Первый раз за всю карьеру Татьяна отметила, что к брюкам идут не только обычные ботинки, но и черные коньки. Хотя, возможно, дело в том, на ком они.

Завершала образ мужчины темно-фиолетовая бабочка в тон платью Алексеевой.

— Может, обойдемся без этого? — страдальчески вздохнул Евгений, обернувшись к партнерше и Ольге Андреевне, показывая ладонью на бабочку.

— Нет, — строго качнула головой тренер. — Мне кажется, что тебе очень идет. К тому же, мы специально подбирали её, чтобы ты лучше гармонировал с Таней.

Татьяна по-девичьи хихикнула, опуская глаза. Ей казалось, что Громов в любом виде прекрасно с ней гармонировал.

— По-моему, я выгляжу смешно, — продолжал возмущаться Евгений, снова повернувшись к зеркалу.

— Будешь выпендриваться — наденешь свой костюм, в котором вы с Алисой под лебединое озеро катали, — припугнула его Ольга Андреевна.

Громов обернулся и вспомнил ужаснейший костюм с рваными кусками серой ткани, имитирующими перья, и непонятными черными пайетками, которыми были расшиты плечи. Тогда ему было всего девятнадцать и он не смог переубедить тренерский штаб в очевидном уродстве этого костюма.

— Я в восторге от этого образа! А эта бабочка? Мне не хватало её всю мою жизнь! — внезапно выдал он, всплеснув руками и вызывая смех у тренера, Тани и пары женщин, работающих здесь и присутствовавших на примерке.

Евгений опустился на корточки, найдя на краях брюк небольшие тканевые резинки. Он пропустил их под каблуком ботинка, застегивая. Подобное приспособление помогало брюкам не задираться во время проката.

Евгений принялся проверять костюм на прочность и эластичность. Он приседал и выполнял другие упражнения, в то время как Тане, наконец, принесли её темно-фиолетовое платье. Она собрала волосы в высокий хвост, чтобы они не помешали примерке, а затем зашла за небольшую ширму.

— Вам нужно будет снять бюстгальтер, — обратилась к фигуристке швея. — У платья открытая спина, поэтому мы вшили сюда чашечки.

Услышанное отвлекло Евгения и он повернул голову к ширме.

— Я могу помочь, — предложил он, мечтательно улыбнувшись.

— Даже не вздумай! — угрожающе произнесла Таня, быстрее надевая платье с помощью швеи.

Громов засмеялся, возвращаясь к проверке костюма, и через минуту Алексеева вышла из-за ширмы. На ней было платье богатого темно-фиолетового цвета. У него отсутствовали рукава, но был высокий ворот, закрывающий почти всю шею девушки. Поверх него были нашиты нитки жемчуга, спускающиеся подобно бусам до середины её груди. Передняя часть платья была короткой и заканчивалась на пару сантиметров выше середины бедра. Громов поймал себя на странной мысли о том, что за почти пятнадцать лет его карьеры в парном катании это — первый раз, когда он обратил внимание на длину платья партнерши. Обычно он воспринимал это как должный элемент зрелищности, но сейчас ему это по душе не пришлось.

— Нравится? — несмело обратилась к Тане швея.

— Очень! — восторженно ответила Алексеева, повернувшись к зеркалу и перед Евгением предстала обнаженная до самой поясницы спина партнерши. На ней была только длинная нитка жемчуга, спускавшаяся от шеи вдоль позвоночника и заканчивающаяся там, где начиналась ткань. Да, задняя часть юбки была несколько длиннее передней, но, учитывая запредельную степень оголенности спины Татьяны, Громова это совсем не успокоило. Он уверял себя, что отреагировал так просто потому, что до этого видел свою партнершу в достаточно закрытой одежде, а теперь большая часть её красивого тела была выставлена напоказ.

Таня чувствовала себя немного стесненной в таком открытом платье. Наряды парниц и одиночниц редко отличались скромностью, в отличие от костюмов девушек из танцев на льду, которым были дозволены достаточно длинные юбки. Но эта абсолютно обнаженная спина заставляла Алексееву понервничать. Она никогда такого не надевала, даже на прокатах. Сейчас ей казалось, что в зеркале она видит не себя, а какую-то другую, очень красивую и уверенную в себе девушку. Ей хотелось, чтобы наряд понравился Громову, но он смотрел на неё с неприкрытым недовольством.

