— Что значит «не вмешиваться»? — раздраженно поинтересовался он, невольно повысив голос. — Какой Стас, Таня? Это он?

— Ты ведь сказала, что он просто хотел поговорить с тобой? — вспомнил Арсений, вновь встревая в разговор и желая понизить его градус.

Алиса стояла чуть поодаль, периодически переглядываясь с Ксенией. Они обе видели Стаса при разных обстоятельствах, но у обеих сложилось отвратительное впечатление.

— Стас теперь занимает место Сени, — тихо пояснила Калинина Жене и в следующую секунду поймала на себе его буквально осатанелый взгляд.

— И ты молчала?! — взбесился он. — Алиса! Ты должна была мне это сказать!

— Не повышай на неё голос, — не очень убедительно, но всё же вмешался Мельников.

— Я сам решу, что мне делать, — чуть подавшись в его сторону, ответил Громов. — Это моя партнерша!

От этого «моя» из уст Евгения у Арсения едва не сорвало тормоза. Он сильно сжал губы, делая глубокий вдох и из последних сил умоляя себя сдержаться. В конце концов, проблемы сейчас были у Тани, и всё внимание нужно было обратить на эту ситуацию.

— Почему ты думаешь, что это он? — не понимал Мельников. Из всех присутствющих он был единственным, чье мнение про Куликова было практически нейтральным. Таня прекрасно была с ним знакома, Ксения частенько пересекалась, и всегда их встречи заканчивались недоброжелательными перепалками. Алиса столкнулась с ним в кабинете Арсения и смогла оценить его «манеры», а Громов… Громов ненавидел его просто за сам факт существования. И за то, что тот однажды сделал с Таней.

— Он, — Таня облизнула губы, опуская взгляд. Вокруг неё плотным кольцом стояли и Арсений с Евгением, и Алиса с Ксюшей. И их пристальные взгляды сильно давили. А Громова и вовсе хотелось попросить увести отсюда. Но сам он не уйдет, да и увести его вряд ли кто-то из присутствующих будет в силах.

— Он мне угрожал, — с трудом произнесла Таня.

— Что он сделал? — Громов сильно подался вперед, буквально склоняясь над Таней. Мельникову пришлось положить ладонь на его грудь и оттолкнуть его обратно от своей подопечной.

— И тебе угрожал тоже, — призналась Таня, посмотрев на Арсения, а затем невольно заметила, как испугалась от такого Алиса.

— Мне? — приподнял брови он. — Чем?

— Сказал, что знает о том, что Федерация требовала оштрафовать нас на полную сумму призовых, а ты лишил нас только половины. Он хочет сказать, что мы с Женей, — Таня бросила быстрый взгляд на взбешенного Громова с нечеловечески злыми глазами, — дали тебя взятку, чтобы ты оставил нам больше призовых…

— Что? — теперь настала очередь Мельникова впадать в неистовство. Алиса успокаивающе положила ладонь на его плечо.

— Значит, — собирая остатки спокойствия, поинтересовался Громов, — это действительно было твоим решением? Оставить нам призовые?

— Да, — кивнул Арсений, не особо вслушиваясь в слова Евгения. Он начинал судорожно размышлять о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию. А тогда, с призовыми, он, как бывший спортсмен, знавший, каким потом и кровью — в прямом смысле этого слова — даются победы, долго бился за то, чтобы оставить Алексеевой с Громовым половину призовых.

***

13:30.

— Я могла бы разобраться сама, — осмелилась возмутиться Таня, сидя на заднем сидении такси. Громов сидел там же, но Алексеева демонстративно отодвинулась от него и прижалась к окну, наблюдая за весенними пейзажами столицы.

— Я не оставлю тебя с ним наедине, — холодно ответил Евгений, тоже отворачиваясь к окну. Таня отчетливо слышала сталь в его голосе и чувствовала, что, несмотря на напускной холод, внутри он весь кипит. И это было правдой. Только услышав имя Стаса, Громов вышел из себя. Всё остальное отошло на второй план. А от мысли, что она была с ним наедине, да ещё и подверглась каким-то угрозам… Его ладони непроизвольно начинали сжиматься в кулаки и буквально чесались.

