Света: (разлепив скотч) Да, но увы – физика не стала для меня тем предметом, которым я могу козырнуть.
Рита: Действительно – у тебя есть только один предмет, которым ты можешь козырнуть! Да и тот с дырой.
Некоторое время каждая занимается своим делом. Света работает с осторожностью, встав на цыпочки, отгрызая зубами полосы скотча и залепляя ими проводку.
Рита: (отхлебнув кофе) Ночью мне почему-то приснился сон, что мы не насквозь продырявили пол балкона!
Света: Поэтому ты и вскочила?
Рита: Да. Пошла туда, покурила, кинула окурок в эту дыру. Внизу что-то загорелось. Я успокоилась.
Света: Поэтично! У тебя нет желания сочинить про это стихотворение?
Рита: Нет, оно уже существует. «Отсюда, в думу погружён, глядел на грозный пламень он!» Это Пушкин, кажется.
Света: Вроде, да. Так ты окончательно успокоилась? Или будет ещё один релаксирующий пожар?
Рита: Конечно. На третьем. Только сначала там будет Аустерлиц! По полной программе. Кстати, ты у Серёжки так до сих пор не спросила, что за скоты вселились туда?
Света: Нет, вчера опять я про них забыла! Вижу его маленького бульдога – и забываю про всё.
Рита: А вот я спросила!
Света: Что он ответил?
Рита: Сказал, что очень воспитанные, интеллигентные люди. Из Сенегала. Светочка, я тебя ненавижу! Надо же ненавидеть кого-нибудь за всё это! Давай будем ненавидеть друг дружку. А их – нельзя. Их надо любить и благодарить до потери пульса! Они ведь так очаровательно пляшут в три часа ночи, так мило совокупляются и так трогательно ломают друг другу челюсти! Ведь мы же им должны всё – за то, что индейцы в Америке не позволили сделать себя рабами, и господам пришлось поискать покладистых людей в Африке! И ещё мы виновны в том, что наши прапрадеды не гонялись за носорогами, не устраивали свирепые идиотские пляски вокруг костров и не занимались каннибализмом, а создавали цивилизацию. За такое чудовищное злодейство – вечный нам всем позор и судороги раскаянья!
Света: Ой, как будто закоренелые москвичи никогда не пляшут в три часа ночи! И что ты так разоралась? Мы – не в Америке! Здесь такого пока что и близко нет. А ты с таким жаром произносила свою расистскую речь, что если бы отпилила себе вместо ногтя палец, то вряд ли бы и заметила!
Рита: (отхлебнув кофе) Дура! Тьфу на тебя! Отпилить мне палец – это примерно то же, что балерине отпилить ногу.
Света: Да ладно! Даже мизинчик?
Рита: Карман, особенно брючный – это минное поле. Пальцы – сапёры, работающие попарно. Пять пальчиков – это десять равных по силе и темпу пар.
Света: Пять пальчиков – десять пар?
Рита: (подняв руку и соединяя пальцы) Первый и второй, первый и третий, первый и четвёртый, первый и пятый. Второй и третий, второй и четвёртый, второй и пятый. Третий и четвёртый, третий и пятый. Четвёртый и пятый. А без мизинца получится лишь шесть пар! Существенная потеря темпа. Битком набитый автобус от остановки до остановки не обшмонаешь.
Света: Тьфу на тебя! Клептоманка!
Рита: Да, не без этого! Что поделаешь – знаешь, сколько мне было, когда меня начали колоть галоперидолом? Пятнадцать лет.
Света: А знаешь, сколько мне было, когда меня усадили за фортепьяно? Восемь!
Рита: Мать твою драть! Какая трагедия! Какой ужас! Можно сойти с ума! Её в восемь лет отдали на фортепьяно!
Света: Когда Россини узнал о существовании коллекции самых изощрённых орудий пыток всех времён и народов, он поинтересовался, есть ли в этой коллекции фортепьяно. Ему ответили – нет. Россини сказал: «Значит, тот, кто составил эту коллекцию, никогда не учился музыки!»
