— Это просто шутка, — прошептал он, привлекая к себе внимание Антона, который понимал, что с Громовым начинают твориться странные вещи, — просто шутка, я знаю…

— Необходимо сделать компьютерную томографию и подключить её к аппарату искусственной вентиляции легких… — переводил российский врач, наблюдая за действием коллеги из-за океана, которая приоткрыла пальцами глаз Тани, посветив в него небольшим фонариком.

— Зрачки расширены, реакция на свет низкая, — сообщила она другому своему коллеге, который быстро зафиксировал это в планшете, пока она продолжала осмотр, — кожные покровы бледно-серые, давление критически снижается, сердечные тоны прослушиваются с трудом. Пульс прощупывается. Ушное кровотечение остановлено, начинается образование параорбитальных гематом.

— Что она сказала? — простонал Громов, обхватив ладонями голову.

— У Тани есть реакция на свет, — соврал Антон, — давление не снижается, сердечные тоны хорошо прослушиваются. Всё будет хорошо. Она скоро придет в себя.

Громов бессвязно простонал, закрывая лицо ладонями. Что-то внутри отказывалось верить словам врача. Громов чувствовал, что что-то не то. И он, будучи отличником по анатомии, знал, что такое не проходит бесследно. Он начинал терять её.

Таня уходила. Таня таяла на глазах. Таня остывала. Он понимал, что её травма очень серьезная. Понимал, что есть большая вероятность комы. Но он понимал это головой. А упрямое и любящее сердце надеялось на чудо.

Евгений сжал её холодную как никогда ранее ладонь, а затем наклонился, целуя её горячими губами в надежде согреть. В надежде вернуть к жизни.

— Не уходи. Умоляю тебя, — хрипло прошептал он.

— Снимите её коньки, пожалуйста, — попросила фельдшер, намереваясь проверить двигательные рефлексы ног.

Громов подался вперед, но пальцы не слушались его. Они дрожали. И механическое действие, которое он выполнял каждый день на протяжении двадцати пяти лет своей жизни — шнуровка коньков, стало для него непосильным. Громов ласково провел ладонями по её белым кожаным конькам. Ещё совсем недавно он держал их в руках, когда украл и ждал скорой встречи. Совсем недавно он завязывал и развязывал эти белые шнурки, когда они были партнерами. Совсем недавно всё было хорошо. Совсем недавно она была рядом. Она обнимала его, целовала. Она любила. И была неимоверно любима в ответ.

— Не-е-ет… — Громов закрыл глаза, сдавленно застонав, явственно давая понять Антону, что скоро от действия транквилизатора не останется и следа. Евгений снова терял на собой контроль.

— Сядь, Женя, — строго попросил он. — Я сам.

***

Евгений сидел в коридоре одной из клиник Ванкувера, вместе с Антоном ожидая результатов компьютерной томографии. И если врач оставался спокойным как минимум внешне, то Громов чувствовал, что всё внутри дрожит. Он уязвим как никогда. Он слаб. Он ничтожен.

— Ты! — заорала Ксюша, срывая голос и подбегая к Громову. — Ты! Это ты во всем виноват!

Дмитрий, догнавший её, обхватил свою девушку под грудью, отрывая от пола и отводя назад.

— Ненавижу тебя! — истошно орала Ксюша осипшим голосом, дрожащим от слёз. — Ненавижу!

Громов посмотрел на неё пустыми от горя глазами, а затем вновь опустил голову. Ему и без таких обвинений было отвратительно. Воспоминания о любимой Тане смешивались с болью случившегося сегодня. И эта смесь отравляла. Эта смесь убивала, превращая его из всесильного некогда Евгения Громова в бездушную тень.

Ксюша, все ещё сдерживаемая Димой, начинала впадать в истерику. Она рыдала, захлебываясь слезами, и с трудом дышала. От непобедимой олимпийской чемпионки не осталось ничего. Сейчас это была не сильная фигуристка, а слабая девушка, потерявшая родного человека.

— Уведи её отсюда и найди где-нибудь воды, — мягко обратился к Диме Арсений. Он оставался спокойным, но это спокойствие стоило ему титанических усилий. Он тоже был человеком. Ему было больно и страшно за Таню, которая была его другом. Ему было горько за Илью, который останется до конца своей жизни с серьезной психологической травмой, вне зависимости от того, какие последствия будут для Тани. Ему было больно за Громова. Он сам был любящим мужчиной и даже представить боялся, что сейчас было на душе у Евгения.

