты – моя натурщица. Так что ты можешь делать всё, что тебе угодно. Тебе же хуже! – снова усмехнулся он. – А то, что уже будет написано пером, не вырубить ни одним топором! Так что даже не думай о том, что ты меня тут так просто вырубишь. Как телевизор, – усмехнулся Лёша, и сказал, как и учил его дядя Андрей. – За прогул – даю отгул! – наказывавший так рублём своих комбайнёров во время уборки урожая в его бригаде. – Встретимся ещё ровно через неделю. Раз уж ты не торопишься со мной встречаться. Мне, если честно, хочется посмотреть на то, что из всего этого получится. На бумаге, – усмехнулся он, намекая ей, что ему придётся тогда её жестко высмеять. – Если у нас с тобой так ничего и не получится. Пока!

И не ездил к ней ещё неделю. А если она ему снова изменяла – именно в этот день, то уже – две.

– Может, мне завести себе другую девушку? – спрашивал он тогда, натыкаясь на «окно» в её плотном графике посещений.

И они решили, что ему пора к ней полностью переехать.

– Чтобы полностью тебя контролировать, – улыбнулся Лёша.

– Если ты до сих пор мне не веришь, – улыбнулась в ответ Юлия.

– Я ни во что и никому никогда не верю, – лишь улыбнулся он. И остался у неё ночевать.

Наутро съездил к матери за вещами и остался жить у Юлии до самого ухода на мини-плавбазе. Чтобы она понимала, что скоро он получит много-много денег. И у неё висела впереди эта «морковка». И хоть что-то заставляло её к нему бежать. А не сбегать от него, как раньше.

Хотя приезжавшие к ней подружки то и дело пытались втянуть её обратно в свой омут. Глаз прекрасных. Предлагая и Лёше поехать вместе с ними, если он до сих пор не верит своей девушке. И, как они и ожидали, узнав о том, что он не хочет, настаивали на том, что бы он отпустил её одну.

– Можно я поеду? – спрашивала у него Юлия, делая преданные собачьи глаза.

– Конечно, можно, – улыбался Лёша, расчувствовавшись под её трепетным взглядом и поцеловав её, добавлял. – рабство давно уже отменили. Ты не знала? Но только если ты с ними поедешь, то я тоже уеду. Но уже – навсегда. Смотри сама, что для тебя дороже. Они – или я.

Так сильно тогда его уже это напрягало. И она понимала по его напряженному лицу, что он не шутит. Хотя он уже еле сдерживал смех. Надо всем этим цирком. Где он сегодня – гвоздь программы! Алез!

Как шутил Куприн.

И Юлия с сожалением вздыхала и оставалась с Лёшей.

– А что делать? Сама видишь, какой он ревнивый, – отвечала она подружке. Закрывая за ней дверь. Понимая, что она около полугода заманивала его к себе, как могла, вовсе не для того, чтобы за один вечер с подругой и ещё один чёрт знает с кем (хотя, возможно, приходивший с подружкой в комнату чёрт был не один, и второй уже ждал её внизу в машине) вот так вот запросто расстаться с Лёшей. Своим парнем, которому она уже несколько месяцев поклонялась.

Проблема была в том, что – не только ему. И они оба это прекрасно понимали. Но что они могли со всем этим поделать? И старались – как могли. В постели. Как говорится, от скуки на все руки. Выдавая поделку за поделкой. Жаль, что они не снимали это на камеру. Чтобы было что вспомнить.

Как позже он начал делать это с Васаби. Когда появились телефоны с нормальными видеокамерами. И Лёша тут же купил себе самый дорогой – с цифровой стабилизацией.

И сейчас проблема была в том, что он не мог уйти от Васаби, как от Юлии, хлопнув дверью, из-за того, что снимал жильё сам. Так как Васаби нигде больше не работала и сидела дома.

– Ты будешь моей пленницей, как у Пруста. Читала? – улыбался ей Лёша.

Он «посадил её на цепь» и никуда не выпускал, чтобы не думать о ней всякую ересь и не сгорать от ревности, изводя себя во время ожидания очередной заявки. Наслаждаясь тем, что есть. Чтобы она, от скуки, тоже старалась с ним в постели на все лады. Так как в этой самой дешевой тогда квартире не было даже телевизора, и она пыталась весь день «залезть на стену». Как понял Лёша по её реакции на него, когда он наконец-то приходил поздно вечером с работы. Вновь и вновь предлагая ей купить альпинистское снаряжение. Если она заявляла ему, что уже не знает чем заняться. «Четыре джи» тогда ещё небыло. А по «три джи» лазить в интернете было дорого. Ведь денег было только-только – оплатить жильё, кредит за машину и купить еды. Так как готовить Васаби ещё не умела. Даже пока работала, заставляла шефа готовить ей украинский борщ. И побродив задумчиво по магазину, ему приходилось есть её неумелую еду.

Ведь он учил её готовить сам. Так как его самого научили готовить ещё в армии, когда сослали с Командного Пункта в Рубиновом Городе на Точку и, не зная, куда ещё его пристроить, Старшина поставил его поваром. Сам выдавая ему продукты и объясняя затем, как именно их использовать, потому что тот «привык сидеть на шее своей матери», грузно усмехался Старшина, и ничего в этой жизни не умел.

Иногда он её баловал, но только её, не позволяя себе ничего лишнего. Кроме самой Васаби. Наслаждаясь её телом, которое принадлежало уже ему одному. Как он и мечтал! О своей любимой кореяночке. Ведь когда он приходил с работы, и они садились ужинать, Васаби съедала свою порцию, затем то, что он иногда ей приносил, а минут через десять шла и отрыгивала всё это в унитаз.