— Волнуешься? — негромко выдохнул Марк над ухом Саши, закрепляя длинную косу резинкой. Оценивающе посмотрев на свою работу, он за плечи развернул Трусову к себе и прижался губами к её лбу.

— Спрашиваешь, — Саша тихонько закусила губу и снова встала спиной. — Доплетешь? — глухо спросила она и протянула шпильки. Марк молча забрал их и начал закручивать косу в гульку. — Я решила, что если сегодня приземлю триксель, то обязательно выиграю.

— Олимпиаду? — полушутливо усмехнулся Марк, получая слабый удар в плечо, который Саша сделала наощупь.

— Дошутишься, а я выиграю и её тоже, — Саша показала язык, будто Марк мог видеть ее лицо.

— Готово, чемпионка, — Кондратюк со спины обхватил девушку руками и прижал к себе. — Тебе уже через сорок минут выходить на разминку, — он отстранился и открыл лак. Развернувшаяся Саша понятливо закрыла руками лицо, позволив Марку прилизать волосы.

— Тогда нужно идти, — Марк защёлкнул крышку флакона, а Саша повела плечами. — Побеждать, — уверенно добавила она.

— Побеждать, — усмехнулся Марк и мягко поцеловал девушку. — В который раз посвятишь прокат мне, милая? — он усмехнулся и кончиками пальцев провёл по плечу Саши, которое пока не закрывала ни командная форма, ни платье.

— Снова и снова, — Трусова судорожно вздохнула, сжимая пальцами распахнутую кофту Марка. Кондратюк осторожно снял её руки и сжал в своих.

— Иди, русская ракета, — он едва заметно качнул головой и улыбнулся уголками губ. — Я обязательно приду, — прошептал он. А Саша вымученно улыбнулась в ответ, схватила сумку с пола и, помахав в ответ, выскользнула из гримерки Марка.

Кондратюк тяжело вздохнул и провёл рукой по растрепанным волосам. Он опустился на край кровати и уронил лицо в ладони. Его маленькая ракета ушла на прокат, который впору сравнивать с эшафотом. Волнение захватывало каждую клеточку тела, мир сузился до единственного слова: триксель. Тот самый прыжок, который из раза в раз не удавался знаменитой российской фигуристке, тот самый прыжок, из-за которого каждая ее программа идёт наперекосяк.

Марк чувствовал всё на себе. И нестабильность прыжков, тела, и всю нагрузку, что сваливается внезапно из-за нахлынувших эмоций во время проката.

Обычно, когда заходишь на триксель, в голове пустота. Скользишь спиной, набираешь скорость и в один момент разворачиваешься, чтобы толкнуться. И только тогда в голове начинает биться простая мысль: «Докрутить». Но все мгновения быстрые, и успеваешь лишь один раз внутри себя услышать это слово. А потом приземляешься. И либо продолжаешь успешно катать и улыбаться, либо сдерживаешь слёзы от острой боли в бедре, но встаёшь и едешь дальше.

И видит Бог, Марк слишком часто замечал плохо сдержанные слёзы и сжатые губы Саши после падений.

Саша умела удивлять, и каждый раз Марк боялся, что она выкрутит что-то эдакое на катке. Вдруг упадёт, и Марк больше не сможет спокойно смотреть, как она истязает себя на тренировках и падает, падает и падает. Хотя сам он падал не раз и прекрасно понимал, что это и как. А ещё он прекрасно помнит, как Трусова катала Гран-при со стрессовым переломом. И как он тогда злился, срываясь на каждом, кто попадался под руку.

Тогда успокоить его мог только спокойный взгляд Саши, означающий «всё хорошо, милый, я справлюсь». Но ей с трудом удавалось даже поднять на него глаза, в которых плескалась вина вперемешку с обидой, что тут говорить про успокоение. Но Марк смягчался и прижимал девушку к себе, чтобы успокоить и забрать всю боль, позволял плакать, цепляясь за футболку, укладывал спать, а потом шёл на кухню Сашиной квартиры и не знал, что делать дальше.

Но они справились, хоть и не со всем. Оставался лишь Сашин триксель и её пять квадов, травмы и попытки скрыть отношения от Этери Георгиевны, которая этого не одобряла.

Марк потёр лицо руками и повернул голову вбок. Он задержал взгляд в зеркале на своём бледном лице всего лишь на секунду и перевёл его на наручные часы. Кондратюк тут же вскочил, схватил со стола маску и телефон и побежал в сторону арены. За размышлениями он не заметил пролетевший час.

