В журнал Грэм вложил свернутую вдвое бумажку с грубой схемой проезда к дому Килрю. Жил тот в двадцати милях от Покипси – в крохотном городке Пайклиф, который Эдди предстояло миновать на обратном пути; потом живописная дорога через Таконский хребет выведет его обратно на шоссе 1–90. Телефона у Килрю не было. Грэм упоминал, что Питер нуждается, и связисты отключили его линию за долги.

До Таконского хребта Эдди добрался уже в сумерках, сгущавшихся под сенью огромных дубов и высоких елей на обочинах дороги. Пустое шоссе забиралось все выше и выше в горный лесной массив. В свете фар иногда мелькало семейство оленей, остановившихся у края проезжей части, и их отсвечивающие розовым глаза провожали машину Эдди, поблескивая от страха и любопытства.

Пайклиф был невелик: торговый комплекс, церковь, кладбище и заправка. На перекрестке мигал желтым глазом светофор. Эдди проехал дальше, вырулив на узкую муниципальную дорогу, тянувшуюся сквозь сосновый лес. Совсем стемнело, и температура за бортом упала настолько, что пришлось включить обогреватель. На Тархил-роуд начался серпантин, и «Цивик», завывая от напряжения, пополз в гору. На миг зажмурившись, Эдди едва не пропустил крутой поворот. Пришлось изо всех сил вывернуть руль, чтобы не влететь в заросли кустов на краю пропасти.

Через полмили асфальтовое покрытие сменилось гравием. Эдди потихоньку пробирался в темноте, поднимая мерцающую в свете фар известковую пыль. В световом конусе показался толстяк в оранжевой вязаной шапочке, запустивший руку в почтовый ящик с надписью «КИЛ Ю», и Эдди замедлил движение.

Мужчина поднял ладонь к глазам, прикрываясь от яркого света, изучил приближающийся автомобиль и махнул рукой в сторону дома – езжай за мной. Толстяк двинулся по подъездной дорожке, словно ждал гостей, и Эдди медленно поехал вслед. По обе стороны грунтовой аллейки торчали заросли болиголова, и ветви заскребли по стеклам и кузову «Цивика».

Наконец дорожка вывела в пыльный дворик, раскинувшийся перед большим желтым домом в деревенском стиле, с башенкой и покосившейся верандой, выходившей на две стороны. Разбитое окно у входа было заколочено листом фанеры. Чуть поодаль, в сорняках, валялся унитаз. Осмотревшись, Эдди невольно вздрогнул. Всяк путь ведет к любовной встрече, подумал он, потешаясь над собственным воображением, и припарковал машину рядом с древним трактором, под капотом которого колосилась дикая кукуруза.

Сунув ключи в карман, Эдди выбрался наружу, направляясь к крыльцу, где его уже поджидал пузан в шапочке. Дорожка вела мимо ярко освещенного сарая, сквозь закрытые двери которого доносился визг циркулярной пилы. Эдди окинул взглядом дом. В одном из окон второго этажа маячил темный силуэт человека, рассматривающего непрошеного гостя.

Эдди сообщил толстяку, что ищет Питера Килрю, и тот мотнул головой в сторону двери. Топай за мной.

В тускло подсвеченном коридоре за дверью криво и косо висели фотографии в рамках; на второй этаж вела узкая лестница. Пахло сыростью и еще чем-то странным – то ли мужским потом, то ли несвежим тестом, однако Эдди решил прикинуться, что ничего не заметил.

– Тут у нас куча всякого хлама, – жизнерадостно протрубил толстяк. – Давайте повешу вашу куртку. Глаза б мои на это не смотрели!

Эдди сдал верхнюю одежду, и толстяк, задрав голову, испустил дикий вопль:

– Пит, к тебе пришли!

Внезапная смена тембра заставила Эдди вздрогнуть.

Наверху скрипнула половица, и на лестничной площадке появился худой человек в вельветовом пиджаке и квадратных очках в черной пластмассовой оправе.

– Чем могу быть полезен? – осведомился мужчина.

– Меня зовут Эдвард Кэррол. Издаю альманах «Лучший современный хоррор». – Он подождал реакции Питера, однако тот не проявил интереса. – Прочел в «Северном обозрении» один из ваших рассказов – «Мальчик с пуговицами». Отличная вещь! Мне хотелось бы издать ее в сборнике этого года. – Помолчав, Эдди добавил: – А вас не так легко найти!

