— На улицу.

— Следовательно, вы говорите про господина Фридерика, но ведь он совсем не маркиз.

Вантюр глупо улыбнулся.

— О, — сказал он, — господин Фридерик, вероятно, называет себя маркизом для того только, чтобы приманить к себе эту дамочку.

— Это может быть…

— Ну, так как же? Дома этот барин?

— Нет… Он уехал на целую неделю и не больше, как с час тому назад.

Вантюр поклонился и ушел, пытливо взглянув на привратника, как бы желая прочесть на его физиономии, правду ли он говорит. Но в то же время он увидел другие ворота и сразу понял все.

— Ну, болван же я, — подумал он. — Теперь ясно как божий день, что мой маркиз вошел в одни ворота, а вышел в другие. Его-то я и видел, когда он садился передо мной в купе… О-го! Рокамболь, по-видимому, делает свое дело; у него есть купе, и он ходит по ночам в отель Салландрера…

Затем он отправился в пассаж Солнца на Пепиньерской улице, где находилось несколько меблированных квартир для ремесленников, уличных комиссионеров и прочего подобного люда. Войдя в дворницкую одного из подобных домов, Вантюр снял с гвоздя ключ и, поднявшись на шестой этаж, вошел в маленькую комнатку. «Никто не поверит, — пробормотал он, запирая за собой дверь, — что здесь живет человек, у которого найдется несколько тысяч франков и который рассчитывает в самом непродолжительном времени получить двадцать пять тысяч ливров годового дохода».

Сказав это, Вантюр разделся. Затем он вынул из чемодана синий сюртук, черные панталоны, красный жилет и надел их на себя. Преобразившись таким образом из уличного комиссионера в мелкого лавочника, он вышел по другой лестнице на улицу и сел в извозчичий фиакр.

— Куда прикажете? — спросил его извозчик.

— Церковная улица, номер пять; я дам на водку…

— Ладно! — сказал кучер, стегнув свою клячу. Через полчаса Вантюр вышел из фиакра на Церковной улице, перед двухэтажным домом под номером пятым, весьма приличного вида. Из окна дворницкой высунулась красноватая физиономия в очках.

— Ну, дружище! — сказал этой личности Вантюр. — Ладишь ли ты с мамашей?

— Это предостойная дама, — ответил привратник с низким поклоном.

Вантюр посмотрел на него и, улыбнувшись, подмигнул ему.

— Бедная, дорогая мамаша! — проговорил он. — Она таки довольно потрудилась на своем веку и имеет теперь полное право отдохнуть… Нас ведь у нее было восемь человек, и она всех нас подняла на ноги.

— Скажите, пожалуйста!

— А между тем я боюсь, чтобы ей не наскучило сидеть без дела…

— Очень не мудрено-с…

— Люди, трудившиеся весь свой век, любят постоянно работать.

— Верно-с.

— И если б я мог найти для нее какое-нибудь легкое занятие, что-нибудь вроде меблированных комнат…

— Да вот не угодно ли вам, — наша хозяйка продает все свое заведение.

— Неужели?

— Она хочет отдохнуть.

— А дорого она просит?

— Пустяки — всего восемь тысяч франков за шестнадцать номеров.

— А контракт?

— Еще на целых шесть лет… За квартиру пятьсот франков, и жильцы все хорошие — да и вообще комнаты у нас стоят очень редко пустыми.

— Отлично! Я переговорю об этом с мамашей, а потом мы повидаемся с вами.

И Вантюр поднялся на первый этаж и постучал у дверей направо.

— Войдите!.. Ключ в дверях, — крикнул из-за двери сиповатый голос.

Вантюр повернул ключ и вошел в хорошенькую меблированную комнату с кухней. На диване сидела старуха, одетая с головы до ног в черное и с очками на носу. Она читала газету, держа в руках серебряную табакерку.

— Силы небесные! — воскликнул восхищенный Вантюр. — Моя мамаша, ты теперь, право, походишь на какую-нибудь патронессу… У тебя такой праздничный вид… Итак, госпожа вдова Бризеду, перед вами стоит ваш сын — господин Жозеф Бризеду, мелкий торговец с Парижской площади!

После этой громкой тирады Вантюр запер дверь и уселся подле вдовы Фипар, значительно преобразившейся, как видит читатель.

Теперь мы объясним в нескольких словах, как попала вдова Фипар на Церковную улицу.

