Все вокруг настолько грандиозное – бесконечный лес, великие реки, что детали теряются на необъятных просторах, и общее впечатление – абсолютное однообразие. Однако на самом деле индивидуальные отличия колоссальны. Несмотря на однородность в массе, были дифференцированы 22 000 видов растений, и еще тысячи остаются неописанными. Только ботаник может попытаться взяться за это дело даже поверхностно. А такие дилетанты, как я, могут лишь смотреть и удивляться.

Многие отдельные представители этого могучего целого обладают изумительным очарованием: цветы неземной красоты, птицы и насекомые – живые драгоценные камни, сияющие ярче настоящих. Пальмы и папоротники, которые считались бы редчайшими сокровищами в теплицах Королевских ботанических садов Кью[64], буйно растут, оставаясь незамеченными, на темной болотистой почве над пластом из ползучих растений и эпифитов[65]. Вы никогда не найдете на равнине Монтанья исполинских деревьев, тех огромных монархов леса, которые изображены на калифорнийских рекламных буклетах для просвещения населения. Нет и лесного сумрака, упомянутого исследователями более восточных районов, вероятно, потому, что лес здесь растет медленнее. Мои ожидания, что, посмотрев наверх, я не увижу неба, не оправдались. Листва действительно настолько густая, что солнечный свет не достигает влажной почвы и мелкой поросли под ногами, однако небо все равно всегда можно увидеть в промежутках между ветвями. Света и воздуха много только в кронах деревьев, и именно там, вдали от человеческих глаз, благоденствуют птицы, насекомые и цветы. Даже животные умеют залезать на деревья, где большинство из них проводят более половины своей жизни.

Под пологом древесных крон нет длинных темных аллей, скрывающих всю жизнь и цвета лесного мира от путешественника, который с трудом прокладывает себе путь сквозь густые заросли корней и лиан. Существует множество видов лиан самой разной толщины – от тонкой нити до гигантского кабеля, они уходят корнями глубоко в темную почву, переплетаются между собой, словно дикие гирлянды, прочно обвивают стволы деревьев и решительно ползут вверх к кронам, попутно завязываясь в узлы и перекручиваясь. Я видел даже, как они растут друг на друге. Лианы перекидываются с дерева на дерево, превращая подлесок в непроходимые дебри, и обвивают тропу, грозя задушить или сбить с ног неосторожного путника. Впрочем, тропа – не совсем правильное название. Единственные магистрали, где воды так же много, как и суши, – это водные пути. Не существует иных троп, кроме русел рек, только эти пути сообщения понятны индейцу. Даже в непосредственной близости от цивилизации, за сотни миль от этого оплота дикой природы буйная растительность стремительно стирает любые следы дорог. Троп в лесу нет, вы просто идете по линии наименьшего сопротивления. Если на пути встречается препятствие, упавшее дерево или внезапное наводнение, его невозможно убрать или преодолеть. Не остается иного выбора, кроме как перебраться через преграду или обойти ее. Индеец, как правило, предпочитает последнее. Так что дорога все больше петляет, становясь невообразимо извилистой, и выходит, что фактически пройденная дистанция несравнимо больше расстояния от точки до точки на карте.

Фотопластинка V. Голокоренная пальма с утолщением на стволе (Iriartea Venticosa), ее листья и плоды

Там, где необходимо перейти ручей, едва ли найдется более устойчивый мост, чем наскоро срубленное и переброшенное в нужном месте небольшое дерево. Часто такие импровизированные мосты находятся под водой, причем они непременно крайне ненадежны. Индеец пересекает глубокую пропасть по тонкой ветви толщиной с руку с бо́льшим спокойствием, чем англичанин идет по Лондонскому мосту. Худшее наказание при путешествии по джунглям – перебираться по такой хлипкой переправе через реку или глубокий овраг, полный огромных поваленных деревьев. Представьте, каково это, идти по бревну без каких-либо перил на высоте 40–50 футов, причем опереться на плечо индейца вы тоже не можете, потому что тогда вы раз и навсегда потеряете авторитет в его глазах. Человек, неспособный переправиться через реку без посторонней помощи и которого приходится нести в гамаке – жалкое существо в глазах южноамериканского индейца. Это больше, чем просто испытание для нервов. На середине такого моста вы начинаете терять равновесие, и только призвав на помощь всю силу воли и прикусив губу, вам удается благополучно перебраться на другую сторону, перепрыгнув последние три фута. В первый месяц путешествия по лесу я искусал себе все губы. Пугает не бурный поток внизу, а гнилые деревья в овраге. Упав, вы можете сломать шею или, что более вероятно, ногу. Из этих двух вариантов шея – более предпочтительный.

