Танки уже были на другом берегу, начали выстраиваться в линию для атаки, осталось только подняться на крутой взъем берега, где скрывались позиции немцев. Сквозь туман они даже слышали перекрикивание немецких солдат, которые никак не могли понять, откуда доносится рев двигателей. Пехота из роты Завьялова возилась с бревнами, бойцы снимали с плеч винтовки, готовились к бою.

– Карпов, Данильченко, – подозвал Петр. Стараясь смотреть прямо в глаза солдатам, приказал: – Сейчас начнется атака танков. Там на высоте два блиндажа с противотанковым оружием. Надо зачистить эти точки, пока идет танковая атака. Если сбоку хоть одну машину пробьют, то нам дальше не пройти. С Карповым идет… – Он закрутил головой в поисках парнишки, рвущегося в бой.

– Я тут, я тоже с вами, – сбоку неожиданно вынырнул Гришка с винтовкой.

– Есть зачистить точку. – В лице Карпова не дернулся ни единый мускул. Только качнулись пышные ресницы удивленно в сторону юного солдатика – странный парень, прямо просится на верную смерть. Карпов дернул парнишку за рукав, шепнул:

– За мной.

Возле танковой брони вручил ему связку гранат:

– Я вперед, ты позади. Умеешь гранаты взрывать? За кольцо дергаешь и в блиндаж ее.

– Да, да, нам показывали в учебке. – Парень по-прежнему шептал, боясь спугнуть врага. Но опытный Владимир хмыкнул во весь голос:

– В учебке… – Карпов осмотрел Савичева с ног до головы. – Это жизнь, а не учеба. Или ты, или тебя. Махну рукой – и кидай гранаты.

– Хорошо, хорошо, я все сделаю, – затряс головой Гриша и уже шагнул вперед, когда Карпов подсечкой уложил его на холодную, скользкую от влаги землю.

– Куда ты попер! Ползком! На брюхе, голову вниз прямо в землю тыкай, если сильно будут фрицы поливать.

И тут же грянул орудийный залп, и потом снова и снова, воздух разорвался от беспорядочной пальбы. Немцы, встревоженные непонятными звуками из тумана, принялись поливать из всех орудий молочную завесу в стороне Днепра. И от тумана было вдвойне страшнее, так как командиры не видели, откуда стреляют и как выстраивать цепь из солдат, чтобы не попасть под дождь из пуль.

Гриша покорно пополз.

– Чего ты отклячил зад, – рявкнул Владимир. – Весь в землю ужмись!

Он больше не боялся, что его услышат немцы. В воздух взлетели сигнальные ракеты, и сразу же все вокруг наполнилось звуками орудийных залпов, канонадой зениток, стрекотом пулеметов, воем снарядов. Грохот выстрелов звучал все сильнее и сильнее, вибрируя в воздухе, так что земля и небо раскачивались и, казалось, сейчас обрушатся на голову. Наступление Красной армии во всю мощь прокатилось по линии укрепления немцев вдоль береговых постов. Началось наступление с мощного артобстрела важных для немцев укреплений, данные которых удалось получить разведчикам. Дальше на поле боя ворвались танки, за которыми следовали солдаты с винтовками и автоматами. Ошарашенный противник принялся поливать беспорядочным огнем невидимые из-за тумана советские войска, которые так неожиданно появились со стороны Днепра. В воздухе с визгом пролетали осколки шрапнели, стучали пули, рвались с пронзительным воем артиллерийские снаряды. Пехота замерла, залегла в окопе. Каждый старался найти яму поглубже, чтобы воющий огненный смертельный шквал не разорвал тело на кровавые куски.

И они поползли. Мальчишка сначала отклонял лицо от грязи, но потом зачиркали выстрелы, макушку больно обожгло. Гришка набрал воздуха и вжался лицом прямо в застылую почву до самых висков, прополз, пока в груди не заболело от недостатка воздуха. Вынырнул на секунду – вдохнуть и взглянуть на цель перед собой – и снова утопил лицо в стылых сухих комьях грязи. Впереди двигались черные ориентиры – сапоги Карпова. Гришке казалось, что они ползут уже много часов. То и дело земля под ним вздрагивала от взрывов, в воздухе прокатывались волны выстрелов, от грохота взрывающихся бомб, что сбрасывали истребители с неба на вражеские укрепления, закладывало уши. Иной раз от близких разрывов худенькое мальчишеское тело подбрасывала, словно легкий камушек, содрогающаяся земля, а затем присыпала комками смерзшейся грязи. Паренек сжимался от ужаса. Пламя, вспышки, визг, свист не прекращались даже на секунду. Он скулил, но полз и полз, не отрывая взгляд от черных каблуков кирзачей Карпова. Стоило ему лишь неловко приподнять таз от земли чуть выше или неуклюже вытянуть шею, как чиркающие без остановки в воздухе пули обдирали кожу, оставляя жгучий саднящий след.

