========== You’re my end and my beginning ==========

Около дома Дерека Хейла открыли кофейню…

Раньше Дерек даже не думал, что это так сильно повлияет на его жизнь. Какое-то строение: желтые стены, коричневая крыша и аромат цитруса из-за дурацкого рождественского венка на входе. Он не был любителем кофе или подобных шумных мест, но приходить сюда стало уже каким-то самым настоящим ритуалом.

Он и сейчас в нее приходит. Может сидеть целый день, смотря в пустоту и бездумно помешивая ложечкой ароматную жидкость.

Ему хотелось приходить сюда. Тянуло магнитом. Утром и вечером. Через пару минут после открытия и за час до закрытия — Дереку нравилась точность, но еще больше ему нравился бледнокожий мальчик с криво нацепленным на худосочную грудь бейджиком. На белом фоне золотыми буквами было написано «Стайлз», и в первые секунды их встречи Дерек тихо рассмеялся, потому что имя настолько странное, что таких он еще не встречал.

И больше не встретит.

/

Стайлз — произведение искусства. Дерек замирает, боясь вздохнуть и потерять это чудесное мгновение. Ему, как художнику, очень трудно находить Музу, но, кажется, он ее нашел в лице этого парня.

В ответ на приветствие ему смущенно улыбаются, отчего на щеке справа появляется милая ямочка, и спрашивают, что он будет заказывать, а Дерек, действуя наугад, берет шоколадный мокко.

Мальчишка красив: высокий, белокожий, улыбчивый, и Хейл был бы не против взять его номер. Но не так сразу, нужно разведать обстановку. А наблюдать за ним — сплошное удовольствие.

Дерек рисует его лицо прямо в кофейне, неотрывно наблюдая, и когда подходит время забирать заказ:

— Для Дерека, — говорит Хейл, требуя, чтобы кофе подписали, и снова улыбается.

И ему кажется, что теперь в это заведение будет намного приятнее ходить.

/

На следующий день мальчишка снова за стойкой, снова ему смущенно улыбается и снова спрашивает его имя, хоть Дерека это немного и злит, но он не подает вида, мысленно ругаясь. Мог ведь с первого раза запомнить — это действительно ударяет по самолюбию мужчины.

Но он воспринимает это как игру, делает тихие комплименты глазам Стайлза и пишет на салфетке свой номер. Стайлз вспыхивает и обещает перезвонить, любовно поглаживая номер кончиками пальцев.

Стайлз не перезванивает, а на следующий день снова спрашивает его имя, будто видит впервые.

Дерек не делает комплиментов его внешнему виду и сконфуженно прощается, он уже не улыбается Стайлзу так тепло, даже, когда видит неподдельное удивление в шоколадных глазах напротив и слышит пожелание приятного дня.

Стайлз работает каждый день и каждый раз напоминает Дереку гребаный день сурка, потому что не запомнить его имя — это настолько неправдоподобный вариант, что Дерек думает лишь о том, что мальчишка над ним умело издевается.

Так он и говорит. Шипит, если быть точным, притягивая Стайлза к себе за воротник.

— Я всегда покупаю здесь кофе, два раза в день. И ты не можешь запомнить мое имя, Стайлз? Ты цену себе набиваешь, или что? Крайне неудачный флирт ты выбрал, мальчишка, — и Стайлз бледнеет, практически превращаясь в маленький комочек с влажными глазами.

На секунду Дереку становится противно за самого себя, но сказанных слов не вернешь. Стайлз опускает взгляд, поспешно вытирая глаза.

— У меня фиксационная амнезия, — читает тот по бумажке за барной стойкой, — я не помню ваше имя и… Лицо тоже… Простите. Я вас вообще… Не помню… Простите меня, пожалуйста.

Стайлз плачет, а Дереку хочется ударить себя да так сильно, чтобы тоже забыть.

Он обещает себе вычеркнуть кофе и красивые губы Стайлза из своей жизни.

/

Этого не может быть, потому что не может — и точка. Дома Дерек читает все, что может найти об этой болезни и удивляется, что Стайлз вообще может работать. Видимо, до болезни он работал баристой и это навсегда отпечаталось в его памяти.

Дереку нужно, как говорится, умыть руки и тоже сделать вид, что он ничего не помнит, но не может.