Марку приходилось расталкивать столпившихся в коридорах людей, чтобы как можно скорее добраться до служебных входов на лёд. Его трясло от мысли, что он не успел, что не настроил свою ракету и не пожелал ровного льда. Сердце заходилось в бешеном ритме, глаза выискивали рыжую макушку, а руки приходилось ежесекундно вытирать об командную кофту.

— Марк! — его дёрнули за руку и оттащили куда-то вбок. Захотелось сразу надавать незнакомцу по морде, но Марк обернулся и увидел обеспокоенного Женю Семененко.

— Где Саша? — перебил его Кондратюк, оглядываясь по сторонам. Женя покачал головой, а Марк уже захотел биться головой об стену: мысли в голове роились с космической скоростью.

— В своей гримерке, наверное, — он пожал плечами. — Ты помнишь ее номер? Сейчас, вроде бы, семнадцатый.

— Тридцать первый, — выдохнул Марк, заламывая пальцы. Женя похлопал его по плечу и кивнул вглубь коридоров. — Я в её гримерку, — бросил Кондратюк и приспустился в другую сторону. Быстро взбежав по лестнице, он в секунды преодолел коридор и высматривал табличку с номером. Оставалось удивляться, откуда берутся силы после вчерашнего проката.

Марк запоздало увидел седьмой номер на двери, как она распахнулась. Кондратюк вовремя притормозил, но все равно немного столкнулся с Сергеем Викторовичем. Тренер Саши посмотрел на него с удивлением, но кивнул в ответ на бодрое «Здрасьте, Сергей Викторович!» и, видимо, решил не напоминать, что на этом этаже только женские гримерки. Кондратюк сделал вид, что он вообще не к Саше: прошёл вперёд на несколько дверей, а стоило тренеру скрыться за поворотом, Марк подлетел к седьмой гримерке и распахнул дверь, слыша немедленное:

— Уйдите! — Трусова сидела перед зеркалом, смотря в глаза своему отражению, и крепко сжимала в руках плюшевую собаку.

— Даже мне? — Марк тихо усмехнулся, стянул маску и облокотился на косяк двери, наблюдая за Сашей, которая резко обернулась и улыбнулась.

— Тебе — остаться, — Саша встала, подошла к Марку и уткнулась носом в его плечо, обвивая руками его талию. Марк осторожно провёл рукой по спине девушки и оставил невесомый поцелуй на макушке.

— Женя сказал, что уже семнадцатый, — виновато произнёс Кондратюк, когда отстранил от себя Сашу. Трусова быстро кивнула и села на стул.

Марк прекрасно знал, где у Саши находятся коньки. Наизусть помнил расположение коробочки со шпильками, аккредитации и родинок на её спине. Он видел, насколько открыта перед ним Саша, и это будоражило. Марк никогда не подталкивал её к этому, принимая любой выбор Трусовой, но то, как она с каждым днём отдавала ему всю себя заставляло отдавать всё своё сердце и тело в ответ.

Кондратюк молча подошёл к спортивной сумке, достал оттуда коньки и, досконально осмотрев их, вручил Саше. Их тишину в гримерке прерывали лишь громкие звуки из коридора, пыхтение Саши и трение ее рук о коньки. Марк подал девушке руку, помогая встать, и на секунду крепко сжал в своих объятиях.

— Ты справишься, русская ракета, — шепнул он. — Справишься, милая.

— Буду блистать сегодня для тебя, — Саша даже в таких нежных объятиях казалась стальной и собранной. И этот диссонанс кружил голову Марку каждый раз.

Они натянули маски, вышли из гримерки и закрыли за собой дверь на ключ. Саша шла впереди, гордо распрямив плечи, а за ней словно телохранитель шёл Марк, бросая убивающие взгляды на каждого, кто посмел как-то неправильно по его мнению посмотреть на Трусову или задел её плечом.

Возле входа на лёд уже стоял тренерский штаб Тутберидзе. Этери и Даниил, даже если удивились, ничем своих эмоций не выдали, лишь сухо кивнули, в то время как Дудаков по-отечески улыбнулся одними глазами, рукой приглашая Сашу на лёд.

— Идите, я сейчас, — неуверенно кивнула она. Этери Георгиевна была недовольна, но вышла на лёд, а вслед за ней удалился Глейхенгауз. Но Сергей Викторович слабо качнул головой и встал вполоборота ко входу.