— Нужно было видеть лица Ольги Андреевны и Алисы, — улыбаясь, вспоминал Громов, — а я лежал на льду и смеялся. Не было в тот момент ничего роднее и приятнее этого холода, обжигающего спину.
Таня шокировано качала головой из стороны в сторону, сидя с приподнятыми бровями и отказываясь верить во всё, что узнала.
— До сих пор помню тот неудачный прыжок. Было одновременно чувство триумфа и собственной ничтожности. Мне с таким усилием дался тот прыжок, с каким дался четверной аксель, а ещё… понял, что будет обидно, если я не поеду на Олимпийские игры и не смогу после них ездить за шавермой на мерседесе.
Громов надеялся, что его партнерша поймет, о каком четверном акселе шла речь, но она, видимо, слишком была ошарашена всем, что успела узнать, а потому данную отсылку не поняла.
— А что случилось с девушкой? Она не пострадала? — Алексеева начала ерзать на коленях Громова, разворачиваясь к нему боком. Евгений положил руку на её поясницу, придерживая, чтобы она не упала. Глупая партнерская привычка — страховать Таню даже в простых ситуациях, боясь, что она ощутит хоть какую-то боль.
— Агния так громко закричала от ужаса, когда я вместе с тем мужиком полетел вниз, что на это сбежалась администрация и охрана хостела с пятнадцатого этажа и ещё несколько жильцов дома, — улыбнулся Громов, неожиданно понимая, что соскучился по теплым, но сейчас таким напуганным глазам Тани. — Она не так давно вышла замуж и не было ни дня, чтобы её муж при встрече не поблагодарил меня за это. Даже напрягает периодически.
— С ума сойти, — выдохнула Алексеева, опуская глаза и ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд Евгения. Ему нравилось, когда Таня была живой, когда она проявляла эмоции и искренне реагировала на что-либо. Нравилось, когда она была собой, а не дружелюбной врединой.
— Когда я только пришел в себя, в палате были Алиса и Арсений, — продолжил Громов понимая, что от разговора о тюрьме ему всё равно не отвертеться. — Но Мельников быстро выпроводил её, намереваясь поговорить со мной наедине. Он сказал, что охрана хостела вызвала полицию, а тот мужчина, с которым я упал, получил серьезные травмы. А ещё он оказался гражданином Болгарии. А я — спортсмен. Улавливаешь?
— Не совсем, — призналась Алексеева. — Ты ведь защищал девушку.
— Ох, Таня, — улыбнулся Евгений, поглаживая большим пальцем её по пояснице. — Мой статус — отягчающее вину обстоятельство.
— Но ты ведь не боксер! — всплеснула руками она.
— Хорошо, что ты фигуристка, а не адвокат, — засмеялся Громов. — Друзья того мужчины собирались подавать в суд на меня, но в дело включилась Федерация. Сеня убедил их в том, что непозволительно терять фигуриста моего уровня за год до Олимпиады. И Федерация каким-то чудом ему поверила. Они оплатили моё лечение и заплатили этим… людям, чтобы те исчезли, а с нас с Арсением взяли подписку о неразглашении. Даже Алиса до сих пор думает, что я просто оступился в подъезде и крайне неудачно упал. Хотя, она долго не верила в то, что такое могло со мной случиться.
Таня несколько секунд молчала, переваривая новую порцию услышанного.
— Тогда ты должен быть благодарен Сене и Федерации.
Евгений шумно вздохнул, отводя взгляд в сторону.
— Я не просил их ничего для меня делать, Таня. Мельников в тот момент думал лишь о том, как через год его будут носить на руках за то, что спасти меня было его идеей. Он не думал о том, буду ли я после такой травмы кататься вообще.
— Он знал твой характер. Знал, что ты создан для льда и ни за что не остановишься.
— Не остановился бы, но без этого прессинга и без голодных, волчьих глаз представителей Федерации, я восстанавливался бы куда медленнее и планомернее. Мне пришлось пройти через настоящий ад из-за них, из-за него, — внезапно разозлился Громов, не терпевший Арсения. — Форсированное восстановление доводило до того, что каждое движение первые месяцы сопровождалось дикой болью. Вместе с тем, я чуть было не обезумел, потому что в какой-то момент ощущение, словно в спину входил кинжал, доставляло какое-то удовольствие.
— Но… — Алексеева открыла рот, чтобы расспросить о таблетках, которые давно не давали ей покоя, однако всё, что сейчас сказал Евгений, лишало возможности адекватно строить предложения.
