— Уводи её отсюда, — строго обратилась к Громову Ольга Андреевна, понимая, что Таня не в силах прийти в себя.
Евгений согласился. Он по-хозяйски закинул Татьяну себе на плечо, быстрыми шагами направляясь в раздевалку. Ему было плевать на журналистов, на фотографов, на всех, кто был вокруг и сопровождал их всю дорогу в подтрибунном помещении.
Алексеева безвольно повисла на его плече, всё ещё не убирая ладоней от лица. Сумасшедшее чувство. Ей было спокойно в руках этого мужчины, но в то же время она его боялась.
Зайдя в пустую раздевалку, Евгений облегченно выдохнул. Они одни. Это радовало. Он аккуратно посадил Таню на скамейку и собирался поговорить с ней, но его прервала Ольга Андреевна.
— Поговори с журналистами, — попросила она. — Иначе они сами напридумывают.
— Мне сейчас не до этого, — прорычал Громов, не имея малейшего желания оставлять партнершу.
— Иди, я побуду с Таней, — строго произнесла тренер, вынуждая Евгения послушаться.
***
— Евгений, здравствуйте! — громко обратились к нему журналисты, поджидавшие фигуриста в подтрибунном помещении. Они сразу же направили в его сторону микрофоны, камеры и освещение.
— Здравствуйте, — без улыбки ответил он.
— Поздравляем вас с Татьяной с первым стартом в совместной карьере! — произнес журналист с российского спортивного канала. — Считаете ли вы его успешным?
— Более чем, — серьезно кивнул Евгений. — Таня замечательная партнерша, мне с ней комфортно.
— А как же досадное падение в конце? Считаете ли вы это следствием низкого уровня мастерства Татьяны?
— Фигуристы с, как вы выразились, низким уровнем мастерства, в последней разминке не катаются, — осадил корреспондента Громов. — На тренировках Татьяна выполняет все элементы на высшем уровне, полностью соответствуя оказанному ей кредиту доверия от Федерации и нашего тренерского штаба. Все элементы во время сегодняшнего проката были выполнены безукоризненно, за исключением ошибки на последнем тулупе, но думаю, что, посмотрев весь прокат, ни у кого не должно оставаться сомнений в том, что Татьяна умеет выполнять тулупы, которые объективно легче, чем тройной выброс, который она выполнила идеально. Сегодня она немного перенервничала, к тому же каскад стоит в самом конце программы, когда мы физически чувствуем себя хуже, чем вначале.
— Может, вам стоит переставить каскад в начало программы так, как у пары Волченкова/Квятковский?
— Мы не смотрим на то, как у других, — злился от подобных вопросов Громов. — Если им комфортно выполнять прыжки в начале — это их дело. Мы будем бороться не с ними, а с самими собой. Поэтому каскад останется на прежнем месте.
После ещё нескольких дурацких, по мнению Евгения, вопросов, он торопился вернуться в раздевалку. В коридоре подтрибунного помещения он встретил Волченкову, сияющую от счастья.
— Напомни-ка, когда у тебя последний раз было серебро чемпионата Европы? — неприятно улыбнулась она.
— Лучше готовься примерить его на себя завтра, — резко ответил Громов, не останавливаясь.
Зайдя в раздевалку, он обнаружил Татьяну в одиночестве. Ольги Андреевны здесь не было. Скорее всего, она была вынуждена пойти к судьям, чтобы забрать протоколы и разобрать их позже на тренировке.
Таня всё так же сидела на скамейке, но в этот раз она не просто плакала. Её тело дрожало, и Громов понимал, что у неё начинается истерика.
— Так, — вздохнул он, опустившись перед ней на корточки. — Давай снимем с тебя коньки.
Татьяна ничего не ответила. Она убрала ладони от лица, наблюдая за тем, как Евгений расшнуровывал её ботинки.
— Не трогай, — дрожащим голосом попросила она. — Не трогай меня. Отойди.
Женя непонимающе посмотрел на партнершу, но просьбу выполнил. Он поднялся и отошел к стене, прислонившись к ней спиной и с тревогой наблюдая за Татьяной. В такие моменты как никогда становилось ясно, что натренировать тело порой куда проще, чем сделать то же самое с психикой.
