Он быстро удалился, а через несколько минут вернулся с высоким стаканом, наполненным жидкостью гранатового цвета.

– Этот напиток подойдет больше, – сообщил он посетителю. – Теплое вино согреет лучше кофе.

– Большое спасибо, – искренне поблагодарил мужчина. Он приветственным жестом поднял стакан и сделал большой глоток. – Ваше здоровье!

Гранатового цвета жидкость приятным теплом потекла по гортани. Мужчина закрыл глаза от удовольствия.

– Божественно! – произнес он и открыл глаза. Хозяин исчез, а на столе, в самом центре, лежала сложенная вчетверо газета. Мужчина огляделся. Поблизости никого не было. Тогда он отставил стакан, придвинул газету, раскрыл и тут же закрыл ее. Снова глянул по сторонам. Сунув газету в карман плаща, он встал, надел шляпу и перчатки, взял трость и зашагал прочь от кафе. На лице его читалось беспокойство, смешанное с облегчением. При ходьбе он заметно припадал на левую ногу.

Пройдя два квартала, он свернул на боковую улочку и вошел в неприметный одноэтажный домик, больше похожий на сарай. Не снимая плаща, прошел в дальнюю комнату. Там, за массивным полированным столом сидел мужчина. Заслышав шаги, он повернулся к дверям и теперь с удивлением смотрел на взволнованное лицо друга.

– Что с тобой, Ник? Прогулка не удалась? – спросил он.

– Началось, – выдохнул вошедший.

– О чем ты?

– Началось, Иван. То, чего я ждал, чего мы ждали. – Тот, кого называли Ник, устало опустился на свободный стул.

– Ты уверен? Возможно, у тебя разыгралось воображение, Ник, – начал Иван, но договорить не успел. Ник пошарил в кармане, достал газету и бросил Ивану на колени. Не долетев до цели, газета упала на пол. Из нее выскользнул листок и плавно приземлился возле ног Ивана.

– Подними, – потребовал Ник. – И прекрати уже называть меня этой дурацкой кличкой. Здесь мы одни.

Иван, как завороженный, протянул руку и поднял прямоугольный листок. Поднес ближе к свету, прочел. Лицо мгновенно изменилось: кровь отлила, взгляд посуровел. Он поднял глаза на друга.

– Как скажем Демитру? – переходя с греческого языка на родной болгарский, спросил Иван.

– Не знаю, – ответил тот. – Не знаю.

В комнате на долгих десять минут воцарилась тишина. Каждый думал о своем, и все же оба думали об одном и том же, но высказать мысли вслух ни один не решался. Первым заговорил Ник.

– Где он сейчас?

– На смене, разумеется.

– Хорошо. Есть время подготовиться. – Ник прошел в прихожую, шляпу и перчатки положил на полку, рядом повесил плащ.

– Не думаю, – в ответ на слова друга произнес Иван. – Вспомни, сколько времени у нас было. Десять лет. И разве их хватило? Не думаю, что это хорошая идея, Никола.

– Без него ничего не выйдет, ты же знаешь. – Никола вернулся в комнату, встал к окну, опершись о стену. – Таково было условие.

– Знаю. И все же не думаю, что он даст согласие.

– Значит, придется его переубедить.

– Нам десяти лет не хватило, – начал Иван. – За два дня его не переубедить.

– У нас есть неделя. Думаю, тебе стоит обдумать речь.

– Почему мне? Услышав из твоих уст план, он гораздо охотнее его примет. В конце концов, он обязан тебе жизнью. – Последнюю фразу Иван произнес с нажимом.

– Это я обязан ему жизнью, а он… Он никому ничем не обязан.

– Ты не прав. Уверен, он считает иначе. Вспомни, что ты сделал для него в пятьдесят третьем! Что ты сделал для нас обоих. – Иван схватил друга за руку. – Тогда ты спас нас. По-разному, но спас. Или ты забыл?

– Ничего я не забыл. – Никола вырвал руку. – Ты преувеличиваешь, я просто сделал то, что должен был сделать. То, что на моем месте сделал бы любой из вас.

– И снова ты не прав. Я не сделал, я трусливо бежал. – Иван разгорячился, он пытался поймать взгляд друга. – Бросил и тебя, и Демитра. Да! Я струсил, но больше такого не повторится. Теперь я не струшу, клянусь! Ты мне веришь, Никола? Веришь?

