Выезжая со стоянки, я увидела, как громилы усаживают Мэри в свою машину, а Тайлер с лицом полным грусти просто стоит и наблюдает, как они забирают его девушку.
Эта ситуация показалась мне довольно странной, даже очень странной. Я обдумывала ее и вчера вечером, и сегодня утром, пытаясь найти объяснение картине, свидетелем которой невольно стала. Дело не в том, что, глядя на Тайлера, у меня возникло непонятное мне ощущение. Такое происходит время от времени на протяжении двух недель после пробуждения в лесу. Ситуации разные, ощущения тоже, но в одном они сходятся всегда: будто мои воспоминания просятся наружу, но стена сознания их сдерживает, и только в короткие проблески, когда что-то из окружающей среды помогает пробить брешь, у меня возникает чувство, что вот-вот на меня обрушится волна, и я все вспомню. Но потом ощущение проходит, и несокрушимая стена становится на свое место. Одно я знаю точно – мне нельзя сдаваться, рано или поздно мне удастся снести эту стену. Главное, что сама того не понимая, я двигаюсь в правильном направлении.
Но во вчерашней сцене на парковке меня больше всего удивил Тайлер. Не знаю, чего я ожидала, но мне никак не могло не показаться странным бездействие парня. Этому должно быть какое-то объяснение, иначе он еще хуже, чем о нем думает Питер. Для себя я объяснила это тем, что, возможно, те громилы – братья Мэри, и они явно не в восторге от общения их сестры с Тайлером. Это ж как надо было себя вести, чтобы тебя так невзлюбили? Конечно, не может не оставлять вопросы тот факт, что они так грубо вмешиваются в личную жизнь сестры, но другого объяснения я найти никак не смогла. Хотя до сих пор не понимаю, почему вообще об этом думаю, какая мне разница до чужой жизни, если я даже в своей не могу толком разобраться.
Когда я в очередной раз с шумом въехала на стоянку, никто не обратил внимания ни на меня, ни на громкий рев мотоцикла.
Питер ждал у ступеней, как мы и договорились. Парень отчего-то сильно нервничал, хотя мы с ним уже достаточно пообщались, чтобы он чувствовал себя комфортно в моем обществе, а я научилась вовремя отключаться от его бессмысленной болтовни прежде, чем она начинала меня злить. Зайдя в библиотеку, Питер начал активно шарить глазами по залу, стало слишком очевидным, что он кого-то высматривает, но нашел он, кого искал, или нет – не знаю. Мы прошли вдоль столов к противоположной от входа стене, на которой висело множество портретов писателей и писательниц, и повернув направо, вышли через стеклянную дверь в коридор.
Мы оказались в не слишком длинном коридоре, его левая стена полностью состояла из панорамных окон, сквозь которые внутрь заливался белый яркий свет пасмурного дня. Оказалось, что новое здание, присоединенное к библиотеке, вместе со старым представляли собой квадрат, внутри которого разместилось уютное патио с небольшим фонтаном посередине. Когда мы прошли немного дальше и свернули влево, я поняла, что коридор идет по кругу и на другом его конце тоже есть дверь, которая ведет к основному зданию.
– А не ближе было зайти с этой стороны? – спросила я, ткнув пальцем в сторону небольшой красно-коричневой двери в конце коридора.
– Ближе. Но я хотел показать тебе, что к чему, – объяснил Питер, остановившись у открытой нараспашку аудитории. – Мы здесь, знаешь ли, не только книжки читаем. Этот корпус выстроили для развития научной деятельности. Аудиторий хоть и немного, но часть из них служат лабораториями, некоторые – для свободных лекций, как эта, в них иногда даже проводят школьные уроки. Иногда кабинеты отдают студентам в свободное распоряжение по записи. Здесь, например, школьная команда по брейн-рингу готовится к новым соревнованиям. Я, кстати, ее капитан, – довольно улыбнулся он.
Когда мы вошли в аудиторию, до начала лекции оставалось еще пятнадцать минут. Свободных мест было много, можно сказать, все столы в нашем распоряжении, помимо нас в кабинете сидело всего три человека.
– Э, ты куда? – удивился Питер, когда я прошла мимо первого стола, за которым он уже успел разместиться.
– Я вон там сяду, – ответила я, не оборачиваясь, и ткнула пальцем на последний стол в среднем ряду. Питеру ничего не оставалось делать, кроме как последовать за мной.
