И правда симпатичная, не красотка-гений с третьим размером из голливудских фильмов, но в меру спортивная и ладная, без выдающихся частей тела. Откуда-то из Европы, может француженка или англичанка с их характерным налетом высокомерия – не наша в общем простая и чистая душа. Чем-то на мою бывшую похожа, только во взгляде не стервозный огонек, а искренний интерес ко всему окружающему.

Светлые волосы, длинная челка зачесана на бок, скрывая левую часть лица. Да и вообще девушка все время старается держаться левой стороной подальше от посторонних взглядов. Но получилось у нее плохо, а может наметанный глаз профессионального стрелка легко выцепляет все детали. Там, под волосами, на скулах ближе к уху проглядываются пятна шрамов или ожогов, будто каплями кислоты брызнули когда-то очень давно. Девушка похоже комплексует, а на мой вкус, очень симпатичное лицо, было бы интересно портрет сделать, будь я настоящим фотографом.

Вещей у меня оказалось немного, почти все, косясь на меня злобным взглядом, Соколов забрал сам. Мне осталась сумка с фотиком, запасными объективами и аккумуляторами, да баул по типу армейского, большую часть в котором занимал бронежилет с надписями «PRESS» на груди и спине, российским флагом на правом плече и наклейкой с названием «ютюб» канала Соколова на левом.

Звездный блогер уже надел такой же, только название канала у него было на всю грудь. Уж не знаю, понты эти были, те самые, что дороже денег и пота, или реально ожидалась стрельба, но, чтобы не вызывать подозрений, я тоже накинул на себя десять лишних килограмм. А сверху бейджик, который Ксюха подготовила еще в Калининграде – Андрей Гагарин SOKOLOV TV.

Фамилию Ксюха мне оставила родную, на случай паспортных проверок, хотя я просил что-нибудь попроще. Родственником великого космонавта я не был, просто однофамильцем, но шуток еще со школы натерпелся.

Надеть броник и не скривиться от боли в плече, оказалось нелегко, особенно, когда начало трясти самолет. Дважды отдыхал, делая вид, что перебираю снаряжение. Защитные очки у меня тоже были, только не медицинские, а противоосколочные. Мои рабочие чуть покоцанные пятисотые «Болле» – я повесил их на шею. Из защитного снаряжения я также вез с собой наколенники и индивидуальную аптечку.

Еще в аэропорту Калининграда купил пару комплектов летней одежды и раздобыл книжку «фотография для чайников» в яркой черно-желтой обложке, чтобы матчасть подтянуть. Плюс всякой мелочи для комфортной поездки, но забыл зубную щетку с пастой. А вот это плохо. В каких бы условиях не пришлось работать, но личная гигиена всегда выступала для меня неким якорем, позволяющим оставаться в реальности. Точнее трезво ее оценивать и верить, что хаос, жестокость, а порой и равнодушие вокруг – это не весь мир, что есть где-то там нормальная жизнь, в которую можно вернуться.

Наконец переоделся, подхватил разом похудевший баул и вернулся на место. Достал фотоаппарат, открутил телевик и поставил светосильный полтинник. Полнокадровая зеркалка неожиданно показалась слишком тяжелой, руки задрожали, но это не страх. Вспомнилась сестра, как на первых курсах помогал ей делать домашние задания, тоже выступая в роли оператора или фотографа. У меня как раз был период после увольнения и до «Красных волков», когда я восстанавливался после ранения, и кроме качалки заняться было нечем. Мы тогда всех соседей достали, бродя по квартирам и приставая с расспросами, кто ворует мусор из контейнеров.

Надеюсь, что еще не поздно. Я откинулся на жесткую спинку и прикрыл глаза.

Лучше бы этого не делал, самолет тряхнуло, по всему борту будто стон прошелся, вот-вот и трещинами пойдет старичок. В мыслях возникла картинка, как мы разваливаемся пополам, на землю летят кричащие ученые, а вслед за ними несутся грузовые контейнеры с гуманитарной помощью, оборудованием «Глобал корп» и визжащий Соколов. А я не успеваю найти сестру.

Стоило только хоть как-то отключиться от мыслей о сестре, так на их место сразу пришло беспокойство за «волков». Как они там? Что решили? Пока в Москве пересаживался с рейса на рейс и была связь, совещание еще не закончилось. А вот теперь хрен его знает, что теперь. Но от охранников ученых я старался держаться подальше – отворачивался, когда шли мимо или прятал лицо под медицинской маской.