Разгадав интригу, задуманную Рокамболем, Вантюр понял необходимость удалить из Клиньянкура старуху, которую Рокамболь мог опять отыскать и принудить ее рассказать, где он находится. Вследствие этого-то он и перевез старуху на Церковную улицу.

Он был уверен, что Рокамболю и в голову не придет искать Фипар в таком отдаленном квартале.

Вантюр переговорил в нескольких словах с «прекрасной» вдовой и, заручившись ее желанием и полною готовностью свидетельствовать перед судом против Рокамболя, вернулся домой.

Герцог де Шато-Мальи был дома и смотрел на конюшне, как чистят лошадей.

Когда Вантюр вошел на конюшню, то герцог сообщил ему, что он нанял уже в его отсутствие конюха.

— Он придет сегодня вечером. Бедняга показался мне таким несчастным…

— Ваше сиятельство — хозяин здесь, — ответил почтительно Вантюр.

Герцог знал, что Вантюр не ночевал дома, и ему ужасно захотелось расспросить его, поэтому он перешел в стойло, где стояла его любимая лошадь Ибрагим. Вантюр последовал за ним.

— Ну что? — спросил его герцог.

— Все идет хорошо, — ответил Вантюр. — Я собрал все справки о ваших врагах и о вашем сопернике.

Герцог вздрогнул.

— Ваше сиятельство, — продолжал Вантюр, — вы обещали мне иметь ко мне доверие, а потому я прошу вас не выспрашивать меня больше.

— Хорошо, — герцог кивнул головой.

— Вы, вероятно, наняли англичанина?

— Да, кажется, вот он сам.

И при этом герцог указал на нового конюха, который в эту минуту входил на конюшню. Ему на вид, казалось, было не больше тридцати лет. Волосы его были ярко-рыжего цвета, а лицо красное, как кирпич.

Читатель, конечно, догадался уже, что это был Рокамболь, так хорошо замаскированный, что Вантюр взглянул на него совершенно равнодушно.

Справедливость требует сказать, что если Рокамболь изменил свою наружность с головы до ног и нимало не походил ни на виконта де Камбольха, ни на маркиза дона Иниго де Лос-Монтеса, то и Вантюр не уступил ему в этом случае. Он выстриг волосы, сбрил свои черные с проседью бакенбарды и наклеил вместо них рыжие. Напудренный парик закрывал половину его лба, а лицо алело, как у натурального Джона Буля. Благодаря стянутому донельзя корсету толщина его не была заметна, а чудесная голубая ливрея на серизовой подкладке, ниспадавшая до пят, окончательно уничтожила всякий признак его естественной наружности. Вантюр не узнал Рокамболя и сделал ему испытание, приказав вычистить одну из лошадей.

Рокамболь, преобразившийся теперь в Джона, доказал с полным успехом свое знание новой обязанности.

— Этот парень знает свое дело, — заметил Вантюр, отходя с герцогом в сторону, — и ему можно вполне доверить лошадей.

— Надул англичанина! — прошептал в это время Рокамболь, и, продолжая чистить лошадей, он посмотрел на Вантюра, шедшего сзади герцога… но вдруг он вздрогнул…

— Странно! — прошептал он. — Не пробовал ли этот британский кучер французской каторги? Правая его нога, кажется, немного волочится, точно как у беглого каторжника!..

Читатель, вероятно, помнит еще, как сэр Вильямс спросил Рокамболя:

«Знаешь ли ты, что такое карбункул?»

— К чему ты это спрашиваешь? — ответил вопросом Рокамболь.

«Вот к чему, — написал наставник, — возьми булавку и отправляйся завтра в Монфокон, где ты наверняка найдешь на живодерне лошадь, издохшую от карбункула».

— Как же я могу узнать ее?

«Живодеры сдирают шкуру со всех лошадей, за исключением тех, которые пали от карбункула, а потому если ты увидишь лошадь, не тронутую ими, то, значит, можно рискнуть».

— Чем?

«Осмотри хорошенько свои руки, нет ли на них какой-нибудь царапины, а потом воткни булавку на несколько секунд в тело падали, затем положи булавку в коробочку».

— Гм! Я, кажется, начинаю понимать, — проговорил Рокамболь.

«Ровно ничего не понимаешь!»

— Что же я должен делать с булавкой? «Ступай с ней к Шато-Мальи».