Но больше всего он боялся за Алису. Он знал, что она переживает и за Громова, и за Таню. Но такие переживания в её положении были опасны.

— Он не переживет… Он… Нет… — Калинина прижалась к мужу, стоявшему у окна длинного коридора, в котором на кушетке сидел Громов, закрыв лицо ладонями.

— Ты слишком рано хоронишь их обоих, — покачал головой Арсений, говоря шепотом, боясь, что Евгений может их услышать. — Они сильные. Они оба — олимпийские чемпионы. Ими просто так не становятся.

Алиса уткнулась в шею мужа, желая спрятаться от всего, что сегодня произошло и давая волю слезам. Алиса знала, что Евгений трагически потерял маму, и понимала, что потерю Тани он пережить не сможет.

Дверь кабинета скрипнула, и из неё показался врач. К нему сразу же подошел Антон. В этот же момент саму Таню вывезли на каталке в коридор, намереваясь отвезти в реанимацию, несмотря на то, что она на мгновение пришла в себя. Громов бросился к ней. Он быстро перебирал ногами, схватившись ладонями за металлические ручки каталки.

— Малышка! — вымученно простонал он. — Ты видишь меня?

Таня с трудом моргнула. Её глаза приоткрылись, но сразу же заполнились слезами. Вместе с сознанием пришла и страшная боль. Перед глазами всё плыло. Она видела лишь силуэт Жени и яркий свет, бьющий с потолка. Она приоткрыла синие губы, желая сказать, что он был прав. Он действительно никогда бы её не уронил. Но губы не слушались. Как и всё остальное тело. Она не чувствовала его совершенно. Она пыталась не закрывать глаза. Пыталась бороться. За себя. За любимого мужчину. За них двоих. Но ничего не выходило. И если бы глаза могли говорить, то в них было бы всего три слова — «люблю», «спасибо» и «прощай».

— Я никто без тебя! — прокричал он, хватая её ладонь как самое драгоценное, что было и есть в его жизни. — Таня! Нет! Смотри на меня!

Глаза Тани закрылись, а с ресниц сорвалась слеза.

Врачи открыли дверь в реанимацию, но Евгений крепче обхватил ладонями каталку, не давая персоналу увезти её туда.

— Нет! — закричал он, вновь теряя рассудок. Самое любимое, самое дорогое, безбожно забирали у него. Его резали по живому. Его убивали.

— Отойдите назад! — строго произнесла врач, потянув каталку с Таней на себя. — Вы мешаете! Вы её убиваете!

Арсений подбежал к Громову, с трудом разжимая его побелевшие пальцы, позволяя врачам увезти Татьяну в реанимацию. Евгений подался вперед, но дверь в отделение закрылась. Он прислонился к ней, горячим лбом касаясь холодного стекла, а затем бессильно ударил по нему кулаком и застонал.

Алиса задрожала от ужаса. Сильный мужчина, который мог свернуть горы, сейчас был загнан в угол настолько, что кроме стонов ему не оставалось ничего. Она была готова поклясться, что это самое страшное, что она слышала и видела за всю свою жизнь.

Но в следующую секунду произошло то, что шокировало всех присутствующих ещё больше, запуская по коже мурашки — его стон перешел в крик, полный боли и отчаяния.

========== Когда разбиваются чемпионы ==========

«Российская фигуристка, олимпийская чемпионка в паре с Евгением Громовым, Татьяна Алексеева получила серьезную травму головы на финале Гран-при в канадском Ванкувере. На данный момент она находится в главном клиническом госпитале без сознания. Врачи оценивают её состояние как крайне тяжелое…»

— Женя? — несмело обратилась к нему Алиса, коснувшись ладонью напряженного плеча. Таню увезли в реанимацию несколько минут назад, но он так и стоял, уткнувшись лицом в стеклянную дверь. — Женя, давай ты сядешь?

Громов на её слова никак не реагировал, но замолчал. Больше он не кричал и вообще не издавал каких-либо звуков. Алиса несмело развернула его к себе и заглянула в опустошенные болью глаза. За пару часов Евгений постарел на пару лет. Красивые глаза стали мертвенно-серыми, а взгляд абсолютно отреченным. Сила, которой он был исполнен, больше не жила в нем. Он умирал вместе с любимой женщиной.