В отеле я как минимум дважды оказывался лицом к лицу с «призраком», а то что на шлемах были камеры, выдающие картинку в прямом эфире, сомневаться не приходилось.

– Эй, папарацци, ты там че, на войну собрался? – вернулся Вадик и, похлопав меня по бронику, все же протиснулся к иллюминатору. – Против гриппа то не защитит.

– А что защитит? – блондин был какой-то душный, прям бесячий, но я был рад перестать грузиться.

– А хер его знает, – парень, не оборачиваясь, дернул плечами. – Я к яйцеголовым пытался подкатить, поспрашать, да меня охрана отбрила. Зачем их только на борт взяли?

– Слушай, а у тебя запасной зубной щетки нет?

– Неа, я и основную не брал, считай одним днем летим, – самолет тряхнуло так, что Вадик стукнулся лбом об иллюминатор. – Блять! Полегче там, не картошку везете! Чего-то какая-то херь внизу творится. Зоркий глаз, глянь-ка.

Блондин отодвинулся, подпуская меня к окошку. Зубную щетку он не взял, а надушиться не забыл. Пахнуло смесью пота и дезодоранта, который по идее должен был с этим потом бороться. Не факт, что я пахну лучше, в бронике уже становилось жарковато.

Самолет со скрипом затрясся мелкой дрожью, выпуская шасси, будто его тоже лихорадило. В окошко уже можно было разглядеть ржаво-коричневые пятнашки городских районов Фритауна, перемежаемые зеленью, и залив Тагрин, разделявший аэропорт с городом.

М-да, а мне еще казалось, что в Домодедово сложно добираться, а здесь либо двадцать километров на пароме, либо в объезд по берегу, но уже в десять раз длиннее.

Может показалось, но во Фритауне что-то горело. Несколько струек черного дыма поднималось в разных районах города, хотя большая часть, конечно, из самых бедных. С того момента, как в стране воцарился мир и сюда хлынули деньги корпоратов, многое изменилось, появились бизнес-центры и районы для экспатов – все с дополнительной охраной. Но, похоже, и там что-то пошло не так.

Когда подлетели поближе, я смог разглядеть паромы в заливе и опять же, если зрение меня не обманывало, то один из них не только дымился, но и на нем мерцали всполохи, будто кто-то ведет огневой бой. В заливе было тесно, еще, конечно, не пробка, по помимо парома куча мелких суденышек неслись в сторону аэропорта.

– Народ, внимание! В округе идут бои, местное население твердо намерено покинуть страну, а соседи их уже перекрыли. Но не ссым, к нам навстречу выдвинулись миротворческие отряды вместе с частниками из «Глобал корп». Так что еще раз для самых тупых: садимся, те кому надо, сходят, мы заправляемся, разгружаемся и валим, на хрен, обратно. Мы на такое не подписывались.

Вадик заметно возбудился, зажегся огонек в глазах, похоже, уточнение пилота как раз к нему относилось. А вот ученые занервничали, по-русски среди них понимал только один, который начал им переводить, а потом отправился к кабине пилота.

Самолет зашел на посадку, в салоне все расселись по местам, вцепились, кто во что мог, и притихли. Один из мчсников перекрестился, профессор что-то бормотал с закрытыми глазами, даже вернувшийся Вадик, наконец, заткнулся, вцепившись в сиденье так, что костяшки на пальцах побледнели.

В иллюминаторе мелькнула посадочная полоса, пустырь с редкими деревьями вокруг, забором и ржавыми сараями неровно рассыпанными по округе. Зажужжали шасси под брюхом самолета, а еще через несколько мгновений нагруженный борт ткнулся о землю. Мы дернулись и начали торможение.

Я все время смотрел в иллюминатор, фиксируя происходящее. Видел скопления людей у здания аэропорта, мигалки машин – техслужбы и полиции.

ИЛ-76 приложился о полосу, понесся, сбавляя скорость, и через пару минут подрулил поближе к центральному зданию и остановился. Кто-то в салоне начал хлопать в ладоши. Я тоже хлопнул пару раз, но так чтобы не громко и без особого внимания. Взрослый, вроде, человек, а не пойми откуда взявшаяся привычка, сродни суеверию, нет-нет, да и вылезет из глубин сознания.