- Я его младший брат,- смутился Шурка.

Директор стал медленно подниматься со стула, словно откуда-то издалека возвращался на землю.

- Тэк-тэк-тэк... Значит, вы его младший брат. Очень хорошо! Ну что ж, очень хорошо!

- Вы меня приглашали?

- Да! А бабушка?

- Бабушка не может - стара, слаба.

- Тэк-тэк, очень хорошо! А как у вас дела идут предвесенние?

- Да ничего, идут. Только семян придется прикупать. Недавно стали проверять сусеки, а там - мыши, много семенного овса поели. И льносемян не хватает. Сейчас вся надежда на лен. Ставку на лен делаем!

Директор начал разглаживать свои усы, оттягивать их книзу, словно они мешали ему получше разглядеть стоящего перед ним гражданина.

- Тэк-тэк... Очень хорошо! А со скотом как? Падеж в этом году был?

- Падежа не было,- отвечал, как на уроке, Шурка.- Мы что в этом году сделали? Мы на зиму наготовили возов пятнадцать веточного корму. Помогло!

- Тэк, очень правильно сделали!

- Да что уж тут правильного, если скот приходится хворостом кормить, а трава нескошенная под снег уходит?

- Это интересно! - вроде как обрадовался директор.- Не успели скосить?

- Каждое лето не скашиваем. А и скосим, так сено гниет на месте, неубранное. Бабушка моя говорит, что бог наказывает. Лучше бы уж разрешили для своих коров хоть понемногу корму заготовить, а то и свои коровы голодные стоят всю зиму.

Директор потянул усы книзу.

- Выходит, что вы хотите в первую голову кормить своих личных коров? спросил он.- А как это называется на нашем языке, товарищ Мамыкин? Слыхали вы что-нибудь о частном секторе в народном хозяйстве?

Шурка не смутился, ответил:

- Коровы не виноваты, что они в частном секторе. Они ведь не в чужом государстве, все советские. И молоко от них пьют не буржуи какие-нибудь, а свои люди. А получается, что ни колхозных, ни своих коров не кормим. Вон какие они стали теперь, от овец не отличишь, разве это коровы - выродки. Сердце кровью обливается, как посмотришь на их жизнь.

- Это у кого сердце кровью обливается, у вас, что ли?

- И у меня. Что я, не человек?

- А председатель ваш куда смотрит?

- Что председатель? Он все помощи ждет. Если б он меньше на советскую власть надеялся, может, лучше было бы. Сам бы думать начал, и скот бы меньше скудался. И свиньи у нас голодают, жалко смотреть.

- Тэк-тэк!..

- Есть у нас такая Нюрка, маленькая девчонка, Молчунья. Ее поставили на свиноферму. А зимой свиньи от голода - совсем как дикие звери. Все деревянные кормушки изгрызли. Нюрка каждое утро уходит из дому и с матерью прощается, потому что боится: схватят ее когда-нибудь свиньи и съедят. И падеж каждую зиму. Тогда что Нюрка придумала? Стала собирать конские свежие яблоки и кормить ими свиней. Навалит полное корыто, чуть посыплет отрубями да перемешает, и свиньи жрут на доброе здоровье. Падеж прекратился. В районной газете - читали, наверно? - целая страница была напечатана, как в нашем колхозе свиное поголовье сохранили. Нюрка делилась своим опытом.

- Изобретательная девушка! - восхищенно сказал директор.- Правильно сделала, молодец!

- Конечно, правильно сделала. И молодец - тоже правильно. Только про такую правду лучше бы в газете не печатали. Свиньям и то стыдно было...

И вдруг директор спросил:

- Вы, случайно, не бригадир, товарищ Мамыкин? Не председатель колхоза?

Шурка сразу осел, застеснялся.

- Почему вы не учитесь, молодой человек? Как тебя звать?

- Александр.

- Так почему же ты, Александр, не учишься?

- Павлик учится.

- Павлик?

- Да.

- А ты что?

- А я уж буду на земле.

- Вот для земли-то и надо бы учиться.

- Нельзя мне, Аристарх Николаевич.

-- Тэк! Не понимаю. А ну-ка, садись, Александр!

Шурка сел на стул под фикусом.

- Не понимаю,- повторил директор.

- У нас так ведется, Аристарх Николаевич: если всем учиться нельзя старший учится. И бабушка хочет, чтобы Павел выучился, скорее помощь придет.

- Значит, бабушка за Павла стоит?

- Да! И Прокофий Кузьмич, председатель наш, на него очень надеется. А я - чтобы земля не осиротела.

-- Как ты сказал? - переспросил директор.

Шурка смущенно промолчал.

- Значит, чтобы земля не осиротела? Тэк-тэк! Хорошо сказал! - Директор подвинул к себе тетрадку и записал что-то на чистой линованой страничке, словно поставил Шурке отметку за хороший ответ.- А Прокофий Кузьмич ваш... что ж, Прокофий Кузьмич, он действительно все на кого-нибудь надеется. Не просчитается он с Павлом, не ошибется, как ты думаешь?

Шурка опять промолчал.

- Я хочу сказать,- пояснил директор,- будет ли ваш Павел потом работать в колхозе?

Что мог ответить на это Шурка? Разве Павел учится для того, чтобы работать в колхозе? Бабушка об этом думает совсем иначе. А как думает об этом сам он, и думал ли он об этом когда-нибудь и как следует?

- Прокофию Кузьмичу виднее,- сказал он невнятно.- Надо же кому-то и в люди выходить. Директор удивился.

- Вот это, батенька мой, что-то не то. По-моему, ты говоришь не свои слова. На тебя это не похоже.- И Аристарх Николаевич потянул усы книзу.Прокофий только и ждет, чтобы на пенсию выйти, а ты говоришь - ему виднее. Да что ему виднее? Всe ли он видит, твой Прокофий Кузьмич? Видит ли он тебя, например?

И на это Шурка не мог ничего ответить.

Директор опять что-то записал в тетрадку и заговорил словно бы о чем-то другом, очень спокойно:

- Отец твой - я же его хорошо знал! - обязательно бы стал тебя учить. Тебя, а не Павла.

- Почему не Павла?

- Да вот так: тебя, а не Павла!

- Пускай уж лучше Павлик учится,- тихо сказал Шурка.

- Вот именно: если бы лучше! Не получается что-то у твоего Павлика , дорогой мой Александр. Не получается!

- Что не получается? Как?

- Да вот так, не получается.

Шурка заволновался, оперся руками о стол, словно раздумывая - встать ему и уйти сразу или остаться и слушать, что скажет директор еще.

И директор сказал еще:

-- Опять на второй год остается ваш Павлик.

Тогда Шурка понял и испугался.

- Не оставляйте его, пожалуйста! Он у нас старший... и сирота,торопливо стал просить он.

- Старший, да! Годиков ему многовато. А насчет сиротства - ну сколько же можно? Подрос уже... Выходит, он сирота, а ты его покровитель? Нельзя ему больше оставаться на второй год.