– Поэтому Высший Совет Территории планирует ассоциировать все обитаемые зоны?

– Может, поэтому. А может, потому что хочет контролировать всех в Северном полушарии. Я иногда думаю, а справедливо ли то, что мы здесь делаем. На каком основании сорок лет назад принималось решение, кто будет гражданином Территории и выживет, а кто – нет?

– Я об этом не думаю, – вздохнула Татьяна. – Что случилось, то случилось. Мы здесь, а не в Пустошах. Мы выжили, а не погибли от болезней, голода, жажды или от пули бандитов. Это все, что мне надо для счастья. А еще мне нужен ты, она отодвинула край капюшона и поцеловала Лекса в щеку.

– А мне нужна ты, – Лекс крепче прижал ее к себе и на секунду тоже почувствовал себя счастливым. Но это мимолетное ощущение быстро рассеялось, уступив место необъяснимой тревоге и сомнению.

Завтра будут готовы ДНК карты, доставленных им образцов и, возможно, ситуация с исследованиями на Лабрадоре прояснится. Тогда он сможет отвлечься от назойливых вопросов, которые стали появляться у него после разговоров с Дорси.

Как и ожидалось, результаты генетического исследования биоматериала пришли из лаборатории к началу рабочего дня. Сотрудники Лекса загрузили данные в суперкомпьютер, где за их изучение взялся специально настроенный искусственный интеллект. К обеду он выдал отчет, который вызвал у ученых чувство глубокого разочарования и недоумения.

Образцы ДНК эмбрионов и крови девушки из Лабрадора полностью соответствовали стандарту с небольшими отклонениями, вызванными, скорее всего, облучением небольшими дозами радиации. В них не было ни серьезных мутаций, ни маркеров искусственного редактирования генома, ни следов ускоренной селекции организма. Некоторые изменения по сравнению с эталоном, конечно, наблюдались. Но они были в рамках допустимой нормы – так называемого «нового генного стандарта человека». Это был новый протокол, фиксировавший отклонения, появившиеся в геноме людей в середине века в результате контакта с десятком вирусов и вакцин, изменения состава атмосферы и деградации общих условий внешней среды.

Получалось, что из биолаборатории на Лабрадоре Лекс привез два обычных человеческих эмбриона и несколько пробирок крови, взятой у обычной, находящейся в искусственной коме девушки.

– Ничего не понимаю? – Швабе оторвал взгляд от экрана и в недоумении поскреб короткую бородку. – Неужели они успели оттуда все вывезти? Но откуда они знали, что мы готовим рейд?

– Мы собрались очень быстро, – ответил Лекс. – От получения приказа до штурма лаборатории прошло полторы недели. При такой погоде за это время эвакуировать полноценно действующую лабораторию невозможно. Биореакторы находились на месте. Значит, они вывезли только материалы и оставили нам пустышку.

– Надо сообщить об этом СБТ. Заодно уточню, что они узнали от Дорси, – профессор на несколько секунд умолк, связываясь с кем-то по нейрочипу, потом вернулся к разговору. – Курирующий офицер принял информацию. Сказал, что будут думать. Дорси на беседах ведет себя адекватно, хотя и излишне эмоционально навязывает всем свое видение мира. Сказывается влияние идеологии экологических радикалов. А вот с объективными методами допроса возникли проблемы. Нейрополиграф выдает сумбур. Причем каждый раз разный. Спецы СБТ говорят, это из-за повреждений мозга, вызванных опухолью, или из-за сильных обезболивающих опиатов, которые могут влиять на нервные реакции. Стимуляцию препаратами использовать врачи не рекомендуют, боясь необратимых летальных нарушений работы мозга, которые могут возникнуть из-за опухоли. Получается, что проверить правдивость его слов сложно.

– Что он конкретно говорит про исследования? – поинтересовался Лекс.

– Сейчас я по нейрочипу перешлю вам отчет. Там всего пара страниц. Давайте возьмем паузу и внимательно его почитаем.