В аэропорту Мельников рассказал о том, что все документы имеются у него в двух экземплярах на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств или утери. И копии хранятся в одном из шкафов в его бывшем кабинете. Таня, конечно же, вызвалась отправиться туда. И Арсений намеревался пойти с ней, но Евгений отвоевал у него это право. До самолета у них оставалось три часа, и это будет настоящим чудом, если Таня с Женей на него успеют.

— Давай, — несмело обратилась к нему Таня, не понимая, радоваться ей такой защите Громова или нет, — договоримся на берегу о том, что ты не будешь устраивать… мордобой?

Она ведь мечтала вновь ощутить это сладкое чувство. Она вновь слабая и хрупкая. Она вновь рядом с ним. С Ильей она никогда не ощущала себя таким образом. С Ильей Таня чувствовала, будто она в их паре ведет. Вся ответственность, все решения. Всё лежало на её хрупких и частично больных плечах. С Громовым же всё это пропадало. Оставалась слабая, нежная Таня. И непобедимый, всесильный Евгений. Вот только чувство это… вызывает зависимость. А потом, когда Громов отправится к Алисе, а Таня — к Илье, ломка будет неминуемой и нестерпимой. И Тане не хотелось опять соблазняться на это. Нельзя. Не надо…

— Чем он угрожал тебе? — поинтересовался Громов, не поворачивая головы к Тане. Внутри всё бешено клокотало и пульсировало. Ему не терпелось встретиться с Куликовым лично. Он и раньше предполагал, что их встреча вряд ли будет иметь хороший исход, но после того, что он узнал сегодня… Впрочем, главного Таня не рассказала. Она не рассказала о себе.

— Женя, давай не будем! — покачала головой Алексеева, посмотрев на таксиста, который даже уменьшил громкость радио. Похоже, он счел беседу своих пассажиров куда более интересной.

— Отвечай, — практически сквозь зубы процедил Евгений, наблюдая за сменяющимися улицами Москвы и проклиная невозможность быть сейчас за рулем своей машины и мчаться в Федерацию на большой скорости, а не ощущать, как медленно сгорают нервные клетки в ожидании конечной точки их поездки.

— Сказал мне пить из закрытых бутылок, — тихо произнесла Таня, понимая, что лучше оставить свою гордость на потом. Сейчас Громов выглядел так, что даже если легонько ткнуть его пальцем, взрыва будет не избежать.

— Он сказал это просто так, прямо с порога? — уточнил Громов, понимая, что, разумеется, между Стасом и Таней был какой-то предшествующий диалог.

— Женя, — вздохнула фигуристка, последний раз обдумывая, стоит ли признаваться, — он пригласил меня на ужин.

Громов шумно вздохнул, гневно поджимая губы. Если бы Таня видела его лицо, то заметила бы небольшую вену, проступившую у виска.

— И ты ему отказала, — Евгений кивнул сам себе. Это был действительно не вопрос. Это была констатация случившегося. Пазл в голове Громова сошелся.

— Таня, у тебя были с ним отношения? — пытаясь сохранять последние капли хладнокровия, поинтересовался Женя, наконец встретившись взглядом с Таней.

На несколько секунд Алексеева потеряла возможность даже сделать вдох. До Стаса у неё не было никаких отношений. Но и то, что было между ней и Куликовым, сложно назвать этим словом. Он соблазнил её, сыпал красивыми словами о том, что это навсегда, что они созданы быть вместе, что они потрясающая пара на льду и вне его. И вскользь говорил, что Таня должна доверять ему. Особенно на льду. В высоких поддержках…

— Это не то, чтобы отношения, — запинаясь, призналась она.

— Спала с ним? — голос Громова становился громче и злее. По спине Тани начали ползти мурашки ужаса. Глаза Евгения окончательно потеряли остатки разумного, светлого, человечного. Тане стало не по себе.

— Женя, к чему все эти в-вопросы? — губы фигуристки начали дрожать. У неё было ощущение, будто Громов сейчас абсолютно вне себя. Что того Жени, которого она знала, в данные минуты нет. Это кто-то другой. Кто-то ещё более злой. Более неконтролируемый.

— К тому, — громко начал он, с облегчением заметив, что они почти подъехали к Федерации, — чтобы ты поняла, почему без «мордобоя» не обойтись.

Таксист припарковался у Федерации, и Громов, буквально прорычав водителю, чтобы тот не выпускал Таню, быстро вышел из машины.