Почти полная луна, словно ее кто-то выпустил из подъезда погулять, медленно и величаво поднимается с противоположной стороны крыши. Вновь освещая ржавые, покосившиеся со временем перила. А я после захода солнца надеялся, что не смогу разглядеть все эти огрехи старых инженерных конструкций. На этой высоте от уличных фонарей доходило лишь тусклое свечение, что удачно скрывало все огрехи, что были внутри моей крыши. Дождь и солнце – вот виновники разрушения всего. А еще ветер и мороз. Как долго будет держать земля эти строения, если человечество вдруг исчезнет? Природа очень планомерно будет разрушать все построенное людьми. Поливать водой, замораживать и растапливать, откалывать, и дробить по маленьким пылинкам, и уносить ветром подальше. Пока не сравняет все с землей и не уничтожит все следы пребывания человека на земле. Но если человечество не исчезнет, то, скорее всего, сделает это все быстрее солнца и ветра.
Я очень люблю гулять под дождем, хорошо, что я не перила и не ржавею после того, как выглянувшее из-под пролившихся и поредевших облаков солнце подсушивает мои волосы. Так же от меня не откалываются куски, когда согреваюсь после мороза дома. Но и существовать я буду не тысячи лет. Человеческий век в масштабах Вселенной невероятно короток. Мелкое мгновение, которое невозможно уловить и прочувствовать. А почему я выше написал «из-под облаков»? Словно мир перевернулся, а я болтаюсь, приклеенный в пространстве над полом вверх тормашками. Или даже не перевернулся, а вывернулся наизнанку. Все, что было снаружи, вдруг стало внутри, и наоборот: все сокровенное и внутреннее вырвалось наружу и улетает от меня, растворяется в пустоте.
Рука сама тянется ввысь, бледная, оттеняемая светом луны. Я что, зомби? Нет, чувствую, как пульсируют вены, кровь почти отлила от кисти и появилось легкое покалывание в пальцах. Замерз лишь. Крыша остыла сразу, как солнце спряталось за бордюр. Пропало это великолепное преломление окружающей действительности теплыми восходящими потоками воздуха от нагретых бетонных блоков. Жаль, зрелище было фееричное. Мы, как суп, и перемешиваемся все, нагреваясь солнцем в одном огромном котле под названием «земля». Хорошо с воздухом: нагрели – поднялся, все бы так. Сидишь такой на бетоне, надоело сидеть – снял шапку, нагрелся и воспарил ввысь вместе с восходящими потоками, как воздушный шар.
Тем временем городской шум внизу тихонько угасает, и выходит на первый план завывание и шипение пытливого ветра. Он весь день рыскал между домов в поисках мечтательных девушек в легких платьях, серьезных гражданинов в шляпах, ну или не закрепленного белья на балконных сушилках в надежде сорвать, задрать или унести. В крайнем случае подойдет и незакрытое окно, чтобы распахнуть его в порыве и умерить свой пыл. Хорошо бы не добрался до меня, а то станет совсем зябко.
Придется мне все же достать кофту из рюкзака и надеть. Эх, на нем так шикарно лежалось. Вставай давай, не хватает еще простыть. Молния опять заедает, и кажется, этот рюкзак свое давно отходил, потертый, грязный, и внутри не очень приятно пахнет затхлостью. Конечно, зачем сушить вещи после дождя? Ну он такой удобный, новый будет совсем не такой. Может, сносить его в химчистку и перешить молнию? Да, это будет дороже нового рюкзака, но этот старый – уже почти мой друг. Столько с ним всего пройдено. Столько книг на нем прочитано. И столько ночей он меня выручал, служа подушкой и опорой.
– О, термос! Чай, у меня же остался теплый чай, – почему-то вырвалось у меня вслух, для кого я произнес эти слова? Вообще для кого я говорю, для чего я издаю какие-либо звуки?
Это же едва ли не единственный способ коммуникации с миром. Без речи и звука я бы не смог существовать, скорее всего. Проверить этого не получится, но осознать – вполне возможно, если бы не было возможности произносить слова вслух, то отпала бы и необходимость их не то чтобы думать – их и создавать не нужно было бы. А разве я бы мог думать мысли, если б не имел слов в голове? Какими бы они были? На что похожи бы были эти мысли, на капли дождя? На завывания одинокого, одурманенного в своих порывах ветра? Соответственно, и я как личность сильно измельчал бы, не умея даже понимать сам себя. Кап-кап, пыщ-пыщ-пыщ, думал бы я, и звали бы меня «Пыщ», и для любимого блюда было бы «пыщ», а еще для плохой погоды тоже имелся свой «пыщ». И во мне не было бы необходимости различать эти три понятия, ибо объяснить было совершенно некому. А так-то явно жилось бы проще, пыщ себе – и ни о чем не заботишься, пыщ – и счастлив. Хочешь, пыщ, хочешь, не пыщ.