Рита: Если бы я ему показала свою коллекцию, он бы про фортепьяно не вспомнил!
Света: Да что ты гонишь? Нет у тебя никакой коллекции, кроме старых тетрадок с пафосными стихами!
Рита: (уронив пилочку) С пафосными?
Света: А что?
Рита: А то, что ничего худшего ты сказать про них не могла! Если бы ты сказала, что они глупые – это бы означало, что ты их просто не поняла, а пафос бросается в глаза каждому! Я его ненавижу сильнее всего на свете! Я с ним борюсь, как с чудовищем!
Света: Но ты вся иногда состоишь из пафоса!
Рита: (встав) Ты нарочно так говоришь, чтоб меня взбесить!
Света: Ладно, не ори! Действительно, я слегка перегнула палку. Скажи мне лучше – а ты банальности так же воспринимаешь, как пафос? Многие их почему-то сильно не любят.
Рита: Смотря какие банальности! Если не совсем идиотские, то спокойно к ним отношусь. Надо избегать не банальностей, а бездарности! Банальность может быть гениально подана, а бездарность останется пустотой, при всей её искромётности.
Света: Приведи пример великой банальности.
Рита: Из Высоцкого: «Я не люблю себя, когда я трушу! Досадно мне, когда невинных бьют! Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более – когда в неё плюют! » Вот. Что может быть банальнее этого! Но какова сила художественной подачи!
Свету бьёт током. Она визжит и падает на пол. Рита молчит. Её парализовало ужасом и смятением. Моментально придя в себя, Света поднимается на ноги и преследует Риту, которая незамедлительно покидает комнату. Слышны крики, топот, звуки ударов. Рита стремительно возвращается. Разъярённая Света вбегает следом за ней. В её руке – швабра. Слёту бросившись на диван, Рита целиком заворачивается в одеяло. Света, приблизившись, начинает бить её шваброй. Рита визжит.
Света: (нанося ей удары) Вот тебе, тварь, чувствительные банальности! Вот тебе глубина художественной подачи, сволочь такая! Вот расовая теория! Вот тебе твоё солнце Аустерлица и Бородинский утренний холодок! А вот – урок физики!
Входит женщина-психиатр с маленьким саквояжем в руке. Останавливается посреди комнаты. Наблюдает.
Света: (колотя шваброй по одеялу, из-под которого раздаётся вой) Вот тебе ночные пожары! Москву решила спалить? Конечно, тогда все сразу поймут, что Наполеон – это ты!
Психиатр: Простите, могу я принять участие в разговоре?
Света оборачивается, замирает. Рита выглядывает из-под одеяла, затем откидывает его и садится.
Света: (убрав швабру под диван) «Скорая» пока не нужна!
Психиатр: Что правда, то правда – простая «Скорая помощь» вам, действительно, не поможет. Её поэтому здесь и нет. Я – работник Скорой психиатрической помощи.
Ставит саквояж на стул, поворачивается к столику. Рита быстро встаёт. Света обречённо закатывает глаза.
Психиатр: (перебирая книги, лежащие на столике) Наполеон! Жизнеописание! Характерная симптоматика. Мандельштам! Цветаева! Ещё хлеще.
Поворачивается к саквояжу.
Света: Как вы здесь оказались?
Психиатр: (отщёлкивая замки саквояжа) Нам позвонил участковый. Ваша входная дверь была приоткрыта.
Света: Но я запирала дверь!
Психиатр: (открыв саквояж) Вы в этом уверены?
Света: Абсолютно! Я повернула ключик два раза! Я точно помню, и никакой ошибки тут быть не может!
Психиатр: (вынув из саквояжа набранный шприц и сняв колпачок с иглы) Ну, тогда ложитесь, сударыня! Поживее.
Света: В смысле? Куда?
Психиатр: На диван.
Света: Как?
