- Тогда меня прикрой.

Донченко по-пластунски подполз к грузовику, прочесть номер без подсветки удалось прочесть на ощупь. Номер был старый, такие уже не выдаются, и он свидетельствовал, что грузовик принадлежал какому-то предприятию Ставропольского края.

Донченко собрался уже было отползать, и в этот момент из пещеры вышли двое: один остался помочиться, второй направился к кабине. Кого-то окликнул. Открылась дверца. На землю спрыгнул человек, в руках у него была тяжелая сумка, по всей видимости, с инструментом.

Значит, фургон привели не трое, а четверо. Двое с тяжелой сумкой направились в пещеру, а тот, кто только что помочился, вышел на шоссейку, включил фонарик, направил его в степь, несколько раз мигнул - зеленый луч скользнул по камням, по шоссейке, и так - несколько раз.

Свет фонаря заметил и Кормильцев. Более того, он заметил, как вдалеке, на гребне высоты, не видимой во мраке, мигнула фарами автомашина.

И Донченко, перед тем, как отползти, рискнул заглянуть в кабину. В замке оказался ключ зажигания. Он его выдернул, захватил с собой. Спустя несколько минут был уже в укрытии.

Он был радостно возбужден: не напрасно сползал! И Кормильцев, чтоб охладить его пыл, не без сарказма заметил:

- Он тебе чуть ли на голову не нассал...

- Чуть, Костя, не считается...

- Тихо!

По шоссейке без огней приближалась ещё одна тяжелогруженая машина. Ее встречал человек с фонариком. Это был тоже фургон с белым металлическим кузовом. Фургон зарулил в посадку, стал рядом с первым.

Из кабины вышли трое, направились в пещеру. Итого получалось: шесть или семь человек. На двоих - многовато. Но так как это были офицеры, ходившие по тылам противника в Афганистане и Чечне, выполнявшие задания в составе армейских спецподразделений, то они посчитали: двое против семерых - в самый раз, если учесть, что на стороне двоих внезапность.

Кормильцев и Донченко покинули укрытие, откуда было удобно отходить в балку. Но сейчас об отходе уже нечего было и думать - перед ними был объект, ради которого они столько прошли километров.

Жалели об оружии - автоматы оставили в балке, в расщелине скалы, куда предполагалось отойти и укрыться. Но возвращаться за оружием - значит, упустить момент. На первый случай под рукой были Макаровы.

Теперь они вдвоем уползли в посадку, залегли у первого фургона. Сюда четко доносился говор. Это были вовсе не чеченцы. Знакомыми были только некоторые слова.

Затаив дыхание, офицеры лежали, прислушивались к гортанному, судя по произношению, кавказскому говору. Лезгины? Кумыки? На Северном Кавказе народов больше, чем во всей остальной России.

Похоже, дагестанцы... Вперемежку с кавказской, гортанной слышалась и русская речь, вроде как рязанская:

- Подождем. В той машине ... освещение...

Из обрывков слов и фраз чекисты поняли, что здесь ждут третью машину, в которой, по всей вероятности, находится передвижная электростанция. С прибытием такой машины и людей, конечно, прибавиться. Тогда будет иное соотношение сил и, естественно, не в пользу чекистов.

Нужно поторапливаться, а время - будто остановилось. Сквозь нарастающий шум листвы уже прорывался отдаленный гул мотора. Оба понимали, что это обманный звук. По опыту они знали, что нервное напряжение нередко рождает галлюцинации, при нарастающем ветре работу дизеля если и услышишь, то разве что за сотню метров.

Это понимание заставляло всячески напрягать слух. Обнадеживало то, что рядом были живые люди и тоже наделены слухом - тихо работающий дизель могут не сразу услышать.

В темной посадке - что в темном подвале: без фонаря - как слепой: все нужно сделать наощупь.

По исчезнувшим голосам можно было догадаться: люди удалились в пещеру.

Выдержав паузу, Донченко оторвался от земли, поднялся в кабину, в которой час назад побывал. Достал ключ зажигания, стал нащупывать гнездо, и вдруг - голос:

- Ахмед, это ты?..

