Голова лежала на рукаве видавшей виды полевой куртки. От рукава пахло землёй и пороховым дымом. Было неудобно спать сидя, распростершись половиной тела на столе. Но усталость от трёх суток на ногах не оставляла выбора. В голове проносились картины райского отдыха: песчаный пляж, стройные загорелые ноги игравших в пляжный волейбол девушек, зелень пальм, отбрасывающих прохладные тени, и над этим всем густой аромат магнолий, смешанный с морским бризом.

В голове проносились мысли о том, что сейчас надо встать, одеваться и идти, покинув этот райский уголок. Но как же не хотелось. Однако необходимость глубокой занозой застряла где-то в районе мозжечка и привычно координировала нужные движения тела.

Голова задалась вопросом: «Но почему?»

И необходимость ответила: «Так надо! Тебя ведь этому учили, ты с этим согласился. Когда-то давно ты согласился с тем, что мир устроен так, как тебе сказали и по-другому быть не может».

Шуршащий песок под ногами, нервный звук шагов по асфальту, шуршание шин и визг тормозов, неровный свет фонаря на платформе, прокуренный вагон. Вот уже сборный пункт, а где-то далеко остались стройные ноги на песке, крик белых чаек и ослепительное солнце в лазоревом небе. И опять голова вопрошала: «Зачем?»

Необходимость в ответ резонно отвечала: «Так надо! Тебя так воспитывали, и раз согласившись, ты должен».

Новенькая куртка и ещё в масле автомат, грубые шутки, затяжки в кулак на ветру. И он там, куда привели его «почему» и «зачем». Вернее, «почему» и «зачем» могли остановить, а привела необходимость, занозой засевшая где-то глубоко в мозжечке. Неудобство стало нестерпимым, и он проснулся. Мутным взглядом обвёл тесное помещение, где находилось ещё семь человек из его отделения. Троих потеряли вчера. Взгляд остановился на затертом постере на стене. На нём была изображена девушка, сидящая на перилах уходящей вдаль набережной. Её широкие белые штаны и ослепительный топ гармонировали с белоснежной улыбкой под широкополой шляпой. Руки, обхватившие колено, выражали полную безмятежность, которую безусловно подтверждали маячившие на фоне синего моря чайки цвета её штанов. Смотрел долго, не отрываясь от лица девушки и вдруг в голове взорвалась мысль: «Как? Почему? Зачем?»

Мысль пулемётной лентой проскользнула с левого полушария на правое и обратно, никаким образом не задевая мозжечка. На уровне образов появилось такое же девичье лицо, но несчастное, облитое слезами, склонившееся над раненым.

Воображаемое и мысль объединились и разорвались в голове яростным:

«К чёрту! Что я делаю на этой земле, почему то, что я делаю искажает девичьи лица?»

Глухой стук армейских ботинок, резкий визг покрышек, товарный вагон, солнечный луч, падающий на перрон, окрик патруля и военный трибунал.

Михаил Матвеевич скомкал лист бумаги и с силой швырнул в мусорное ведро, замер на секунд десять, потом вскочил и с силой ударил по ведру ногой. Двадцать-тридцать измятых листов бумаги голубями разлетелись по всему помещению. Стоявший в дверях капитан Астахов удивлённо поднял брови: «Какая реакция! Ведь ещё ничего не сделал, только открыл дверь». Не успел он об этом подумать, как профессор микробиологии и доктор наук по нейрофизиологии Михаил Матвеевич Величко резко обернулся и хрипло прорычал: «Выйдите за дверь. Вы мешаете!» После этого он как-то поник, рухнул на стул и снова стал что-то бегло писать своим мелким и убористым почерком. Астахов тихо прикрыл дверь, между прочим отметив для себя, что поведение профессора вполне закономерно.

Величко был в том состоянии, которое возникло у него ещё две недели назад после испытания на себе последней версии вакцины от бушующей в мире пандемии вирусной инфекции. Вакцина была сделана с некоторыми усовершенствованиями, в результате чего не просто предотвращала гибель инфицированного, но также изменяла его психическую деятельность. Препарат обострял способности человека в узкоспециализированных областях, но при этом сужал интересы до сугубо профессиональных. Гасился также темперамент: вне зависимости от того, был человек холериком или меланхоликом, после вакцинации он становился флегматиком. Никакие внешние обстоятельства, даже касающиеся непосредственно личной жизни вакцинированного, не могли вызвать в нём бурные эмоции. Так, когда три дня назад Михаилу Матвеевичу сообщили, что его любимую дочь на очередном несанкционированном митинге сбил автозак, ни один мускул на его лице не дрогнул. Лишь на секунду в глубине глаз появилась живая искра, но потом он снова уткнулся в свои расчёты и выкладки.

Капитан направился к лифту. В последнее время дела складывались совсем неплохо. Появилась надежда взять под контроль нестабильные категории населения, проявляющие всё большую активность, повысить эффективность оперативной деятельности всех силовых ведомств. Профессора взяли в 4 часа утра два месяца назад по надуманному поводу его присутствия в одной из групп Телеграм, где безбашенные студенты обсуждали очередную акцию неповиновения. Как всегда, "хороший-плохой полицейский", шантаж дочерью, посулы грандиозных возможностей и почестей как спасителя мира. Величко занимался в том числе вопросами воздействия вирусов на мыслительную деятельность человека.

Идея его привлечения возникла исходя из массовости поражения населения в пандемию и необходимости всеобщей вакцинации. Идеальный конечный результат в проекте управления населением был разработан не им, а кем-то в 5-ом управлении и состоял в том, что каждый индивид должен управлять и контролировать сам себя в заданных рамках своего предназначения. Предназначение, в свою очередь, задавалось такими институтами, как школа и высшее учебное заведение. Это был совершенно новый инновационный шаг по сравнению с шарашками 50-х годов 20 века.

Вопрос "может ли творческая личность творить в неволе, с ограничением личной свободы?" был раз и навсегда решён изобретением профессора. Генная модификация полумёртвого штамма, попавшая в тело человека, лишала его всех эмоций и желаний, кроме жажды достигать новых результатов в своей специальности.

Астахов поднялся на лифте на третий этаж, где находился его кабинет. Ему предстояло вакцинироваться завтра. Он в задумчивости прошёл в кабинет и сёл за стол. На столе находилось фотография любимой жены. Он пристально вгляделся в милые черты и вдруг зрачки его расширились, мозг взорвало осознание происходящего. Он как будто одновременно охватил всю эту громадную многомиллионную страну, такую одинаковую в своём стремлении жить мирно и счастливо, и такую разную в своём понимании этого. Скоро, совсем скоро эта страна станет единодушной в понимании мира и счастья. Не отрывая взгляда от желанного облика жены, Астахов открыл второй ящик стола, достал бутылку с коньяком и стопку. Налил и выпил.

Он прощался со своими чувствами.

Магония падуболистная в своем пышном наряде выглядела по весеннему бодрой. В ярко-голубом небе сияло желто-горячее солнце, плавя последние кучи грязного снега. Плиты в сквере посерели, высохнув от все более ощутимого тепла.

Серёга весело, чуть ли не в припрыжку, хотя ему было за тридцать, шёл на тренировку. Настроение было приподнятое, несмотря на то, что в городе было неспокойно. На всякий случай у Сергея в рюкзаке по обыкновению лежал электрошокер. Возвращаться ему придётся вечером, а под уже одевшимися в первую листву грабами и осинами могло ждать всякое неожиданное.