— Ваше сиятельство, — продолжал Вантюр, — позвольте мне сегодня не упоминать больше о своей личности; это, во-первых, для вас совершенно бесполезно, а во-вторых, может даже повредить вашим интересам… Это я получил поручение перехватить письмо графини Артовой.

— А, так это было дело ваших рук…

— Но когда я прочел его и узнал, в чем дело, то я тотчас же перешел с неприятельской стороны на вашу!

— Но с какою же целью?

— О, мне нечего скрывать — с целью составить себе состояние.

Презрительная улыбка показалась на губах герцога, но так как ночь была темная, то Вантюр не видел, а скорее угадал эту улыбку.

— Что ж такого! — сказал он. — Ведь у всякого своя профессия; а мои делишки, кстати, несколько запутанны…

— Объяснитесь прямо…

— Без моего вмешательства, ваше сиятельство, вас провели бы отличнейшим образом, и вы никогда бы не узнали, кто расстроил ваш брак с сеньоритой

Концепчьоной; а теперь, если только вы последуете моим советам и уполномочите меня, ваши бумаги будут найдены, и брак, конечно, совершится.

— Вы обещаете?

— Да… Я вообще берусь только за надежные дела.

— Хорошо, какая же сумма нужна вам?

— Позвольте, прежде чем говорить о деньгах, я должен взять одно обещание с вашего сиятельства.

— В чем оно заключается?

— В том, чтобы ни одна душа не знала о том, что произошло между нами, и чтобы вы позволили мне остаться у вас кучером.

— Хорошо.

— Вы даете мне в этом ваше слово?

— Да.

— И будете следовать моим советам?

— Да.

— И не будете выспрашивать меня?

— Нет.

— Ну! Теперь можно поговорить и о деньгах?

— Сколько же вы хотите получить?

— Гм… Гм!.. Мне теперь пятьдесят шесть лет, а работать я не люблю, кстати, я всегда мечтал о двадцати пяти тысячах ливров дохода под старость.

— То есть вы хотите получить пятьсот тысяч франков?

— Совершенно верно, но если это вам кажется дорого, так позвольте заметить вашему сиятельству, что я не прошу ничего вперед.

— Как же это?

— Только в самый день вашего брака с сеньоритой де Салландрера вы подпишете мне двадцать пять тысяч ливров дохода.

— Хорошо, но только вы должны отыскать мне пропавшие бумаги…

— Отыщу.

— И отнять у моих врагов всякую возможность вредить мне.

— О! В этом, ваше сиятельство, вы можете положиться вполне на меня.

— Что же вы станете делать?

Вантюр несколько подумал, прежде чем ответить.

— Предоставьте мне действовать, — сказал он наконец, — и не выспрашивайте меня, если только желаете, чтобы дело пошло как следует.

— Пожалуй, но мне хотелось бы узнать, много ли нужно времени, чтобы дела шли хорошо.

— Этого я положительно не могу сказать вашему сиятельству.

— Ну, а все-таки?

— Может быть, больше, а может быть, и меньше недели.

Герцог де Шато-Мальи призадумался.

На рассвете они подъехали к Шарантонскому мосту.

— Вот, — сказал Вантюр, — пять лет тому назад в эту самую реку была брошена одна из особ, желающих во что бы то ни стало расстроить ваш брак с сеньоритой Концепчьоной.

— И эта особа не утонула?

— Нет. Это был молодой человек, у которого достало присутствия духа распороть мешок ножом, вылезти из него и приплыть к ивняку, за который он и уцепился. Видите, ваше сиятельство, что с такими опасными людьми нужно действовать осторожно.

Немного спустя после этого они въехали в Париж.

Все спало еще в отеле Шато-Мальи, когда воротился домой герцог. Он не хотел будить прислугу и спросил только у швейцара, воротился ли его камердинер.

Слезая с козел, Вантюр шепнул герцогу:

— Не доверяйте никому из вашей прислуги.

— Даже камердинеру? — спросил герцог.

— Ему больше, чем кому-нибудь, мне что-то очень не нравится его рожа.

— Хорошо, — пробормотал герцог, и в его голове промелькнуло подозрение.