— Не нравится? — с волнением обратилась она к партнеру, опустившемуся на кушетку.

— Не нравится, — строго ответил он. — Надо перешить.

— Женя! — с раздражением воскликнула Ольга Андреевна, понимая, что Громов просто придирается. — Побойся Бога! Завтра улетаем на чемпионат, какой перешить?

Евгений вздохнул, понимая, что в такой ситуации его действительно никто не послушает.

— Значит, пока оставим, но к Олимпийским Играм перешьем, — настаивал на своём мужчина.

— На эскизах тебе всё нравилось, — припомнила ему Татьяна. — Что не так?

— Мне не нравится этот фасон. Тебе не идет, — серьезно отвечал Евгений, обижая тем самым партнершу.

***

После изнурительного дня, в котором была и примерка костюмов, и последняя домашняя тренировка, и медицинское обследование, партнеры вернулись домой обессиленными. И если Громов к такому привык и чувствовал себя просто уставшим, то Таня понимала, что если закроет глаза на несколько секунд, то заснет моментально.

***

2:20.

Татьяна проснулась посреди ночи внезапно для самой себя. На душе было неспокойно. За те несколько часов, что она успела проспать, силы немного восстановились, а вместе с ними вернулось и тревожное осознание, что уже сегодня вечером она прилетит на свой первый международный чемпионат.

Унять волнение было очень сложно, и несколько долгих минут Алексеева ворочалась на диване в попытках всё же уснуть, понимая, что завтрашний день будет тяжелым. Однако в голову настойчиво лезли воспоминания обо всём, что она успела пережить за последний, крайне долгий месяц.

Не найдя в себе сил успокоиться, Татьяна приподнялась, накидывая одеяло себе на плечи, а затем максимально тихо направилась на балкон, желая вдохнуть совсем не свежего, благодаря их местонахождению, но всё же воздуха.

Жизнь внизу кипела. Казалось, что этот район никогда не утихает. Он всегда шумит, клокочет и существует в какой-то странной, но впечатляющей какофонии. Татьяна грустно улыбнулась. Каждый из звуков, который она могла уловить, был громким и раздражающим. Это напоминало всё то, что происходило у неё на душе. Много волнения, много беспокойства. Всё это смешивалось и образовывало отравляющую душу смесь, к которой добавлялась ещё и всеми силами подавляемая симпатия к Громову.

— Почему всегда, когда я просыпаюсь, ты занимаешься чем-то странным? — сонно поинтересовался шагнувший на балкон Евгений.

Его пшеничные волосы после сна торчали в разные стороны и придавали своеобразное очарование. Татьяна не сдержала улыбки.

— Прости, — выдохнула она, снова переводя взгляд на Новый Арбат. — Мне не спится.

Евгений облокотился на подоконник, в полумраке внимательно рассматривая красивый профиль партнерши.

— Волнуешься, — констатировал Громов, подойдя к Тане со спины и поправляя одеяло на её хрупких плечах. — Знаешь, как я успокаивал себя перед своим первым чемпионатом, когда встал в пару? Я радовался, что я не одиночник. Они всегда одни на всей ледовой площадке, и это сложнее. Нам с тобой в этом плане повезло больше. Мы не одиноки.

Последняя фраза эхом раздалась в голове Тани. Она почувствовала тепло, исходящее от тела Евгения, и вспомнила их первую встречу, когда в самолете ей казалось, что с Громовым всегда будет холодно.

— Возможно, ты прав, — отстранено ответила она. — Мы не одиноки.

— Пойдём. Ты замерзнешь, а нам это не нужно. Хочешь, я почитаю тебе?

Татьяна от такого предложения развернулась лицом к партнеру, удивленно улыбаясь.

— Ты серьезно?

— Да, это поможет тебе заснуть скорее.

***

2:55.

Из всех имеющихся у Громова книг, он, вопреки протестам Татьяны, выбрал ту, что называлась «Физика фигурного катания».

— Скольжение по дуге происходит в одноопорном положении, — продолжал он, сидя на полу и прислонившись спиной к дивану, на котором лежала Таня. — Во время скольжения фигурист приобретает угловую скорость, необходимую для выполнения прыжка.