А такие, как я, и вовсе вздохнули с облегчением. Раньше к оборотням относились хуже, чем к бродячим псам, а теперь всё, равноправные члены общества. Тем более что мы появляемся на свет в нормальных человеческих семьях. То, что оборотнем становится укушенный метаморфом – бред. Того, кто это придумал, самого, похоже, покусали. Муха као-као, вызывающая слабоумие, не иначе. Оборотничество – судьба и игра крови. Прабабушка с маминой стороны, не вытерпев головной боли, выпила, будучи беременной, успокаивающее зелье. Дедушка с папиной трижды падал с лошади, и всякий раз получал сотрясение мозга. Не смотря на это, и они сами, и их потомки прожили нормальную здоровую жизнь, и лишь у одного ребенка случился сбой, однажды в его колыбели обнаружили голубоглазого волчонка. Ничего страшного в этом нет, при правильном воспитании и уходе оборотень растет и развивается как любой нормальный ребенок. Спонтанная смена облика происходит только в догоршковом младенчестве, потом контролю учатся, так же, как письму, чтению и счету. Я знаю метаморфов, которые в сознательном возрасте ни разу не примеряли шкуру зверя, а также тех, кто добровольно надолго, а то и навсегда уходил в лес волком, чтобы быть ближе к природе. В общем, сейчас никакой дискриминации. В наемники меня привело не оборотничество.

Публика в серых отрядах подбирается на редкость разношерстная. Ограничением приема служат только возраст, физические кондиции и законопослушность. Чистоту биографии претендента проверяют тщательнее, чем при приеме на службу в королевский дворец. Да, еще женщин в положении не берут, и кормящих матерей тоже, но это состояние временное.

Объединяет наемников одно: вне службы мы никому не нужны. Сироты, изгои, отчаявшиеся неудачники, убежденные одиночки. В случае нашей гибели никто не станет ни оплакивать, ни мстить за нас. Серые отряды берутся за дела, от которых отказываются прочие, где легче лишиться своей буйной головы, чем заработать монету. Хотя платят выжившим более чем щедро.

На такой вот веселой прогулке, первой в своей жизни, я и познакомился с Трэкулом сыном Стензальта.

Честно говоря, я не должен был вернуться их этого похода. Когда сидишь в болоте с перебитой в двух местах ногой, а на хвосте у отряда висят ищейки сопредельного, но не дружественного государства, шансы на спасение не то что стремятся к нулю, а просто уходят в основательный минус. Даже обернувшись волком, я бы на трех лапах далеко не ушел. Догнали бы.

Если спасение одного ставит под удар весь отряд и выполнение задания, тот, кому не повезло, остается прикрывать отход остальных. Это не закон, и даже не правило, а просто веление чести бойца. Если контракт не будет выполнен, все погибшие отдали жизни зря. Когда мы уходили на задание, нас было больше.

Соратники оставили мне лук и воткнули в кочку с десяток стрел, но все понимали, что оружие мне вряд ли понадобится. Пиявицы, начавшие потихоньку подбираться к аппетитной жертве, успели бы раньше, чем погоня. Я уже собирался скинуться волком, чтобы твари хотя бы подавились шерстью, когда ко мне подошел молчаливый средних лет скаегет из нашего отряда.

У наемников не принято прощаться. Что говорить тому, кому осталось на этом свете всего ничего времени? Всякое слово утешения, а уж тем более благодарности будет лишним. Все мы знаем, на что идем, и делаем это сознательно. А что до последней просьбы… У нас не бывает незавершенных дел и ждать вестей о нас некому.

Бородач почесал в затылке, заткнул свое оружие за пояс, пригнулся и вдруг, хэкнув, взвалил меня на плечо.

Что было дальше, помню плохо. От боли и начинающегося жара потерял сознание. Только осталось в памяти, как в минуты просветления мелькали перед глазами голенища сапог мерно шагающего скаегета. Смазанные от сырости дегтем.

Через несколько дней я очнулся в богом забытом городке, как выяснилось позже, в доме местного хирурга. Сперва подумал, что подступает предсмертный бред: вместо трясины и мшистых кочек – подушки, чистые простыни, пахнущие ромашкой. Но примерно через секунду после того, как я открыл глаза, радостный вопль дебелой девицы, сидящей у моей постели, дал понять, что вечный покой мне пока обрести не удалось.

