Поигрывая бокалом в тонких пальцах, Лорин перемещалась по зале, грациозно покачиваясь на каблучках, и рассматривала парочки. И иногда, отводя глаза, группы побольше.

Ярко одетые проститутки подвизгивали и хохотали, пьяно выливая бокалы игристого вина туда, где полагалось быть декольте. Их хватали за руки, груди и животы разодетые мужланы, впрочем, тоже в масках. Скорее всего, внезапно разбогатевшие лавочники. Или игроки, не понимающие, как пережить скоропостижный выигрыш. Высокородные мужчины вряд ли могли быть падкими на жирный блеск фальшивых драгоценностей и раззявленые накрашенные рты, из которых доносились скабрезности. Одна из поддатых девиц взобралась на стол и начала игру в фанты, где каждый фант был частью её крикливого наряда. Тем не менее, уже спустя пару мгновений Лорин с удивлением узнала в девице благовоспитанную дочь давнего папенькиного приятеля по Торговому Содружеству. Её увезли с континента подальше от малихора буквально сразу после выпуска из пансиона для благородных девиц. Подальше от малихора. Поближе к центру их нового мира.

От наблюдательности Лорин не ускользнули и пёстрые кафтаны Хикмета. Верно кто-то сказал: «Низы — враждуют. Горы — сходятся». На известных в узком кругу Соборных Вечеринках не было врагов или соперников. Были только выгодополучатели. Самые парадоксальные тайные союзы заключались именно здесь.

«Здесь можно быть кем угодно, — думала Лорин, поправляя маску. — Тело — всего лишь инструмент».

Становилось жарко. Она перестала оборачиваться на случайные и нарочные прикосновения к телу. Она изучала собравшихся, порой забывая обворожительно улыбаться. Наряды были фальшивкой. Маски были фальшивкой. Смех был фальшивкой. Только приглушённые крики боли, слёзы и спокойные брызги блеска бриллиантов были подлинными. И, конечно, сполохи крови. Ещё при дворе старая фрейлина рассказывала им, совсем малышкам, о господах, пресыщенных удовольствиями настолько, что им доставляет радость только чужая боль, и что такие господа всегда щедры, очень щедры.

Мельком она глянула на высокую фигуру в зелёной накидке и маске белой львицы. Та провела пухлым пальцем по ножке бокала. Лорин мгновенно оглянулась. Позади неё стоял чей-то адъютант. Хмурое, почти злое, зверски-трезвое лицо выдавало в нём человека на посту, невзирая на простую чёрную маску и костюм с петушиными перьями.

— Мой патрон велел передавать вам, что на нашем небосклоне взошла новая звезда, — холодно проговорил он. — Могу ли я проводить вас в его покои?

Лорин любезно улыбнулась, и «разумеется» отскочило от её вежливого оскала.

Лёгкая походка поднимала волнами плотную ткань накидки, и густая пелена смрадной сладости свивалась завитками следом.

Покои патрона находились в самом углу залы. Многослойная переливчатая тафта не скрывала ни его безобразного тела, ни безвкусно нагримированных красоток вокруг и у его плохо прикрытых коленей.

— Кого имею честь благодарить за столь тонкое наблюдение небесных событий? — Лорин элегантно присела за низенький столик и в одно движение оправила накидку и сдвинула колени. — Мне докладывали в своё время, только астролябия Аль-Садского Университета — ах, конечно, единственно при изысканном и пытливом уме! — могла бы способствовать регистрации и вполне предсказуемому наблюдению вами означенного феномена.

Серые сверкающие глаза Лорин смотрели из чёрных прорезей маски с тем задором, что мог быть свойственен только идеалам цветущей юности. На пылкую живую речь оглянулись все девицы, включая даже ту, что хозяйничала под покрывалом.

Бледный язык вытолкнул мундштук кальяна сквозь мясистые губы. Тяжёлые щеки так низко оттягивали уголки рта, что масляно блестящее лицо походило на рожицу капризного ребёнка. И, тем не менее, рот вытянулся в улыбку и разомкнулся, чтобы выпустить низкий грудной смех.

— Бесценная голубка, умоляю, ни слова больше. Буде вы продолжите делиться с нами наблюдениями вашей хорошенькой головки, боюсь, тайна моего инкогнито будет тотчас же раскрыта. Ах, о чём же я? Вы, должно быть, и так знаете правила! Только вот при моей комплекции и привычках — сохранять инкогнито, всё равно что слону оставаться незаметным среди пустыни.

