Но Лавр закон чтил. Посему хоть и брал порой невеликую мзду с проезжающих торговцев, но меру знал, не зарывался, за порядком в селении следил строго и нарушителей спокойствия карал жестко. Причем карать предпочитал самостоятельно – благо рука по-прежнему крепка, а палок в округе хватало. Местные Лавра уважали. Серьезных случаев тут хватало. Чаще всего драки и смертоубийства. Кражи редкость великая. Свой у своего не украдет. Разве что заезжий какой вор стянет чего со двора или скотину уведет.

А вот убийства – часто. Больших драк – не счесть. Деревня-то придорожная, одних постоялых дворов целых четыре и пятый уже строится. Шесть харчевен. В каждом заведении вино и эль не переводятся. Пей вволю – коли денежная мошна не пуста. А чем больше пьешь, тем большим задирой становишься, вспыхнуть можешь от малейшего пустяка, на словесный упрек ответишь ударом кулака или выхваченным из-за голенища ножом. Потому стражники покоя вечерами не знали. И почти всегда успевали задавить драку в зародыше, не допустив ее разрастания в кровавую битву, когда о пьяные лихие головы разбиваются бутылки, лавки и прочая утварь трактирная. Утром же проспавшиеся зачинщики обнаруживали себя прикованными к большому круглому камню на обочине дороги недалеко от околицы Луноры. В камень вделаны толстые железные кольца, к ним хмельных удальцов и приковывали. Там они и отсыпались на ночном холодке – а он знатно хмель из дурных голов выгоняет. По пробуждении отпускались, уплатив немалую деньгу за учиненный беспорядок и доставленные стражам хлопоты. Платили с благодарностью – понимали забияки поостывшие, что, быть может, об большой беды местные блюстители порядка их уберегли. Никому не хотелось становиться убийцей по пьяному делу.

В общем – Лавр свое дело знал отменно. У такого не забалуешь.

Он и сейчас был полностью спокоен, сидя за столом под придорожным навесом и задумчиво поглядывая на стоящую поодаль сильгу, осматривающую свою рыжую верховую кобылу.

– Кончить надо голубчика, – развел руками Лавр. – Чего тянуть? Хотел его отправить в Элибур, чтобы прямо в твои руки и попал поганец. А тут ты и сам в гости явился. Так что уж извини – обед мы тебе чуток подпортим.

– Не в этом дело, – ответил я. – Судил его кто?

– Проезжий высокородный. Он как раз ужинал, когда мы Феникла повязали. А сегодня утром задержался он на часок, выслушал все как есть и вынес решение. Приговорил не раздумывая. Как по мне – все верно он решил. Таких сразу давить надо.

Я молча кивнул и протянул руку. Лавр вытащил из-под локтя толстый лист серой бумаги и протянул его мне. Вердикт. Бегло пробежав текст глазами и внимательнейшим образом изучив восковой оттиск печатки от перстня и витиеватую подпись, я кивнул еще раз. Все верно. Все по всем правилам.

По-военному четким и лаконичным почерком удостоверено, что проживающий в деревне Лунора горшечник Феникл был уличен, а затем чистосердечно и полностью признал свою вину в том, что лишил жизни больше десятка ни в чем неповинных людей. Засим приговорен к смертной казни посредством усекновения головы. Столь милостивая смерть дарована по причине того, что суд сомневается в полной душевной здравости Феникла горшечника из деревни Лунора.

– Больше десяти человек, – с легким изумлением проговорил я вслух. – Как так?

– Исподтишка и не один год, – сокрушенно пробормотал Лавр, впервые на моей памяти теряя самоуверенность.

Ну да – на доверенной ему земле не один год убивали людей, а он про то и не ведал. Есть отчего схватиться за голову. Особенно для столь опытного стража, служившего много лет.

– Как не замечали пропажу людей? – спросил я, зная, что мне ответят.

Не из обязанности. Просто Лавр знал меня, а я знал его. К чему кобениться?

– Пропажу? Хе! – покрутил головой страж. – Куда там! Каждого несчастного тотчас же находили – лежащим на грязном полу трактира после очередной общей драки. Он ох и хитер! Исподтишка убивал – всем, что под руку попадется, но только не ножом. Кровь старался не пускать. Ты только послушай, что творил, стервец…

Все оказалось просто и умно. Феникл, местный уроженец, убивал часто и с удовольствием. Убивал не кого-то особенного, а того, кто удачно под руку подвернется. Почитай, каждый вечер горшечник вместе с друзьями усаживался в углу трактирного зала и вволю веселился, выпивая несколько кружек эля, обсуждая с приятелями проезжих гостей, масть лошадей, загруженность торговых повозок и прочее.