– Поднимайтесь, – предложил Килрю, отступив на шаг, и Кэррол двинулся по лестнице.

Пузатый брат Питера развернулся к коридору, зажав под мышкой куртку гостя и почту семейства Килрю, однако тут же резко остановился и глянул вверх, взмахнув конвертом.

– Эй, Пит! Пришла мамина социальная страховка! – удовлетворенно крикнул он.

Эдди уже добрался до второго этажа. Питер, не дожидаясь его, шел к открытой двери в торце странно искривленного коридора. Похоже, дом сильно покосился – разок Эдди, сохраняя равновесие, даже пришлось схватиться за стену. Некоторые половицы отсутствовали. У входа в коридор болталась люстра с хрустальными подвесками, заплетенными паутиной и какими-то грязными волокнами, и из тайников подсознания Эдди выплыл горбун, играющий на глокеншпиле первые такты из увертюры к «Семейке Адамс».

Питер занимал небольшую комнату под свесом крыши. У одной стены стоял исцарапанный карточный стол с пишущей машинкой «Селектрик», издающей тихое жужжание. В машинку был вставлен лист бумаги.

– Вы работали? – поинтересовался Эдди.

– Я никогда не останавливаюсь.

– Что ж, отлично…

Килрю уселся на койку, и Эдди перешагнул порог. Пришлось пригнуть голову – потолок нависал совсем низко. У Питера были странные бесцветные глаза и веки с красной каймой, – возможно, аллергия? Он, не мигая, изучал гостя.

Эдди рассказал ему об антологии, упомянув, что может уплатить автору две сотни долларов с последующими авторскими отчислениями. Килрю кивнул, не задав ни одного вопроса, лишь сухо поблагодарил высоким хрипловатым голосом.

– Что думаете о концовке рассказа? – помолчав, неожиданно заговорил он.

– Вы о «Мальчике»? Мне понравилось, в противном случае я не задумался бы о включении его в сборник.

– В университете Катадина мое произведение возненавидели. Этим девочкам в плиссированных юбках – дочкам богатых папочек – мой рассказ не пришелся по душе, а уж финал – тем более.

– Никто из них не ожидал подобной развязки, – кивнул Эдди, – поэтому некоторых она неприятно поразила. Шокирующие финалы не вписываются в мейнстрим.

– В первой редакции гигант затягивает на шее девушки удавку, – объяснил Килрю, – и та, уже теряя сознание, чувствует, что мальчик закупоривает ее дупло пуговицей со смайликом. В итоге я не решился на подобную концовку и уничтожил последний лист. Вряд ли Нунан опубликовал бы рассказ в таком виде.

– В хорроре часто бывает, что мысли, не вошедшие в окончательный текст, придают ему особую силу, – заметил Эдди, чтобы не молчать. Его вдруг пробил холодный пот. – Дойду до машины – возьму бланки договора.

Он сам не понял, зачем это сказал. Никаких бланков в машине не было, просто нахлынуло внезапное желание глотнуть чистого холодного воздуха.

Пригнувшись, он выбрался в коридор и едва не перешел на бег.

Спустившись по лестнице, Эдди заколебался. Интересно, куда делся жирный братец Питера с его курткой? Помявшись, он двинулся вперед, и, чем дальше шел, тем темнее становилось в коридоре.

Под лестницей Эдди приметил маленькую дверцу и дернул ее за ручку. Дверь не поддалась, и он пошел дальше в поисках гардеробной. Где-то совсем близко зашипел жир на горячей сковороде, пахнуло луком, и раздался звон ножей. Толкнув дверь справа, Эдди заглянул в гостиную. На стенах висели головы животных. Длинный тусклый луч из коридора осветил лежащую на столе красную скатерть со свастикой, и Эдди тихо прикрыл створку.

Чуть дальше, по левой стороне, была открыта еще одна комната. Кухня… Толстяк с голым татуированным торсом стоял у кухонной стойки, разделывая кусок печени. В сосках у него болтались стальные колечки. Кэррол хотел было окликнуть жирдяя, однако тот развернулся к плите, обойдя стойку, и принялся мешать какое-то варево. Из одежды на нем были лишь трусы-стринги, и на удивление тощие бледные ягодицы толстяка подрагивали при каждом шаге. Эдди отступил в темноту и осторожно углубился в коридор.

Внизу полы казались еще более кривыми, чем на втором этаже, что вряд ли соответствовало действительности. Тем не менее, похоже, под домом в свое время произошло землетрясение, и фасад его сместился относительно задней части.