«Аглая» заступит место «Московского журнала». Впрочем, она должна отличаться от сего последнего строжайшим выбором пиес и вообще чистейшим, то есть более выработанным, слогом; ибо я не принужден буду издавать ее в срок. Может быть, с букетом первых весенних цветов положу я первую книжку «Аглаи» на алтарь граций; но примут ли сии прекрасные богини жертву мою или нет, не знаю37.
«Жертва» была, очевидно, «принята» – «Аглая» просуществовала с 1794 по 1796 год. В 1802 году Карамзин начал издание «Вестника Европы», которое вел почти единолично до 1804 года. История и авторская концепция этого журнала изучены довольно подробно, нас же будет интересовать проявившееся в публикациях журнала отношение Карамзина к литературному труду и женскому сочинительству как таковому.
В статье «О книжной торговле и любви к чтению в России», впервые опубликованной в «Вестнике Европы» (1802, № 9), он призвал к расширению книгоиздания – в целях укрепления финансовой независимости писателей, что, в свою очередь, должно было стать залогом их авторской независимости. Для привлечения более широкой читательской аудитории Карамзин полагал нужным использовать беллетристику:
И романы, самые посредственные, – даже без всякого таланта писанные, способствуют некоторым образом просвещению. <…> Как скоро между автором и читателем велико расстояние, то первый не может сильно действовать на последнего, как бы он умен ни был. Надобно всякому что-нибудь поближе38.
Он ориентировался на читателей из различных социокультурных групп: «Самые бедные люди подписываются, и самые безграмотные желают знать, что пишут из чужих земель!»39 Увеличение читательской аудитории свидетельствовало как о прогрессе просвещения, так и о росте экономической состоятельности литературы. Как известно, карамзинские издания, изменившие культурный ландшафт России, имели финансовый успех40. Карамзин был заинтересован, с одной стороны, в расширении аудитории, а с другой – в привлечении новых «агентов», способных нести его идеи. Именно такую роль он отводил женщинам.
Первый случай публикации женского сочинения в издании Карамзина относится к 1791 году. Это был стихотворный ответ на «Стихи госпоже Ан.» А. Петрова, помещенный в «Московском журнале» без указания имени сочинительницы:
Когда ты лестную хвалу мне соплетаешь,
Напрасно ты меня прекрасной называешь
<…>
Душевна красота одна меня пленяет;
Такою красотой хочу блистать всегда;
Сияние ее не меркнет никогда 41.
Уже в альманахе «Аониды» (выпуски 1796, 1797 и 1798–1799 годов) Карамзин уделил гораздо больше внимания сочинениям поэтесс. Такой выбор был обусловлен стремлением к расширению аудитории альманаха, ориентированного не просто на абстрактных читателей, а на читательниц: даже формат книжек, «карманный», должен был сделать его удобнее для женского чтения. Стихотворения, созданные женщинами, Карамзина интересовали как симптом изменений в литературном процессе. По замечанию исследователя, издатель
не ограничивался демонстрацией достойных образцов современной поэзии, его задачей было показать процесс развития литературы, выражающийся в смене и сплаве форм, направлений, смысловых акцентов в содержании художественных произведений, поиске новых средств художественной выразительности42.
Помещение стихотворения в альманах, таким образом, не означало признания его эстетических достоинств. Диалог издателя с читателями на страницах «Аонид» демонстрирует критерии отбора:
«Для чего между многими хорошими стихами помещаются в „Аонидах“ и некоторые… очень не совершенные, слабые… или как угодно назвать их?» Отчасти для ободрения незрелых талантов, которые могут созреть и произвести со временем нечто совершенное; отчасти для того, чтобы справедливая критика публики заставила нас писать с большим старанием; чтобы читатели имели удовольствие видеть, как молодые стихотворцы год от году очищают свой вкус и слог; наконец и для того, чтобы не очень хорошее тем более возвышало цену хорошего. Одним словом, «Аониды» должны показать состояние нашей поэзии, красоты и недостатки ее43.