А чай реально помог, хоть перестало знобить, а то я уже начинал думать, что заболеваю. Так о чем я думал, о небольшой выбоине в бетоне возле моей ноги, я могу сейчас упереться в нее пяткой и ничего не делать.
– Да что ж такое-то, соберись, надо подумать о деле!
– Я и думаю о деле, упираюсь в трещину пяткой. А еще думаю, откуда она тут взялась, сколько капель понадобилось, чтобы отколоть такой кусок, произошло ли это за раз или помаленьку на протяжении многих лет. Это дело ничуть не хуже и не лучше любого другого. А вот у тебя проблемы – ты сам с собой разговариваешь.
Я сам с собой не только разговариваю, а еще смеюсь порой над своими шутками, но лучше это делать, когда точно уверен, что тебя никто не видит и не слышит. Как вообще я тут оказался, я не про крышу сейчас, я про ситуацию в целом. Не припомню, чтобы я так часто думал важные вещи. Так, а с чего я взял, что вещи эти важны? Это же бред сумасшедшего, мечтающего уйти от реальности человека.
О, голубь. Чувак, нет у меня еды, я бы сам поел. Как полетал сегодня? Чего не спишь? Спугнула на чердаке кошка? Эй, да куда ты, я не хотел про кошку… Как минимум мог бы попрощаться. Ведет себя совсем как некоторые люди. Просто взять и, если что не нравится, резко отвернуться. Интересно, это голубь слишком умен, чтобы со мной беседовать, или люди слишком глупы, чтобы беседовать со мной? Ха, от скромности я точно не умру. Но никогда так не поступал, если что-то шло не по плану – пытался все объяснить, перед тем как уйти. Или оставался, если мне исчерпывающе доказывали, что я ошибся. Зачем я тут? Хотел посмотреть на звезды, подумать. Так лучше было бы уехать к реке. Сесть на траву, слушать всплески волн, а если исключить из кругозора огни большого города, помимо звезд ярче проявляются даже мысли. А может, это так влияет чистый воздух? Вот теперь понятно, мне мысль сесть на электричку днем не пришла потому, что воздух сильно загрязнен. А может, я был не готов к этой мысли? Она просто ждала на задворках сознания своей очереди. Нет, точно не хочу домой. Уже скоро рассвет, посмотрю на солнце, освещающее нудный тягучий смог сонного города. Да и неплохо так устроился у этой вентиляционной шахты, зачем покидать насиженное место, тут настолько шикарный вид, что кажется, кто-то на него тут же позарится.
Я думаю, что как минимум один мужчина в этом доме сейчас тоже не спит, может, даже курит в вытяжку. В такой потертой и грязной майке, с выпирающим пузом и огромных семейниках «на вырост», подаренных тещей вместе с пеной для бритья, которую он терпеть не может (тещу, не пену, пену он уже потратил), в тот день в году, в который он наконец может чувствовать себя состоявшимся мужчиной. Все потому, что двадцать лет назад стоял в наряде на контрольно-пропускном пункте где-то под Саратовом и охранял очень нужные нашей родине покосившиеся ворота в мотострелковый полк. А потом жена на него будет ворчать, типа опять курил в туалете, все провоняло и пожелтело. И ему придется снова делать ремонт, а он пару лет назад только как кончился (не ремонт, мужик – без жены он бы курил прямо в комнате, и плевать ему на желтые обои).
Хорошо, когда на меня не ворчат. Но плохо, когда я не могу ухватиться за одну какую-то мысль и просто ее подумать. Так, о чем там интересном я мыслил? О звездах, пыли и воде. Не лучше уж о жильцах. Совсем юная барышня украдкой разглядывает в интернете какие-то эротические картинки, мило краснеет и не может понять, что же ей теперь со всеми этими мыслями и легким зудом по всему телу поделать, но ее я, пожалуй, оставлю в покое, пусть продолжает думать и изучать себя и окружающий мир. У нее есть еще примерно пару лет до того момента, как найдется прыткий кавалер, который все ей популярно расскажет и объяснит. А потом окажется козлом и послужит поводом многим горючим слезам в подушку. Но точно это будет далеко не последний козел в ее жизни, и такая школа в столь юном возрасте будет ей лишь на пользу.