Если река слишком глубока, чтобы пересечь ее таким примитивным способом, можно запросто построить плот или временное каноэ. Для этого достаточно найти голокоренную пальму Iriartea Ventricosa. Она легко узнаваема по своеобразному утолщению в верхней части ствола и достигает высоты 100 футов, а само утолщение достаточно велико, чтобы использовать его в качестве импровизированного каноэ.

Лесные мосты – не единственное, чего стоит бояться путешественнику, скрытых опасностей много, да и воображение подстегивает страх. Главная опасность исходит не от диких зверей, хотя ягуар и свирепый хищник. Опытный путешественник никогда не ложится спать, не имея под рукой оружия, на случай если одно из этих дерзких существ решится напасть. Но о животных я расскажу чуть позже. Есть опасность, которую точно нельзя назвать надуманной, – падение деревьев. Внезапный треск, пугающе громкий в мертвой тишине, предупреждает об опасности, но не помогает от нее уберечься. Падать может как ближайшее дерево, так и находящееся на некотором расстоянии, по звуку невозможно определить, какое именно, ясно только, что с громким треском падает пальма. Услышав этот звук, индейцы жутко пугаются и разбегаются в разные стороны, пытаясь понять, где источник опасности.

Также есть растения, которые наносят повреждения при непосредственном контакте. Одна пальма, Астрокариум колючий[66], имеет шипы длиной шесть дюймов[67] в верхней части ствола. Эти черные, твердые и прочные шипы падают вниз и впиваются в стопу того, кому не посчастливится на них наступить. Находясь на стволе, они ранят случайно попавшую в заросли руку. У многих вьющихся растений тоже есть шипы или крючковидные колючки, но хуже всего – многочисленные виды вьющихся пальм, растущих по берегам рек. Их покрытые шипами листья разрывают одежду и плоть[68][69]. Но какие бы мучения ни доставляли эти растения – это ничто с точки зрения новичка по сравнению с угрозой, исходящей от змей и насекомых. Поначалу пробираться сквозь густые заросли – чистая агония. Повсюду скрываются ядовитые рептилии и вьются мириады насекомых, переносчиков опасных тропических болезней. Если ваша фантазия нарисовала цветочный рай, то она также поработала над созданием образа кишащего смертоносными змеями, ползучими тварями и крылатыми паразитами чистилища, перед которым блекнет нашествие мух в Древнем Египте[70]. Масла в огонь разыгравшегося воображения подливают байки путешественников. Если бы все действительно было так, как говорят, жить в этих краях было бы невозможно. На самом деле страх перед змеями проходит недели через две и никогда больше не возвращается, а самые опасные существа обитают только в отдельных областях, причем редко или никогда в одних и тех же. Там, где есть жалящие мухи пиум[71], ночью нет москитов, и наоборот, в местах, где много москитов, нет мух, они не могут сосуществовать. Пиум – мерзкая маленькая мошка, появляющаяся на рассвете. Этот невыносимый паразит атакует любую незащищенную часть тела и каждый раз сосет кровь. Находясь в ареале обитания мухи пиум, путешественник вынужден надевать высокие ботинки, краги и шляпу с защитной сеткой. Невозможно ни есть, ни пить, ни курить, пока вместе с заходом солнца не наступит временная передышка. К счастью, пиум водится только в нескольких сотнях ярдов от рек, как в большинстве случаев и москиты.