Он снова засмеялся, и жир волнами повторил этот неожиданно добродушный смех. Будь юная леди Моранж гуманнее, жалость кольнула бы её ласковым стилетом.

Конечно, об этом человеке знали и шёпотом переговаривались по всем побережьям. Могущественный наместник Хикмета, Альмиркарим ибн Разил аль-Хикмет, сын владельца текстильных мануфактур по всему Гакану, покровитель наук и искусств, и всего, что сопутствует прогрессу. Леди Моранж бегло глянула на резные изумруды его перстней. Она не ошиблась.

— Уверена, при должном освещении и правильной плотности небесной влаги найдётся то облако, что и в пустыне сделает слона неприметным, — улыбнулась девушка; размалёванные красотки тревожно зашептались. — Полагаю, здесь правила той же конфиденциальности, что и в любом уважающем себя обществе, — мягко добавила она.

— Бурхан, шайтан тебя дери, неси скорее нашей гостье фруктов и вина, и сладости! — прикрикнул адьютанту Альмиркарим, однако беззлобно. — Можешь проводить моих несостоявшехся одалисок. Нам с юной леди есть, что обсудить.

Маленькие чёрные глазки патрона блестели то ли от опиума, то ли от вина, то ли от наслаждения ни к чему не обязывающей беседой с милой незнакомкой. Но увы. Не было ничего неизвестного для главы Хикмета, и — среди тысяч иных — персона Лорин де Моранж ему была вполне известна.

— Вы очень любезны, — она не выпускала из рук бокал. — Но что вы делаете здесь, в Сан-Матеусе?

— Разденьтесь, сударыня, — велел наместник и устроился удобнее на подушках.

Это была какая-то игра. Опиум расслаблял и дарил покой. Юная леди Моранж не сводила блестящих серых глаз со своего визави. Можно быть кем угодно. Она элегантно поставила бокал на низкий столик и сверкнула обнажённым запястьем. Альмиркарим улыбался и делал одну затяжку за другой. Наконец Лорин поставила ножку в крохотной туфельке возле вазы с фруктами и встала на столик. Зайчики её маски прыгали по тафте их импровизированного шатра. Наместник кивал. Щелчок фибулы у горла — и тяжёлая накидка растеклась у её ног. Тело — всего лишь инструмент. Лампы бросали на полотна-стены чёткие тени, предъявляя всем желающим всю порочную роскошь происходящего.

Альмиркарим покачивал рукой в такт приятной мелодии из центра зала и не сводил с неё глаз. Светлый шёлк нижней рубашки оттенял смуглую кожу Лорин. Она прикрыла веки и, обернувшись вокруг своей оси, плавно стянула сорочку.

Покачиваясь на изогнутом каблучке, девушка следовала лёгкому ритму музыки. Дюжина скреплённых меж собой браслетов и цепочек повторяли этот ритм, струясь по гладкой коже её совершенного тела. Кое-где вспыхивали скромные огоньки бриллиантов. Тело — всего лишь инструмент.

— Что ж, подойдите. Вы, разумеется, выглядите блестяще, — наместник откинул расшитое покрывало со складок своего лоснящегося тела.

Можно быть кем угодно.

Кем сегодня будет Лорин? Кем она была? Кем станет? Что она чувствует?

Едва уловив тень сожаления из прорези глаз её маски, Альмиркарим скривил грубое подобие улыбки и что-то крикнул Бурхану. Большая круглая ладонь по-кошачьи накрыла узкое запястье Лорин и сжала почти до кости.

— Вид слоновьего естества не бывает приятен. Я вас понимаю: на вашем месте я бы тоже затосковал. Поэтому вы можете отвернуться, — из маленького капризного рта пахнуло кислым.

На лице Лорин не дрогнул ни единый мускул. Прикосновение к его дряблой плоти больше напоминало погружение в тесто. Кормилица однажды показала ей, что такое тесто: рыхлое, податливое в опытных руках. Тело наместника не обжигало, не дышало, не трепетало, как… Лорин зажмурилась. Только не сейчас.

Когда чопорный Бурхан чуть ли не за руку привёл юношу в маске жёлтого пса, по шатру разносились мокрые шлепки и тяжёлое дыхание. Наместник прохрипел в ухо молодой леди Моранж только: