Проделав путь по глубоким снежным сугробам, я переступаю порог там, где начинается слово "граница". Уверенно зашагав, иду среди огромных лайнеров в почти безлюдном поле, стараясь обходить стороной любого прохожего. Ищу Токийский рейс. Уже два раза прошелся вдоль здания, но нужного самолета нет. Долго находиться там не имело смысла и было очень опасно. Почти бегом отправляюсь обратно.
Но, как говорится, попался. В самом конце здания неожиданно из темноты навстречу мне пошел пограничник. Пограничник, видя, что я нездешний, стал жестами показывать, как я понял, требуя документ. У меня не поворачивался язык, я не знал, что делать. В тот момент мне хотелось быстро убежать, но к нему подошло еще несколько человек, и я отдал свой "серпастый, молоткастый". Тогда один из них говорит: "Пройдемте со мной". Идя по служебным коридорам аэропорта, я говорил себе, что это провал, что это конец. Потом, придя к какоиу-то кабинету, тот человек спросил меня: "Что делаешь на летном поле?". Не зная, что сказать, я молчал. Он опять задал вопрос. Мне пришлось соврать и сказать: "В гостиннице нет мест, поэтому ночую в аэропорту, а на поле пришел посмотреть самолетики, так как они очень красивые." После этого я вновь в дежурной части. Там они не смогли упрятать меня в спецприемник. Пообещав, что сейчас же уеду домой, отправился на улицу. В это время прилетел транзитный Токийский рейс, который должен причалиться у здания на час. У меня был выбор. Либо лететь обратно домой, либо использовать последний шанс. Мне нечего было терять. Я решился на этот шаг сразу, когда меня отпустили. Я верил, что все будет нормально, или же наборот. Вера перевесила страх.
Пройдя по трассе, идущей от аэрпорта, я остановился у тропы, которая вела к цели. За мной никто не следил, было малолюдно. Рядом то и дело проплывали автобусы и автомобили.
Идти несколько сот метров по мокрому и глубокому, выше колен, снегу было очень трудно. Иногда тонкая ледяная пленка удерживала мой вес, но почти весь путь я проваливался сквозь нее и шел с медленной, черепашьей скоростью.
И вот проход. Немного постояв у него, я прошмыгнул в него и, чуть бежа, скорчившись, спрятался за огромными сугробами снега, которые очищались от летного поля.
Темнело. Но всю эту темноту пронизывал яркий свет, исходящий от мощных прожекторов, стоящих на высоких вышках. Была метель, но воздух был теплый и влажный, а впереди кипела жизнь аэродрома. Прилетали самолеты. Транзитные отправлялись к зданию и через телетрапы высаживали пассажиров. А те самолеты, которым предстояла долгая стоянка, становились на краю бетонки вдоль оград, окружавших аэропорт, там, где был я. Мои взоры были направлены на "Боинг" "Джала". Мне оставалось пробежаться через все поле к зданию и через служебную лестницу телетрапа отправиться в салон самолета. Но, к моему сожалению, рядом с самолетом толпилось множество фараонов разного ранга, а еще раз оказаться в их руках - значило бы конец всему.
Так вот, уже где-то час стоит самолет и уже, видимо, "заправляется" пассажирами, и час стою я с окоченевшими от холода ногами. В это же время в нескольких десятках шагов от меня подрулил только что наш советский дальнемагистральный лайнер. Видимо, подумав, что с Боингом мне не повезет, да и вообще этим вечером, я от отчаяния и скуки глядел, как выходят из него пассажиры, подъезжают всякие машины, что-то вытаскивают и грузят. Но вот вышли все пассажиры, отъехали грузовики, самолет принял у себя пограничников, которые, проверив все дырки, через пару минут под сильным снегопадом убежали прочь в здание аэропорта. Отъехал также трап от самолета, можно было предположить, что в самолете никого нет. Но, к моему удивлению, в кабине экипажа находился, кажется, один человек, видимо, летчик. И я ломал себе голову и думал, как же он выйдет из самолета. Не будет же он прыгать на землю с высоты. Через некоторое время его фигура появилась в открытом багажном люке, и через низенькую стремянку он ступает на землю и уходит прочь. "Вот она, дорога внутрь!" - думал я и говорил себе, что медлить нельзя, и пошел сначала медленными шагами, а потом бегом. Остановившись у входа, я вертел головой и медленно, чтобы не упасть, поднялся по ней. Труднее было перекинуть ногу, чтобы оказаться в багажнике. Оказавшись в нем, я начал искать проход вверх. И нашел. Поднявшись в пустой салон, я сначала убедился, что пилот в кабине был один, направился тихо и медленно, как это делают убийцы, в кабину корабля.
В полупрозрачной пилотской стояли, как будто в ожидании, несколько пустых кресел, а перед ними светились разноцветные индикаторы и торчали два штурвала. На мгновенье я сел в кресло, взял в руки штурвал и почувствовал себя в полете. Еще никогда не приходилось даже заглядывать в "живую" кабину. Впереди из больших окон виднелось темное московское небо со светящимися в небе огнями от взлетающих самолетов, стоял впереди глухой, темный и густой лес. Но, как бы то ни было, я отправился в поисках убежища. Идя по пустому, безлюдному самолету, я на время почуствовал себя здесь хозяином.
Когда летишь в самолете, салон становится нарядным и праздничным, а здесь были открыты все крышки багажников после пограничного контроля, спинки кресел свалены вперед-вниз, где-то валялись пластиковые стаканчики, пакеты, проспекты и журналы.
Усевшись в самый конец, я стал читать журнал, напечатанный иероглифами, похоже, японскими. И меня озарила надежда - а вдруг в Страну восходящего солнца. Но неожиданно в самолете погас свет. Салон освещался лишь отсвечиванием прожекторов аэродрома через иллюминаторы. А впереди мигали лампочки из темной пилотской кабины. У меня появилось скверное чуство, что этот самолет тут будет стоять несколько дней, может, неделями и месяцами. Я решил дождаться утра и почти улегся спать,но вдруг впереди услышал отзвук открывающейся двери, а вслед за тем послышались голоса. Вместе с этим включился свет. И я, как мышь, помчался в поисках укрытия. Где-то в хвосте я нашел место, где через стенку я пролез в узкое место, то, что находится между салоном и фюзеляжем. Вместе со мной "сидели" коммуникационные провода, всякого рода датчики и шланги. Но устроился я там вполне уютно. Меня тянуло ко сну. Но страх держал меня в полной неподвижности. В это время я впервые молил бога, чтобы все обошлось. Рядом около меня то и дело слышались шаги и разговоры, ставили какие-то стальные ящики, а за стенкой тихо урчали гондолы двигателей. Но мне пришлось закрыть уши руками.