При этом Феникл с большим нетерпением и надеждой ждал, когда вспыхнет очередная бессмысленная пьяная драка. И когда схватка разгоряченных выпивкой мужчин вовлекала в себя весь зал, вот тогда-то Феникл потихоньку и заползал на четвереньках в гущу событий, действуя как хитрая и мерзкая змея. Чаще всего он натыкался на уже выбывшего из драки удальца, подбирающего с полу выбитые зубы или с мычанием зажимающего разбитый нос. Вокруг все носятся, кричат, машут кулаками и ничего не видят кроме искаженных лиц противников и дыма от жировых светильников и камина. Никто не смотрит под ноги.

Тогда-то и наносился один смертельный удар. Редко два. Чем-нибудь твердым и увесистым. Иногда острым. Оторванная ножка стула, вилка, целая или разбитая бутылка. Последним орудием – разбитой бутылкой – Фениклу нравилось работать больше всего. Коротким сильным ударом горшечник вбивал скалящуюся остриями битого стекла бутылку прямо в загривок пьяного гостя. Бил чуть ниже затылка, стараясь вонзить поглубже да так, чтобы крови поменьше было. А затем Феникл быстро возвращался обратно к друзьям, выпрямлялся во весь рост, после чего начинал с громкими воплями всех унимать, растаскивать обессилевших израненных драчунов и выводить их во двор – охолонуть и успокоиться. Еще и подоспевшим стражникам помогал. Достойный муж, что всегда пьет в меру и всегда готов помочь в благом деле.

Попался Феникл случайно. Один из его друзей в тот вечер захватил с собой малолетнего сына. Тот забрался под стол и все вечерние часы просидел там, играя с грубо выструганными деревянными фигурками коней и воинов. Когда началась драка, малек остался там же. И вот он-то и увидел, как дядька Феникл сначала отбил от подобранной с пола бутылки донышко, а затем вонзил стеклянные зубья в затылок упавшему на пол дяде извозчику, держащемуся за окровавленное лицо.

Позже рассказал об увиденном отцу. А у того брат в стражниках. Так дошло до Лавра. А тот прекрасно помнил, что в минувший вечер не обошлось без смертоубийства. И убийцу не нашли – а как найти? В трактирном зале, почитай, под сотню народу сошлось в драке лихой. Переломанные руки и ноги, выбитые челюсти, зияющие проломы в зубных рядах, вырванные клочья волос и свернутые носы. Половина из драчунов вовсе ничего не помнит. В подобных случаях всем назначается денежная вира. Собранные немалые деньги складываются в особый крепкий мешок, что отправляется к родственникам убиенного. А что делать? Не всех же драчунов казнить? Те же всем скопом отправляются в храм – возможный страшный грех замаливать.

А тут, на тебе, подробность какая мерзкая и страшная – дядя Феникл бутылкой разбитой ударил. Подбежал аки зверь лютый на четвереньках и ударил без раздумий. Глаза сверкают, рот в слюнявой ухмылке кривится… мальчонка ведь живо все описал и показал в лицах. Очень уж был он потрясен увиденным…

Феникла взяли тотчас. Начали спрашивать, да, само собой, без нескольких тычков и пощечин дело не обошлось. Взялись за него круто. Тот молчал. Пришлось надавить сильнее… и вот тогда-то горшечник и начал говорить. Все думали, он кого-то из мести порешил – застарелая обида или еще что. А оказалось, что он стольких подобным образом на тот свет отправил, что и сосчитать уж не может. Но больше десятка точно… ведь не меньше трех-четырех раз в год он вот так вот душу свою гнилую тешил…

– Тьма… – покачал я пораженно головой, выслушав рассказ Лавра.

– Кромешная! – подтвердил тот. – А ведь я каждый день с ним за руку здоровался. Вся посуда в доме моем из-под его рук вышла – горшечник ведь знатный он! Жена как узнала – все разбила. В овраг отнесла и о камни, о камни! В осколки мелкие. Все до последней миски. Сегодня из корыта деревянного есть станем.