– Ничего себе! Дак выходит, что в вас попала бомба! И ты умудрился выжить?

С удивлением громко, чуть ли не крича, сказал я. Клаус встал с кровати и начал ходить из стороны в сторону мимо меня.

– Не только я. Мы все живые. Когда я очнулся в палате, у моей койки сидела Эльза, она читала какую-то газету. Папа стоял у окна и что-то в нем высматривал. Они оба очень обрадовались, когда я зашевелился. Папа сразу подбежал к кровати, что даже чуть не сбил медсестру, которая поправляла мне капельницу. Эльза отложила в сторону газету и обняла меня за шею. Шея кстати, очень сильно болела.

С этим словами Клаус потер себя за шею, словно она болит до сих пор.

– Папа присел напротив меня и сказал: « Ну что, здоровяк! Теперь все будет хорошо!». И он засмеялся, и все засмеялись: и я, и Эльза, и даже медсестра. И мы долго смеялись, пока в палату не зашел врач. «О, я вижу у вас все в порядке!». Медсестра сразу взяла папку с бумагами и передала ее врачу. Он надел очки, мельком взглянул, полистал. «Ну-с, молодой человек, давайте посмотрим, что тут у вас». (При этом Клаус опять попытался поменять голос). Врач на вид был добрым старичком. У него были короткие седые волосы и толстенные очки. Из-за них его глаза казались очень маленькими. Он присел рядом со мной и стал ощупывать мне шею. Он постоянно издавал такой звук «Угу-угу», от его рук сильно пахло лекарствами. Затем он оголил мне ноги и стал водить по ним железным молоточком. Мне стало щекотно, а мои ноги стали сами дергаться. Врач сказал, что все в порядке и велел папе и Эльзе зайти к нему в кабинет.

Меня оставили в этой палате примерно на неделю, как мне сказала Эльза: «Доктору нужно понаблюдать за твоим состоянием, чтобы мы могли продолжить наше путешествие». Я тогда еще не знал, куда мы едем. Папа и Эльза навещали меня ежедневно, пока я был в госпитале, они остановились в отеле. Папа рассказывал мне про Барилу, какой это красивый город, и что когда меня выпишут, мы обязательно все вместе будем гулять, сходим в зоопарк и съедим мороженое. Я представлял себе, как мы втроем ходим смотреть на львов и медведей, покупаем воздушные шары и едим вкусное мороженое. Больше всего мне хотелось посмотреть обезьян, как в фильме.

Иногда ко мне приходила медсестра, спрашивала мое самочувствие и давала лекарства, что-то записывала в папку, которая лежала в ящичке у моей кровати, и уходила. В некоторые дни ко мне приходил тот седой врач, мы мило с ним болтали. Он был очень добрым. Однажды он пришел со своим коллегой. Это был мужчина, возрастом примерно, как мой папа, с черными усами. Очень спокойным голосом он спрашивал меня про то, как и где мы жили, как я учился в школе, с кем дружил, с кем не ладил. Я думаю, это была проверка моей памяти.

А память у меня хорошая, я видишь вон, все помню!

Тут Клаус остановился и поднял указательный палец вверх.

– Я видел, как этот второй доктор разговаривал в коридоре с Эльзой и папой. Эльза почему-то закрывала лицо руками.

Через неделю меня перевели в другую палату. Еда тут была отвратительной. Кормили в основном вареными бобами. Бобы на завтрак, обед и ужин. Терпеть их не могу!

Клаус бухнулся на кровать и снова взял в руки своего любимого динозавра.

– Зато лекарств стало меньше, больше никаких капельниц, и я мог раз в день выходить на прогулку вместе с папой и Эльзой. В зоопарк меня пока еще не отпускали, но уже было лучше, чем лежать целыми днями в кровати. Доктор с усами приходил ко мне каждый день, все расспрашивал и расспрашивал. Иногда он приносил с собой какие-то книжки, раскраски, картинки. Он давал мне картинки и спрашивал, что я о них думаю. Картинки странные были, кляксы какие-то.

Папа и Эльза иногда приносили мне сладости: шоколад и конфеты. Я очень люблю шоколад. Мы выходили на улицу, в сквер возле госпиталя, садились на самую дальнюю скамейку и устраивали скромный пикник. Эльза рассказывала мне, что скоро меня выпишут, и мы поедем в наш новый дом. Она говорила, что это дом ее сестры, которая в нем давно не живет, что он красивый и большой, как наш прежний дом, и что мне там будет хорошо.