Голос оборвался. Молчание. Никакого ответа. Донченко догадался: Костя кому-то заткнул рот. У кабины - возня. Пауза. Посадка под напором нарастающего ветра издает шум, напоминающий шум прибоя.

Ключ наконец-то находит гнездо. С поворотом ключа засветилась панель. Теперь уже чуточку видно, как Костя заталкивает в кабину чье-то обмякшее тело, устраивает рядом с собой.

Еще поворот ключа - утробно зарокотал двигатель. Выждав несколько секунд, Донченко включил первую скорость, левая нога привычно мягко отпустила сцепление, и тяжелогруженный фургон, раздвигая невидимые в темноте ветки, выбирается из купы густых деревьев на открытую площадку. Машина не идет, а ползет, переваливает через неглубокий ров, покачиваясь, выползает на шоссейку.

Спокойно далеко отъехать им не дали. По металлическому кузову застучали пули. По оглушительно бодрому звуку выстрелов нетрудно было догадаться, что били из Калашникова. Брызнули осколки стекла заднего вида.

- Ничего! Не задели бы баллоны, - сквозь нарастающий гул двигателя выкрикнул Кормильцев.

Донченко, не отрывая взгляда от черной во мраке шоссейки, весело ответил:

- Не заденут! Ты брызговики видел?

- Откуда?

- А я - видел. Лежал там. На резине - стальные пластины. Кто-то умный надоумил. Мол, если будут стрелять вдогонку...

- Уже стреляют.

- Это они кузов портят... Нехорошо.

Вдогонку дали ещё несколько очередей. Попали или нет - видно будет потом, но, несомненно, одно: кузов из гофрированного дюраля уже безнадежно испорчен.

Камаз катился под уклон, набирая скорость. Позади все дальше и дальше оставалась Полынная балка, а с ней и взятый в областном управлении ГАИ милицейский "Уазик". До утра его вряд ли кто обнаружит, но там оставалась, хотя и неработающая, рация. Умелец ею сможет воспользоваться.

- Воспользуются машиной, - отозвался Донченко: оба думали об одном и том же. - Но вряд ли. Наш "Уазик" ещё найти надо. А пока они глядят нам вслед, локти кусают.

- И матерятся, - смеялся Кормильцев, не обращая внимание, что рядом, затиснутый с обеих сторон крепкими тренированными телами живой трофей и , если очнулся, уже все слышит.

- Представляешь?

- Представляю.

- Включи дальний.

- Рано. Еще один гребень перевалим, выйдем на прямую на Барановку.

Местность они знали по карте. Прежде чем отправиться на Каменный Корж, этот самый Каменный Корж исползали взглядами по бумаге, как бывало ползали в Афгане. Тогда им, молодым лейтенантам, казалось, что топографическую карту, сдобренную снимками со спутника, они умели читать, как слепой читает книгу, набранную по системе Брайля, - быстро и безошибочно. У слепого главный инструмент - пальцы, у разведчика - глаза.

Но однажды - это было тоже в Афганистане - Кормильцев, изучая карту, наткнулся на редчайший топографический знак, который не встречался ни в одном учебнике по военной топографии. Уже в Москве он узнал, что таким редчайшим знаком обозначают строение под названием субурган, а каково его назначение, так никто толком и не объяснил.

И вот сейчас, выкрав с загадочным грузом тяжеловесный фургон и уходя от погони, друзья по привычке обшаривали кабину - в основном это делал Кормильцев, - он и наткнулся на картинку размером с тетрадный лист, приклеенную на ветровое стекло справа внизу. Обычно на этом месте грузинские водители помещают портрет Сталина. Может, если взглянуть снаружи, там действительно был портрет вождя, но глядя на лист со стороны кабины. Кормильцев вдруг увидел изображение субургана.

- Ты понимаешь, что это значит? - согнутым пальцем он постучал по картинке.

- А как же! - охотно отозвался Донченко. - Люди Хаттаба. Это их условный знак.

При слове "Хаттаб" пленник, оглушенный Кормильцевым, вздрогнул, открыл глаза, но так как руки его были за спиной и в наручниках, он попытался головой боднуть водителя. Кормильцев, все время помня о своем подопечном, мгновенно схватил его сзади за шею, болевым приемом заставил сидеть спокойно.