Не буду я сидеть впереди, где все могут рассматривать меня, когда им вздумается. А так особо любопытным придется хорошенько покрутить головой.
Питер молча раскладывал на столе необходимые ему предметы. Видимо, в особом порядке, так как ручка уже третий раз пыталась укатиться со стола, но парень упорно укладывал ее на то же место. Я отвернулась и уставилась в окно, рассматривая проплывающие мимо клубы туч. Думаю, к вечеру должно распогодиться.
Аудиторию постепенно заполняли вольные слушатели.
– Погляди-ка, кто пришел, – прошептал Питер.
В дверях я увидела только что вошедших Тайлера и Мэри. Они держались за руки и величественно шли по аудитории. Мэри мне казалась милой девушкой, у нее добрый взгляд, и она не вела себя вызывающе. А вот в Тайлере все кричало о его высокомерии: то, как он аккуратно зачесывает платиновые волосы назад, волосинка к волосинке; то, как высоко вздернут его подбородок; его идеально ровная осанка; и даже то, как он вышагивает, будто он не идет своими ногами, а его несут. А вот взгляд… взгляд говорил о его горделивости гораздо больше повадок. Он не смерил меня взглядом, как делал это раньше, а провел Мэри к столу в левом ряду, галантно отодвинул ее стул и задвинул его, когда девушка села. Сам же Тайлер сел у окна вполоборота к Мэри и… скосил на меня взгляд, теперь уже не так явно, как раньше, а исподтишка.
Но сейчас меня это ни капельки не раздражало, наоборот, мне стало смешно оттого, что это представление, его яркое появление в аудитории, закончилось таким падением от величественного мужчины до любопытного подростка.
– Не знал, что он у нас теперь любитель биологии… – тихо проворчал Питер.
Я пропустила его колкость мимо ушей.
– Давно они встречаются? – шепотом поинтересовалась я у Питера, наконец-то разобравшегося с непослушной ручкой.
– Когда Тайлер в декабре прошлого года перешел в нашу школу, они уже были вместе. До этого он с начала учебного семестра терся у школы, ожидая Мэри; думаю, тогда они уже встречались, – Питер прошипел ответ прямо мне в ухо.
– Слушай, а у Мэри нет братьев?
Питер удивился вопросу, но ответил:
– Родных нет. Есть два кузена.
– И им тоже не нравится выбор Мэри?
Вопрос прозвучал настолько тихо, что я сомневалась, слышал ли меня Питер, а я говорила ему прямо в ухо, но реакция Тайлера выглядела так, словно это ухо принадлежало ему. Он резко развернулся и вытаращился на меня так, будто я только что сказала, что являюсь его биологической матерью. Наша с Питером реакция не заставила себя долго ждать: я постаралась посмотреть на Тайлера так, чтобы в моем ответном взгляде ясно читалось: «Еще немного и ты меня достанешь».
Наконец, когда Тайлер отвернулся, Питер ответил:
– Да я, вообще-то, не знаю. Мы с Мэри перестали общаться с тех самых пор как… – Питер кивнул на Тайлера и поморщился, затем продолжил. – А с кузенами мы перестали общаться еще раньше. Я не знаю, что у них там случилось, но пять лет назад они внезапно сорвались с места и переехали. С тех пор я их больше не видел.
Еще раз прокрутив в голове слова Питера, я так и не поняла, могли те здоровые ребята быть кузенами Мэри или нет, но решила больше не уточнять, потому что глаза Питера вдруг погрустнели, и стало ясно, что эта тема ему неприятна. Если могли, то более или менее понятно, почему Тайлер ничего не делал. А если нет – тогда совсем ничего не понятно.
Тайлер сидел вполоборота к Мэри, и хоть он и смотрел на нее, было вполне очевидно, что парень держал меня в поле зрения, как водитель, смотрящий вперед, но на самом деле зрительно охватывающий куда больше пространства. Меня это сильно злило: подобное поведение не просто выходит за рамки приличия, а заставляет чувствовать себя ребенком, за которым нужен глаз да глаз. Кем себя возомнил этот Тайлер? Раз он косится, я тоже буду упрямо коситься в ответ. Нет, я буду смотреть в упор, прожигая его безупречный платиновый затылок, пока наглецу не станет стыдно.