В следующую секунду Громова словно ударило по голове. Он внезапно осознал, что в истерике Татьяны виновата не её психика, не её падение, а он сам. Он повышал на неё голос каждую тренировку и всегда заострял внимание на последнем прыжке в каскаде. Он был уверен, что поступал правильно, потому что ошибиться на простейшем прыжке было никак нельзя.
За всем этим Евгений просто не оставил Татьяне права на ошибку, забывая о том, что ошибаются в этой жизни все. Особенно вне льда.
Женя собрался с мыслями, чтобы подойти к ней и попросить прощения, но она не дала ему этого сделать.
— Это всё из-за тебя, — тихо произнесла Таня, снимая тот конек, что успел расшнуровать Громов, и со злостью принимаясь за шнурки второго.
Услышанное сильно задело Евгения, в корне меняя его настроение.
— Ты имеешь в виду то, что ты здесь, на чемпионате Европы? — язвительно уточнил он, делая пару медленных шагов к скамейке. — Да, это из-за меня.
Татьяна освободила вторую ногу и, положив коньки на скамейку, поднялась с неё. Она без страха почти вплотную подошла к Громову и запрокинула голову, чтобы видеть его лицо. Алексеева теперь была практически босой, а Евгений всё ещё оставался в коньках, и это делало их и без того немалую разницу в росте ещё больше.
— Все твои крики, всю твою агрессию! Вот, что я имею в виду! — выпалила Татьяна, повышая голос. Её апатия резко сменилась яростью. — Ты не давал мне проходу с этим долбанным двойным тулупом! И вот, что вышло!
— То есть, это я виноват? — приподнял брови Громов, понимая, что он действительно был виновен, но не в том, что придирался, а в том, как это делал.
— Ты! — крикнула она, намереваясь отойти от партнера, но он не дал ей этого сделать и развернул к себе лицом, крепко сжимая ладони на обнаженных предплечьях.
— В глазах твоих горящих тоже я виноват? — прорычал он. — В твоих соблазнительных движениях тоже? В том, что твоё тело говорит само за себя?
Таня приоткрыла губы, с испугом смотря партнеру в глаза. Громов озвучивал то, в чем Татьяна боялась признаться сама себе. И Евгений был прав. Причиной всего, что он перечислил, был он.
— Н-нет, — голос Татьяны дрогнул, и она опустила голову вниз. — Это просто образ.
Громов обхватил пальцами её подбородок, приподнимая лицо партнерши, но она опустила глаза вниз, боясь встретиться с ним взглядом.
— Образ этот был весь последний месяц, — констатировал Евгений. — Но с каждым днем ты каталась…
— Это просто образ! Отпусти меня! — резко воскликнула она, перебивая Громова и ударив ладонями по его груди, пытаясь отстраниться. — Со Стасом у нас тоже были подобные программы, — слукавила она, пытаясь оправдать себя.
Евгения неимоверно злила эта ситуация. Злили упоминания Стаса.
— Такие программы у вас с ним тоже были? — с яростью спросил он, резко обхватывая Таню под ягодицами, отрывая её от пола и прижимая спиной к стене.
Таня не успела ничего понять. У неё перехватило дыхание, а сердце начало бешено стучать, отзываясь где-то в горле. Обнаженной спиной она чувствовала холодную стену, а грудью — разгоряченного Громова. Этот контраст температур запустил по телу Тани россыпь мурашек, количество которых возросло в следующую секунду, когда Евгений без промедления поцеловал партнершу в губы.
Он целовал её горячо и требовательно, кусая пухлые, давно манившие его губы, выказывая страсть. Татьяна сразу же начала инстинктивно отвечать, обхватив мужчину ногами за поясницу. От её действий Громов начал издавать какие-то глубокие, утробные звуки, походящие одновременно и на рык, и на стон, имевший животную, хищную природу. Эти звуки будоражили Таню, от них у неё бежали мурашки, а кровь разливалась по всему телу, разжигая сексуальное желание внизу живота.
Не прерывая поцелуя, Евгений с остервенением снял с себя ненавистную бабочку, откидывая её в сторону. После этого ладони мужчины вернулись к изучению упругих бедер и тонкой талии. Удивительно возбуждающее чувство — заново открывать для себя уже знакомое тело. От уверенных действий Громова Татьяна издавала частые вздохи, переходившие в тихие стоны.