В кармане пиджака предательски теплится наскоро нарисованный портрет Стайлза.

/

Приходить и пить кофе, рассматривая такие приятные черты лица, слыша голос и иногда тихий смех. И наблюдать, как порой Стайлз дергается и удивленно осматривается, как его глаза распахиваются, а рот приоткрывается в ужасе от происходящего, но он тут же берет себя в руки и продолжает работу.

Он забывает каждые сорок три минуты, — думает Дерек, совершая мысленные пометки.

Но дурацкая надежда на эти мгновения все равно оседает где-то глубоко внутри, царапая больное сердце Дерека.

/

Стайлзу двадцать пять, он живет в доме напротив со своим отцом и умеет играть на фортепиано, а еще у него есть кот. Дерек это узнает, потому что все равно не выдерживает и разговаривает со Стайлзом, не понимая, как так можно вообще жить — не помня ровным счетом ничего из того, что происходит, осесть во временной петле и просто существовать.

Сжимать бледную руку Стайлза и видеть его расширенные зрачки, поглаживать пальцем внутреннюю сторону ладони и смущать комплиментами — входит уже в привычку. Стайлз настолько тесно вошел в жизнь Дерека, что он уже не представляет без него свое утро и вечер.

У него есть лишь гребаные сорок три минуты на признания, а Стайлз удивленно вскидывает брови и говорит, что у них чертовски много времени.

Дереку хочется разреветься от щемящей нежности к этому взрослому ребенку.

/

Они говорят обо всем — много и емко. И это даже странно, но Стайлз никогда не повторяется с темами, хоть и мог по случайности повторять одно и тоже — он же не помнит, что мог уже это сказать. Дерек узнает, что Стайлз стал таким после неудачного сотрясения мозга.

И Дерек поражается тому, какой этот мальчик все же умный… И ему, правда, обидно за Стайлза.

Они много говорят о книгах, о писателях, об опере и пьесах, о картинах и музеях. Стайлзу нравится история Китая, и он даже обещает Дереку принести книгу, чтобы поделиться своим восторгом. А Хейл обещает нарисовать его портрет во весь рост.

Стайлз старается его помнить: у него есть фотография Дерека на рабочем месте с подписью — лучший друг. И Хейл тепло улыбается, когда Стайлз именно так его приветствует, хоть и теряется немного, но и этого достаточно.

Стайлз хочет его помнить.

/

Дерек не сдерживается.

Целовать Стайлза поистине прекрасно, он стонет, как котенок — жалобно, так что приласкать хочется. Обнимает, будто всем сердцем и в глаза заглядывает, как в душу смотрит.

Целовать его плечи и бедра, входить в него раз за разом, поглощая стоны, и после целовать в нос, укрывая пледом — волшебно. И Дерек проникается этой любовью настолько, что знакомится и с отцом Стайлза, и даже проводит с ними много выходных парня, но…

/

Он видит это как в замедленной съёмке: Стайлзу нужно перейти дорогу, чтобы они вместе пошли в музей, но что-то не так — это видно по взгляду парня — и он, смотря прямо на Дерека слезящимися глазами, ступает под поток машин, что спокойно летят на красный свет.

Все происходит слишком быстро. Белая кожа покрыта бурыми разводами, тело изломало, но глаза открыты — Стайлз все еще дышит. Цепляется за жизнь.

Хриплый стон доносится из открытого рта. Стайлз плачет и кричит от боли. Все вокруг залито кровью, раздробленные кости торчат из его ног. На фоне кричат люди, но у Дерека ультразвук в ушах.

Хейл подбегает, но не знает, чем помочь. Кто-то истошно рыдает и вызывает скорую. Стайлз смотрит на Дерека и еле слышно шепчет, так тихо, что приходится наклониться к самым губам.

— Я хотел помнить.

Стайлз больше ничего не говорит.

Стайлз не дышит.

И Дерек, кажется, тоже.

/

Сидеть в этой кофейне и слушать тихий шум музыки из проигрывателя, смотреть в то место, где когда-то стоял Стайлз за стойкой и ровно через сорок три минуты уйти домой, сжимая дрожащими пальцами единственный рисунок, — отличный распорядок дня.

На кладбище Дерек дает волю слезам, хотя сам себе обещал никогда не плакать и вообще не приходить сюда. Хватает и кофейни.