В «Аонидах» опубликовались поэтессы Елизавета Хераскова («Стансы»), Наталья Старова («Милонова печаль»), Александра Магницкая («Нищий»), Екатерина Свиньина («Пчела. Басня»; «Любовь и дружба»); Екатерина Урусова («Весна»; «Чувство дружбы»; «Ручей»; «Уединенные часы»; «Степная песнь»).
Надо полагать, что эти сочинения попали на страницы карамзинского альманаха неслучайно: так или иначе, их создательницы были близки к масонскому кругу. Екатерина Свиньина ранее публиковалась в «Живописце» Новикова, Елизавета Хераскова была супругой Михаила Хераскова, который, в свою очередь, был литературным наставником Екатерины Урусовой. Александра Магницкая тоже состояла в переписке с Херасковым. Как известно, в 1785–1789 годах Карамзин был близок московскому кругу масонов и находился под влиянием Новикова и Кутузова. Позднее, в Симбирске Карамзин принадлежал сначала к ложе «Золотого венца», а затем был членом «Дружеского ученого общества». Идея распространения просвещения была одной из ключевых для движения. Д. Г. Николайчук указывала на наличие специфических масонских мотивов в сочинениях поэтесс, опубликованных в «Аонидах»: так, например, «Стансы» Е. Херасковой сочетают «в своей проблематике идеи масонства и программу Львовского кружка (частная жизнь как центр мира, душевное здоровье и покой как главные ценности, „театрализация“ жизни)»44. Таким образом, в выборе поэтесс, чьи сочинения публиковались на страницах «Аонид», Карамзин руководствовался «идеологической» близостью женщин-авторов.
Наибольшее количество публикаций принадлежит Екатерине Урусовой, что вполне соответствовало ее статусу известной стихотворицы. В альманахе Карамзина она выступила после длительного перерыва, возвращение в печать вызвало отклик в писательском кругу. П. И. Голенищев-Кутузов откликнулся на «Ручей» Урусовой посланием «К сочинительнице Ручья, стихи тою же мерою писанные» (Иппокрена. 1799. Ч. 3); в свою очередь, он получил «От сочинительницы Ручья, ответ на ответ. Стихи», опубликованный в том же номере. В третьей книге «Аонид» стихотворение Урусовой «Степная песнь», обращенное к «трем милым пастушкам» у «Невских берегов», означенным в примечании буквами «В… К… М…», вызвало стихотворный «Ответ» за подписью «Н… П…». Таким образом, публикация в альманахе Карамзина способствовала актуализации поэзии Урусовой.
Между «Московским журналом» и первым выпуском «Аонид» прошло всего пять лет. Резкое увеличение числа опубликованных текстов, принадлежащих перу женщин, свидетельствует, возможно, о том, что идеи об особом месте просвещенных дворянок в формировании культурного ландшафта появились у Карамзина именно в этот промежуток времени.
В его концепции женщине отводилась особая роль – потребителя культуры и воспитателя нации. Карамзинские журналы предлагали читательницам идеальный сценарий поведения и развития хорошего вкуса. В первом номере «Вестника Европы» издатель объяснял, что «Ювеналов бич не годится в разговоре с прекрасным полом, которого ошибки происходят всегда от слабости, от воспитания, а чаще всего, от нежной чувствительности»45 – следовательно, для женщин нужна была особая программа воспитания вкуса. По словам Лотмана, у Карамзина «дамский вкус делался верховным судьей литературы, а образованная, внутренне и внешне грациозная, приобщенная к вершинам культуры женщина – воспитательницей будущих поколений просвещенных россиян»46. Литературно-публицистическая работа Карамзина способствовала этому приобщению; разумеется, он был не единственным двигателем, а катализатором процесса воспитания «читательницы» и ее превращения в «писательницу».
