Но ничего этого не было Все происходило в небольшой комнате в здании тюрьмы Допрашивали его поочередно два человека, без публики и без свидетелей Один – пожилой, в очках, лысеющий, вежливый в обращении, с вкрадчивым голосом Другой – лет тридцати, одутловатый, с запахом крепкого мужского пота, не стеснявшийся в выражениях Именно он орудовал резиновой дубинкой, пытаясь выколотить из обвиняемого признательные показания.

Но священник ни в чем не сознавался, даже под ударами:

– На какие средства вы жили с тридцать пятого года по день ареста? – спрашивал молодой следователь.

– Я жил на свои оставшиеся сбережения, помощь дочери и подаяния верующих.

– Следствие располагает материалом, что вы занимались попрошайничеством Дайте показания.

– Попрошайничеством я не занимался.

– Расскажите о вашей антисоветской деятельности среди верующих.

– Антисоветской деятельностью я не занимался К советской власти я настроен лояльно.

– Вы систематически говорили о том, что советская власть ведет гонения на религию и духовенство, высылает без вины духовенство и запрещает верующим молиться Следствие располагает таким материалом.

– Я отрицаю это.

– Назовите круг ваших знакомых.

– Знакомых у меня нет никого.

– Ни в Москве, ни в Можайске?

– Нигде.

Ему давали ознакомиться с показаниями свидетелей Один из них, тоже священник, сообщал: «Он на квартирах своих многочисленных почитателей совершал тайно церковные богослужения и различные церковные требы Любомудрова часто можно было видеть в церкви, где он вокруг себя собирал верующих старушек Их он обрабатывал в антисоветском духе, рассказывал, как он жил в ссылке, и о якобы тяжелом положении осужденных Он говорил, что осужденные влачат голодное существование, их заставляют выполнять непосильные работы, в результате чего заключенные умирают Он призывал верующих не забывать арестованных и оказывать им материальную помощь Кроме того, Любомудров распространял контрреволюционные провокационные слухи о якобы имеющемся гонении на религию и духовенство».

– Таким образом, – говорил следователь, – ваша контрреволюционная деятельность подтверждена свидетелями.

– Никакой контрреволюционной деятельностью я не занимался, – отвечал Любомудров.

– У нас есть другие свидетельства Вот я вам прочитаю: «Наиболее откровенно свои антисоветские мысли Любомудров высказывал в кругу служителей культа и прихожан на обедах и ужинах, которые устраивались им после каждой службы Произносил тосты за “скорейшую кончину советской власти” и за упокой бывших русских царей В 1925 году я как протодьякон спросил его: “Неужели вы не боитесь власти, что так антисоветски высказываетесь?” На это Любомудров мне ответил: “Они хитры, а я еще хитрее” Он имел в виду советскую власть В конце прошлого года, когда он вернулся из ссылки, я встретил его в церкви Знамения, где я служу протодьяконом Он туда приходил и жаловался, что ему как популярному среди верующих протоиерею дали бы хорошее место, но Лубянка в это дело вмешивается и не дает ему никакого хода» Лубянка, видите ли, мешает вашей карьере.

– Ничего подобного я не говорил Разговоров антисоветских не вел.

– Вот, слушайте еще: «После публикации новой Конституции СССР Любомудров сначала говорил, что советская власть испугалась заграницы и дала народу больше свободы, в том числе и нам, духовенству При этом Любомудров толковал даже о том, что собирается организовать тысяч пять верующих, которые будут голосовать за его кандидатуру в Верховный Совет СССР Последний раз, когда я его видел (месяца два тому назад), Любомудров уже толковал о Конституции наоборот: “Это только втерли очки загранице, никакой свободы и прав нам не дали” Предлагал даже вовсе не участвовать в выборах или голосовать за более близкую нам фигуру, как Бухарин»

Любомудров слушал Он хорошо знал протодьякона, чьим именем был подписан донос, и не представлял себе, чтобы тот мог написать такое Либо у него брали показания под пытками, либо следователь сам сочинил это, а протодьякону дал подписать.

– Я отрицаю все это, – сказал он. – Ничего подобного не было, я этого не говорил.

– Еще пишут, что вы хранили и распространяли религиозную литературу А религиозная литература по своему содержанию является заведомо антисоветской и контрреволюционной.

– Ничего, кроме Священного Писания, я у себя не хранил Антисоветскую литературу не распространял.

– Вы знаете, что́ вам грозит за контрреволюционную деятельность? – следователь повысил голос. – Я напомню вам статью 58 Уголовного кодекса РСФСР, пункт десятый: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания, влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев Те же действия с использованием религиозных или национальных предрассудков масс влекут за собой…»

Он достал папиросу и закурил.

Священник молчал.

– «…меры социальной защиты, указанные в статье 58, пункт второй, настоящего Кодекса», – продолжил следователь. – Вы понимаете, о каких мерах идет речь?

– Нет.

– «Расстрел с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет». Слышали? Расстрел. Вы в своей контрреволюционной пропаганде использовали религиозные предрассудки масс, поэтому вам грозит высшая мера социальной защиты.

Следователь сделал несколько затяжек.

Священник продолжал молчать.

Следователь поднял глаза:

– Всего этого вы можете избежать, если чистосердечно признаетесь в антисоветской деятельности, раскаетесь в ней и раскроете имена сообщников.

Но священник все отрицал и никакие имена не называл. Он с самого начала избрал для себя такую линию защиты. Помогло чтение «Процесса антисоветского троцкистского центра». Сколько себя ни оговаривай, все равно расстреляют. Да и не дело священнослужителю оговаривать себя, выдавать других.

Убедившись, что священник не готов ни в чем признаваться, следователь неожиданно изменил тактику допроса. Он отложил в сторону бумаги и спросил доверительным тоном:

– Вы заметили, что у нас к вам особое отношение?

– Нет.

– А жаль. Могли бы сидеть с уголовниками и рецидивистами. А мы вам отдельную камеру выделили. И это при том, что тюрьма переполнена.

Очевидно, ожидалось, что допрашиваемый поблагодарит за заботу. Но он молчал. Ждал, что будет дальше.

А дальше следователь предложил Любомудрову снять с себя сан и отречься от веры в обмен на освобождение и трудоустройство на льготных условиях:

– Уже несколько бывших попов осознали пагубность религиозных предрассудков и их несовместимость с социалистическим строем. Стали честными советскими гражданами и трудятся на производстве. Никто не ставит им в вину прежнюю контрреволюционную деятельность.

– Я контрреволюционной деятельностью не занимался. А от священного сана и от православной веры не отрекусь, – отвечал Любомудров.

До вчерашнего дня ему все еще казалось, что допросы без свидетелей носят подготовительный характер, а основной допрос состоится в зале суда. Но вчера следователь – тот, что постарше – зачитал ему обвинительное заключение:

– …Возвратившись из ссылки, возобновил свою контрреволюционную деятельность, вокруг себя группировал реакционно настроенную часть верующих, среди которых распространял различные контрреволюционные, провокационные слухи. Проводил денежные сборы для оказания материальной помощи высланным за контрреволюционную деятельность. На квартирах своих единомышленников совершал тайные богослужения, вел антисоветскую пропаганду. На основании изложенного подсудимый Любомудров.

Константин Павлович обвиняется по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, пункт 10.

Это была та самая «расстрельная» статья, о которой молодой следователь сообщил накануне.