Прибежал какой-то тип, судя по козлиной бородке и рыжим пальцам – лекарь. Легко отделаться не удастся.

Словоохотливая служанка после рассказала, что в одну прекрасную лунную ночь они с господином были разбужены диким стуком в дверь. Лупили так, что, казалось, сейчас сама стена дома рухнет. Прокравшись в прихожую, хозяин и работница немного послушали, подумали и решили самую малость приоткрыть дверь, выглянуть и тут же захлопнуть.

Не получилось. В щель мигом просунулся внушительных размеров походный сапог, а за ним вслед всклокоченная борода. Скаегет! Ночью, близ болот, где жителей каменистых пустошей с роду не водилось. Это мог быть только наемник.

По представлению мирных граждан боец серых отрядов неизменно грязен, зол, груб и матерится через слово. К пришлому скаегету относился только первый пункт. Бородач был весь заляпан тиной и неприятного вида темными пятнами. Что до всего остального… Он вежливо помог хозяевам открыть дверь пошире, вошел, огляделся, уверенно протопал в кабинет, аккуратно свалил на стол молодого парня, не то мертвого, не то без сознания, и невероятно культурным голосом попросил хозяина «посмотреть, что там с мальчишкой».

Доктор был хирургом, к тому же порядком разозленным внеурочной побудкой. Наскоро осмотрев пациента, он предложил для быстроты и простоты дела ампутировать поврежденную конечность. Скаегет философски вздохнул и положил ладонь на рукоять секиры.

В общем, лечили меня долго и муторно, потом пришлось столько же промучиться с костылями, но руки-ноги-лапы у меня в полном комплекте, что в человеческом облике, что в зверином. Правая передняя иногда подводит, но это другая история.

Скаегет, звали его, как выяснилось, Трэкул сын Стензальта, появлялся еще дважды. Первый раз, когда я пришел в себя, – служанка лекаря поведала, что прежде бородатого из дома чуть ли не выгонять приходилось, – а второй через несколько дней. Принес причитающуюся мне часть гонорара, сообщил, что отряд счастливо ушел от погони, а городок этот уже наша территория, куда иноземцы соваться не смеют. Потом удалился и вернулся с повозкой, на коей и отвез меня домой, прямиком в лапы к дядюшке.

Поправившись, я отыскал Трэкула, чтобы поблагодарить за жизнь. Застал весьма примечательную картину: скаегета пытались убить. Пришлось вмешаться. В результате, драпали мы вместе, а потом несколько дней отсиживались у знакомой Трэка, которая то вдохновенно орала на бородача на тему «Во что ты втянул ребенка», то пыталась закормить меня наваристым скаегетским щорбом. Искреннее спасибо госпоже Пандауре, но ее гостеприимное жилище мы покинули почти что с радостью.

После выяснили, что денег ни у кого из нас нет, и отправились в Кардис в штаб серых отрядов, разузнать, нет ли какой работенки.

Работенка была, и срочная, но вот незадача: отрядом может считаться группа, состоящее не менее чем из трех человек, а на примете у вербовщика не было сейчас ни одной команды, к которой мы могли бы присоединиться. Только на скамейке у стены сидела одинокая дамочка, азартно грызущая леденец на палочке. Так мы познакомились с Мокридой.

Обычно серые отряды набираются для каждого нового дела отдельно. Можно, если встретил былого соратника, позвать его с собой, всяко лучше, когда заранее знаешь, на что человек способен. Но в большинстве случаев в штаб наемников являются одиночки. А мы подряжаемся всегда втроем. Мокрида отвечает за целительство, разведку и юридическую сторону составления контракта. Трэк машет секирой, обустраивает в походах наш быт и торгуется с работодателями. У меня меч, лук и святая обязанность перед заключением контракта перекопать гору книг и других документов, легенд, замшелых мифов, народных баллад и площадных частушек, дабы выяснить, не пользуется ли интересующее заказчика место или артефакт дурной славой в веках.