Отчет куратора СБТ оказался самым общим. Дорси сообщал, что в лаборатории ведутся исследования по усовершенствованию генома человека с тем, чтобы сделать его менее восприимчивым к агрессивной среде. Методики используются разные. В геном внедряются элементы ДНК земных организмов, способных повысить сопротивляемость холоду, жаре, недостатку воды и пищи, дать возможность замедлять или ускорять обмен веществ. Цель: создать человеческий организм, который бы при сохранении интеллектуальных способностей мог без поддерживающей инфраструктуры успешно выживать в суровых условиях Пустошей и расселяться по всей планете за пределами зон обитания. Исследования ведутся в основном на клеточном материале с применением виртуального моделирования. Эктогенез используется только для проверки наиболее перспективных направлений. Результаты обнадеживают. Моделирование выделило несколько ДНК-линий, по которым реально изменить человека и создать существо с заданными характеристиками. По плану на доработку понадобится год. После этого срока можно будет вырастить первый прототип.

– Вы посмотрите на эту мешанину, – возмутился Швабе. – Они пытаются создать химеру, внедряя в геном человека мешанину из фрагментов ДНК существ, с которыми он несовместим. Насекомые, земноводные, устрицы, низшие млекопитающие. Чушь! Этого не может быть. Нельзя создать жизнеспособный организм, намешав в него кучу произвольно взятых фрагментов.

– Я бы не делал столь однозначных выводов, – рассматривая ДНК-карту эмбриона на экране, проговорил Лекс. – Горизонтальный перенос25 никто не отменял. Мы уже сейчас знаем больше 140 генов в нашей молекуле ДНК, которые попали к нам от самых разных чужеродных организмов вроде вирусов, грибов или простейших хордовых.

– Насчет горизонтального переноса полностью с вами согласен, коллега. Это неопровержимый факт. Но для того чтобы он был успешным, нужен долгий эволюционный процесс. Миллионы, а то и десятки миллионов лет. А тут на тебе – пару десятилетий экспериментов, и через год они готовы выйти на живой прототип с заданными характеристиками. Чушь! Откровенная псевдонаучная чушь.

– Возможно, они разработали методику ускоренной селекции.

– Сомневаюсь. Я бы серьезно отнесся ко всему этому, если бы они взяли один параметр и целенаправленно били в него. Вот, допустим, резистентность к холоду. Тут я могу предположить, что реально создать совместимый генотип. Шерстяной покров, толстая изолирующая прослойка жира, измененный метаболизм. Но у них десяток целевых параметров. Это десятки тысяч точек редактирования генома. А совместимость? А взаимоисключаемость? А непредсказуемость мутаций? Нет, коллега, это – чушь. Полнейшая чушь.

– Данные из киберцентра пришли? – поинтересовался Лекс.

– Кстати, да. Данные из киберцентра пришли? – профессор задал вслух вопрос и тут же от одного из научных сотрудников лаборатории получил ответ на нейрочип. – Прекрасно. Они уже на нашей рабочей станции, – он коснулся нескольких иконок на поверхности стола, и на экране возникла серия окон с информацией, извлеченной из жестких дисков и баз данных, изъятых спецназовцами из лаборатории на Лабрадоре. – Да. Тут понадобится время, чтобы разобраться. Пару недель точно. Давайте поступим так. Сбросим все это вашим сотрудникам. Пусть досконально изучают страницу за страницей, а сами возьмем время до вечера и бегло просмотрим весь материал с фокусом на практических исследованиях. Мне надо к концу дня представить отчет в Академию. Не писать же, что сектанты нас обвели вокруг пальца и что рейд прошел впустую. Соберемся у вас в кабинете в конце дня часов в пять и все обсудим. Если есть что-то интересное, мы это сразу нащупаем.

– Согласен. Если мы сейчас начнем детальный анализ этого массива, то зависнем надолго.

Они разошлись по разным кабинетам и принялись просматривать привезенный с Лабрадора материал в попытке разобраться в этой становящейся все более запутанной истории.

До конца дня Швабе не выдержал. Уже через час он связался с Лексом, кипя от возмущения.

– Если это рабочая документация генетических исследований, то я старый ржавый тостер. Эта писанина больше похожа на вырезки и перепечатки из старых научных журналов. А отчеты! Вы видели их отчеты? Это чистый плагиат экспериментов, которые проводились полвека назад, дополненный вставками вымышленных параметров, методик и невозможных результатов.