– Верю, Иван. – Никола притянул друга, прижал к груди. – Я всегда в тебя верил. Даже тогда, в пятьдесят третьем. И то, что ты называешь трусостью, была лишь минутная слабость. В конечном итоге именно она спасла жизнь нам троим.

Никола закрыл глаза и перед его мысленным взором вновь возникла картина того времени. Он в доме дяди Ивана там, в Болгарии. Сидит на мягком диване, в руке стакан с домашней наливкой. Он думает о том, как велико разочарование. Почему? Когда жизнь повернулась к нему нелицеприятной стороной? За что? Где он просчитался, когда свернул не туда? Мир, его привычный мир, летит в тартарары, а он, боец по натуре, может только сидеть и хлебать горькую настойку. Когда ситуация изменилась, и почему все пошло не так?

Седьмого сентября 1944 года советские войска вошли в Болгарию, спустя три дня болгарские армейские подразделения совместно с партизанами совершили государственный переворот. То, ради чего он, Никола, его друзья и соратники по партизанскому движению бились с фашизмом на протяжении нескольких лет – свершилось. Министерство обороны, Министерство внутренних дел, почта, телеграф, радио – все отошло в руки тех, кто сражался против монархии. Народ, простые граждане Болгарии, встретили известие криками «ура!». Подавляющее большинство жителей городов и деревень поддерживали идею создания Народной Республики Болгария. Референдум, проведенный в 1946 году, это подтвердил. За свержение монархии проголосовали больше девяноста процентов голосующих. Мечта народа сбылась, он получил власть. Казалось, живи и радуйся!

Но страна пошла не по тому пути, по какому предполагалось. Каким-то образом новое правительство сумело извратить привычные взгляды на народное правление. Начались гонения, репрессии, уничтожение недовольных и инакомыслящих. Не сразу, нет, а постепенно, и от этого более страшно и неожиданно. Пока у власти стоял первый премьер-министр Георгий Димитров, старый коммунист, активный подпольщик и руководитель партизанского движения, дела в государстве шли более-менее гладко. Или казались таковыми. Но после его смерти в 1949 году, при новом премьере судебные процессы захлестнули Болгарию. Приговор «смертная казнь» теперь считался обычным делом. Те, кому назначали пожизненный срок, считались счастливчиками. И все это происходило на фоне создания социалистического государства. А потом пришла коллективизация…

В Болгарии снова появились вооруженные отряды, так называемые «четы». Люди, не согласные с политикой правящей партии, начали объединяться, провоцируя новое вооруженное противостояние. А как иначе, если у людей попросту не осталось работы, чтобы прокормить семью. Все на благо Родины, так им твердили, но видели они совсем иное. Он, Никола, видит всю несправедливость ситуации, но ничего не предпринимает. Он даже в «четы» не вступил. Сидит на диване и просто жалеет себя. Все они: Демитр, Иван, соратники по боевому отряду, сидят и ничего не делают. Они сдались, опустили руки, отупели от горя потерь, оцепенели от страха. Он, Никола, оцепенел от страха. Вот и Иван, который стоит перед ним, тоже охвачен страхом, хоть и пытается его скрыть. Молодой, горячий, самоуверенный. Он сверкает глазами и говорит, говорит, говорит…

Нет, он не призывает вступить в борьбу с властью, не выкрикивает лозунги против нее. Он пытается спасти свое. Привязанность к деньгам одержала верх. Его дядя еще год назад сбежал из страны и переехал в Грецию. Туда, где тепло и уютно. При условии, что у тебя есть деньги, конечно. А деньги у дяди Ивана были. Как всегда, он успел подсуетиться, вывезти капитал в безопасное место. Теперь и Иван продвигает ту же политику. И его, Николу, подбивает на то же.

– Надо убираться отсюда, Никола! Пловдив больше не безопасен. Ты знаешь это не хуже меня. Здесь нам ничего не светит. Посмотри вокруг! Вспомни Младена Колеева, сколько он сделал для того, чтобы не допустить процветания фашизма. И где он теперь? Расстрелян на центральной площади как враг народа! Асен Георгиев, наш соратник, командир лучшей разведгруппы, знаешь ты, как с ним обошлись? Разорвали лошадьми на глазах у семьи! Или напомнить тебе о том, что стало со Стойко Русевым?