Вечерами, перед сном, я представлял себе наш новый дом, как мне надо будет обустроить свою новую комнату, где будут жить Ганс и Матильда, будут ли там горы, куда мы сможем ходить в поход с Габриэлем.

Клаус замолчал, его взгляд был направлен в никуда, он словно оцепенел. Вдруг снаружи штаба послышались какие-то голоса. Клаус быстро очнулся и сказал:

– Пора идти.

Я положил карточку с Инденом на стол и мы вышли на улицу. Клаус закрыл дверь на ключик, после чего мы обратным путем вышли к забору дома. На выходе из калитки, я спросил Клауса:

– Дак вы ходили в зоопарк в Бариле, ты видел обезьян?

– Да, ходили, я тебе потом о них расскажу!

Из темноты послышался мужской голос:

– Клаус, малыш, это ты? С кем ты там разговариваешь?

– Ни с кем, пап, я иду.

– Спасибо, Герхард, что пришел ко мне в гости.

Сказал Клаус шепотом.

– Ты придешь ко мне завтра?

Я улыбнулся.

– Может, завтра мы погуляем? Я покажу тебе нашу деревню. Что скажешь?

– Мм, я пока не знаю, отпустят ли меня.

– Я буду ждать тебя завтра утром на противоположной стороне дороги, там, где мы впервые повстречались. Пока, Клаус, доброй ночи!

С этими словами я развернулся и побежал через дорогу домой. На улице было уже совсем холодно, при резких выдохах, изо рта шел густой пар. На небе светила полная луна. Внутри мне было радостно, я познакомился с новым другом.

Глава III

С самого утра все мои мысли были об одном: «Чем же мы займемся с Клаусом?». Немного полежав в постели и поразмышляв на эту тему, я быстро собрался и побежал умываться к ручью. В доме у тети Элизы не было водопровода, как в городских домах и квартирах. Мы носили воду из колодца, который был вырыт в саду рядом с домом. Я любил смотреть вниз, когда ведро, привязанное к цепи, опускалось за водой. Там было глубоко и темно, я боялся упасть в этот колодец. Подземная вода была очень холодной, поэтому летом я предпочитал бегать к ручью, что протекал в низовье деревни. От нашего дома был отдельный спуск, с которого зимой было очень здорово кататься на санках.

Вернувшись с ручья, я быстро позавтракал. Еда не лезла ко мне в рот, мне хотелось поскорее встретиться с Клаусом. Тетя Элиза любила печь пироги. Вечерами, перед сном, она замешивала тесто для завтрашней выпечки, говорила, что если дать ему «отоспаться», то пироги будут невероятно мягкими. Рано утром она затапливала печь и, разобравшись с Женевьевой, приступала к выпечке. Какие только пироги она не пекла: с капустой, с картошкой, с репой, с творогом, с лесными ягодами, грибами. Иногда в гости приходил кузен тети Элизы Николаус, который жил в соседней деревне Гаркеншток, и приносил свежую рыбу. Эту рыбу он ловил в специальные речные ловушки – очень хитрые конструкции, которые плелись из тоненьких веточек, как правило, ивы. Тогда были пироги с рыбой – очень вкусные. Закончив выпечку, тетя Элиза смазывала пироги топленым маслом и посыпала толченым ячменем. Запах стоял такой, что можно было подавиться слюной.

Но сегодня есть не хотелось. Как только тетя Элиза ушла на работу, я вышел к амбару и стал ждать Клауса. Погода была хорошая уже много дней, светило яркое солнце, где-то на проводах щебетали птички. Настроение отличное, день обещал быть интересным. Я подошел к краю дороги и встал всматриваться за забор дома номер 13. Во дворе не было никаких шевелений. Я вспомнил, как вчера Клаус сказал, что не знает, отпустят ли его гулять. Меня резанула мысль: «А вдруг не отпустят? Как быть тогда?». Из-за этого меня захлестнуло волнение. Чтобы как-то себя успокоить, я решил попрыгать на месте, размахивая руками вверх и вниз. Я однажды слышал по радио, что физическая нагрузка помогает людям справиться с тяжелыми жизненными ситуациями. Развернувшись лицом к амбару, я стал активно подпрыгивать: «Раз-два, раз-два».

– Что ты делаешь, Герхард?