Герцог вошел в спальню на цыпочках, чтобы не разбудить Цампу.

Он чувствовал потребность остаться одному и обдумать слова нового кучера. Комната была освещена первыми лучами солнца, и герцог увидел лежавшее на столе письмо с широкой печатью и гербом герцога де Салландрера.

Шато-Мальи быстро сломал печать и, пробежав письмо глазами, мгновенно побледнел, зашатался и выронил его из рук.

Герцог де Салландрера писал:

Это был формальный, короткий и чрезвычайно вежливый отказ.

Герцогу де Шато-Мальи показалось, что земля расходится под его ногами, однако он не вскрикнул и не свалился с ног, так как в его голове быстрее молнии промелькнула надежда. Эта надежда покоилась на Ван-тюре, и присутствие духа мгновенно возвратилось к нему.

Он поднял с пола письмо и конверт и, выйдя на цыпочках из спальни, пошел в конюшню. Вантюр ворчал здесь на неуклюжего конюха, который в эту минуту чистил только что воротившихся лошадей. Приметив необыкновенную бледность герцога, Вантюр тотчас же догадался, что его барин получил дурные вести. По знаку герцога он вышел из конюшни и при этом сказал конюху:

— Жан, вы совершенно не знаете своего дела и чистите чистокровных лошадей, как каких-нибудь кляч. Вы можете искать себе другое место, так как я отказываю вам.

— Как угодно! — ответил нахально конюх, не приметив герцога.

Войдя в стойло к своей любимой лошади, герцог подозвал к себе Вантюра и подал ему письмо.

— Ваше сиятельство! — прошептал Вантюр, прочитав письмо. — Это, конечно, настоящий отказ, но не беспокойтесь… Дело поправится.

— Но ведь это просто неслыханная вещь, — возразил герцог. — Что же могли наговорить на меня герцогу де Салландрера?..

— Они сделали свое дело, как мы сделаем свое. Кто принес вам это письмо?

— Вероятно, мой камердинер.

— Цампа?

— Да, вчера — после нашего отъезда.

— Ну, в таком случае ясно, что ваш камердинер обманывает вас.

— Цампа?

— Да.

— Из чего же вы это заключили?

— Взгляните хорошенько на печать. Герб несколько стерт…

— Действительно.

— Письмо запечатано повторно, чрезвычайно искусно и ловко, так что только знаток может заметить это.

— Следовательно, Цампа меня обманывает?

— Без всякого сомнения, ваше сиятельство.

— Ради кого же?

— Почем я знаю!? Всего вероятнее, что ради ваших тайных врагов, которые перехватывают письма графини Артовой и крадут бумаги у ваших курьеров… Но они, наверное, не знали бы ни о переписке графини с герцогом де Салландрера, ни о курьере, отправленном в Одессу, если бы не сообщал им этого кто-нибудь из ваших приближенных.

— Совершенно справедливо.

Тут герцогу припомнилась сгоревшая рукопись, и он не мог больше сомневаться, что Цампа с намерением поджег комнату.

— Я тотчас же прогоню этого негодяя! — сказал он в порыве негодования.

— Не делайте этого ни под каким видом! — возразил Вантюр.

— Отчего?

— Потому что он может быть полезен вам.

— Полезен… такой негодяй? Вантюр улыбнулся.

— Если бы ваше сиятельство, — сказал он, — пожили подобно мне с мошенниками, так вы бы узнали, какую пользу можно извлечь из тайного врага.

— Делайте, что хотите, — проговорил герцог.

— Извините, ваше сиятельство, но вы будете делать то, что я вам скажу.

— Хорошо, говорите.

— Идите в спальню и ложитесь в постель. Когда войдет камердинер, то притворитесь, что вы в сильном отчаянии.

— А потом?

— Больше ничего. Я беру на себя Цампу.

— Должен ли я писать герцогу де Салландрера?

— Нет.

— Но ведь он уезжает?

— Пусть едет!

— Я не понимаю…

— И не нужно, — ответил дерзко Вантюр, сознавая, что становится необходимым герцогу. — Я знаю, что нужно делать. Притом же вашему сиятельству небезызвестно, что мне будет очень выгодно, если вы женитесь на сеньорите Концепчьоне.