Наконец впереди выросла серая глыба блиндажа, откуда из бойниц долбили из противотанковых ружей. Еще несколько метров, и Гриша услышал сквозь орудийный грохот крики немецких солдат. К блиндажу они подползали сбоку, чтобы легче подобраться к входу и закидать его гранатами. Карпов вытянул руку со связкой гранат, но второй рукой сорвать чеку не успел. Одна из чиркающих пуль впилась в локоть. Хлынула кровь, рука мужчины сразу безжизненно повисла. Владимир ухватился левой рукой за связку гранат, намереваясь зубами выдернуть чеку, как что-то черное обрушилось ему прямо на спину. С бруствера сиганул на спину рядового крупный немец в шинели. Один взмах штыкового ножа, и черные пятки сапог затрепыхались в смертельных конвульсиях. Гриша замер с приоткрытым ртом, он как завороженный наблюдал за толстым немцем. Вот голова в глубокой каске повернулась назад, и фашист увидел его, мальчишку в солдатской шинели, перепуганного и застывшего в ступоре. В воздухе мелькнул серо-зеленый рукав шинели и нож с алыми пятнами крови Карпова. При виде елозящих по земле сапог умирающего Володи, от тошноты, подступившей к горлу из-за пугающе ярко-алой крови бойца, Гришка сам не понял, как вскочил в полный рост, бросился мимо толстяка к земляному валу. Толстяк попытался было его остановить, протянул руку, но парнишка уже перекатился через вал и кубарем влетел прямо к входу из бетонных плит. Кажется, его жалили, кусали пули, но он отмечал это лишь краешком сознания. «Быстрее, быстрее… не подвести… кровью, кровью…» – стучали в голове обрывки мыслей. Гришка приподнялся, выхватил связку, выдернул чеку и как был, на полусогнутых ногах, ввалился внутрь блиндажа. Он успел еще повернуться и увидеть, как толстый фриц с криком сунулся за ним и тут же отшатнулся назад при виде замершей тощей руки с тяжелой связкой фугасных зарядов. И тут все взлетело вверх. Серый потолок блиндажа развалился на куски и ударил в лицо Грише. С металлическим лязгом стукались об стены и пол части ружей и пулеметов, даже толстый немец нелепо выгнулся назад и взлетел над земляной стеной, словно жирная гусеница. Парнишку подняло волной взрыва, протащило через обломки бетона вверх, к небу, и вдруг он полетел обратно, больно ударившись о землю. Опять жесткими ледяными комьями посыпалась земля, так что мир исчез под ее черным слоем. Только один глаз у парнишки смотрел из-под земляной толщи и кусков бетона. Смотрел радостно на голубое небо, вдруг вынырнувшее сквозь клочки тумана. «Успел!» – ликующе подумал Гриша и умер.

Лейтенант Соколов в это время прижимался к нарамнику перископа так, что саднило лицо. Придавив ларингофон к горлу, он отдавал команды:

– Двадцать, держать дистанцию! Не сбивайся в кучу. Сдай вправо на тридцать метров. Разворачивай корпус влево, не подставляй борта! Огневые точки немцев работают еще, не добралась пехота. – Танки выстроились в боевой атакующий строй и уверенно двинулись вперед, сминая колючие заграждения и не замечая летящих из немецких автоматов и пулеметов пуль. – Меньше хода, маневрируем! Я «семерка», все экипажи, не торопимся, идем на малых оборотах, – снова отдал приказ командир отделения. Он не торопился идти в наступление. Ждал, когда люди Завьялова выполнят задание – уберут опасные блиндажи с противотанковыми ружьями. Соваться под непрерывный огонь с закрытых огневых позиций слишком рискованно, когда группа совсем небольшая и подбитый танк прикрыть некому.

– Березка, пятьдесят метров правее пулеметное гнездо, – выкрикнул Омаев, прильнувший к амбразуре.

– Плюс тридцать на ориентир береза, выстрел! – Соколов крутанул командирскую башню.