— Таня, просто запомни на будущее, что не стоит доверять людям, которые делают что-то хорошее, чтобы этим потом попрекать или хвалиться, — строго произнес её партнер, переводя взгляд на настенные часы. — Уже половина второго. Нам пора спать.
Громов крайне резко сменил тему, попросту обрубая её, однако Таня на это не разозлилась. Такой интимный, ночной разговор запал в её душу, согревая и радуя тем, что она ближе узнала Евгения. Узнала то, чего не знала даже Алиса.
В какой-то момент он хотел напомнить партнерше о том, что она не должна никому рассказывать о том, что узнала, но понял, что это лишнее. Таня не станет этого делать.
Евгений обхватил её под коленями и за спину, поднимаясь со стула вместе с ней на руках.
— Теперь каждый раз я буду переживать о твоей пояснице, — грустно улыбнулась Таня, обнимая партнера за шею.
— Я едва ощущаю твой вес, Плюша, — подмигнул ей он, заходя в гостиную. — Не беспокойся об этом.
***
23 января, квартира Громова, 21:40.
Таня лежала на диване, устало вытянув ноги, которые беспрерывно гудели после шести безвылазных часов на льду и предшествовавших им трем часам в зале. Она хотела включить телевизор, но затем передумала, понимая, что слушать то, как Женя пытается приготовить ужин, куда интереснее. Он оказался совсем не приспособленным к готовке и ведению хозяйства, что, впрочем, было вполне нормально для спортсменов его уровня, большую часть жизни посвятивших своему делу. Таня слышала, как он громко матерился. Однако болевший от усердных тренировок пресс мешал смеяться. Алексеева понимала, что с радостью помогла бы партнеру с готовкой, но у неё сейчас не было сил даже моргать.
За несколько дней до чемпионата Европы она, наконец, привыкла к тяжелому тренировочному процессу, и вернувшись с него полагала, что готовиться к Олимпиаде будет тяжелее, но чтобы настолько… Со дня возвращения из Австрии у них не было ни одного выходного. Каждый день начинался с придуманным Громовым утреннего кросса «вниз-вверх» по лестнице его дома. Радовало лишь то, что наверх Евгений бежал с Таней на спине. На этом приятная часть дня для неё заканчивалась. Потому что его остаток занимали тренировки «на земле» и, конечно, на льду. Несмотря на то, что партнеры были вместе сутки напролет, в течение дня они разговаривали преимущественно по рабочим моментам, а приходя домой едва находили силы поесть, после этого сразу же ложась спать.
В сложившихся обстоятельствах Таня была рада, что живет у Жени. Это позволяло после тренировок сразу же обмякнуть в его руках, потому что он непременно довезет её бренное тело до дома, уложит на диван и накормит. Алексеева с ужасом представила, как трудно ей пришлось бы жить с таким тренировочным графиком в общежитии при училище, и поняла, что ей определенно стоит как-то отблагодарить Громова за то, что он для неё делает. Размышляя над тем, как именно это сделать, Таня уснула, не дождавшись ужина в исполнении партнера.
***
28 января, квартира Громова, 10:50.
Татьяна с трудом открыла глаза, понимая, что вставать с дивана совсем не хочется. Тело, измученное адскими физическими нагрузками, с каждым днём было всё труднее поднимать на очередную тренировку. Она потянулась, услышав хруст некоторых суставов, а затем свесила голову вниз, наблюдая за спящим Евгением. Ей показалось подозрительным то, что она проснулась раньше него.
Таня оглядела небольшую гостиную, только сейчас замечая, как сильно она стала захламлена. Последние десять дней они жили в постоянном цейтноте, а потому про уборку даже не думали. Таня увидела их коньки, лежащие в углу комнаты, без труда разглядела пыль на шкафу и полках, провела взглядом по одежде Жени, которая неаккуратно повисла на спинке стула. Но довершала картину под названием «Хозяева из фигуристов никакущие» грязная пластиковая посуда, оставленная на полу. Стоило только Громову чуть повести своей длинной ногой в сторону, и он непременно услышал бы шум этих контейнеров. Вчера их пригласили в Федерацию, чтобы решить вопрос с призовыми. Им оставили половину суммы, которую они вчера и получили. Большую часть этих денег они отдали Ольге Андревнее, которая в том, что её подопечные не явились на пресс-конференции, никак не виновата. На оставшуюся часть Громов взял в аренду до отлета на Олимпийские Игры машину, понимая, что больше не может ездить в метро. И, конечно, получение хоть каких-то денег фигуристы не могли не отметить. И именно следами вчерашнего совсем не спортивного обжорства были эти контейнеры.