Тишина в разгромленном магазине стояла такая, что каждый шаг Лайта звучал, как выстрел. Здесь можно было найти что угодно, но только не то, что нужно. Лайт заблудился среди курганов опрокинутой мебели и липких озер краски. Судя по отпечаткам ног, буквально пару часов назад здесь было людно. «Может, ключ у них? – мысль выскользнула на улицу вдогонку следам, но Лайт не спешил за ними. – Мириам, радость моя, подскажи. Сейчас тот самый случай, когда я обменял бы сотню бесценных, но непонятных видений на одно – конкретное».

По опрокинутой гладильной доске, потешно задирая негнущиеся ноги, промаршировали двое пластмассовых солдат. Один имел белые усы и нес на вытянутых руках ружье, похожее на рыбу с прикладом. Другой, ободранный, установил между ними забор из печенья. Лайт, затаив дыхание, следил за их пантомимой. Первый дернул ружьем. Приказал что-то. Второй ткнул рукой в сторону Лайта. С его стороны на доску вскарабкались еще двое. У Лайта перехватило дыхание. Напротив совершенно одинаковых фигурок солдат – он готов был поклясться, что узнал их – стояла безумная крючкозубая парочка. Усатый спрятался за печеньем. Ободранный нырнул с доски. Ненормальные разделились, девица двинулась за беглецом, ее муж занялся ружьем. Печенье разлетелось в крошку. Фигурки попадали на пол, на гладильную доску величаво, как правитель на трон, взошел игрушечный бульдозер. Давешний оборванец сидел в кабине и дергал за рычаги. Он подогнал машину к самому краю и выпрыгнул из нее. Его рука выронила ключ на веревочке, она зацепилась за гвоздь в стене, и ключ повис, дразня отраженными бликами. К величайшей жалости Лайта, он не был даже копией. Безделица. Игрушка.

– Бульдозер, – отвесил губу Лайт. Он не верил в подобные совпадения. «Save them!» – мелькнул росчерк по зеркалу, и Лайт узнал почерк любимой. Невозможно спутать эти архаичные завитки у h или m. Мириам писала, словно летела.

– Кого спасти? Солдатиков? Выживших? – Лайт раз за разом прокручивал в голове игрушечную битву.

– Клюююююююююч! – металлическим стоном донеслось с улицы. В голосе Шейлы слышалось подлинное мучение. Кукла рассыпалась на части. Вмешательство Лайта стало временным облегчением, но не спасением. – Спешииииии!

Лайт прикрыл глаза ладонью и попытался сосредоточиться, вспомнить, как выглядел магазин до знакомства с грабителями. Здесь стреляли? Он отказывался разбираться, кровь разбрызгана по полу или похожая на нее краска. На его долю хватило насилия.

Лайт заходил к Мо пару раз. Брал большую рулетку для разметки земельных участков, интересовался лаком, хотел замазать сколы на антикварной мебели, чтобы не сразу бросались в глаза. Старик никогда не покидал прилавка. Если требовалось что-то подсказать, орал на весь магазин и ругался последними словами, когда покупатели не могли разобраться сами, где стоит нужный товар. Также Мо не стеснялся попросить вывернуть карманы, если подозревал, что у него что-то умыкнули. Однажды Лайт видел, как он достал ружье и грозил им, но поверить, что Мо способен спустить курок? Ну уж нет. Дыры в стенах и потолке говорили обратное.

– Белые усы, – расшифровал Лайт и перелез через баррикаду обрушившихся полок. Нужно расставить героев драмы по местам и пройти их маршрутом. Стойку забрызгали коричневые пятна. Лайт принюхался. Бренди. Похоже на Мо. Лайт не помнил, носил тот усы или нет. Под прилавком высилась груда барахла, найти в этом помойном Эльдорадо ключ казалось нереальным.

– Печенье, – Лайт провел ладонью по рифленому дереву прилавка, и реальность замкнула сцену, которую вытанцовывали перед ним игрушки. Мо стоял за прилавком. Тот, второй – напротив. Старик навел на него ствол, парень прыгнул. Лайт вернулся в торговый зал, встал на четвереньки и пополз по остывающему следу, который рисовало его воображение. Здесь парень упал, из его карманов посыпалась мелочь, обломки проволоки, куски ваты и обрывки линолеума – ничего не напоминает, Лайт?! – Он неуклюже повторил кувырок по полу, затем, не вставая, рванул вперед – к дальней стене магазина. Ключ мог отлететь куда-то сюда. Приоткрытая дверь подсобки походила на дыру в портьере. Намекала.

Темнота смердела проблемами.

– Открою. Увижу, что ключа нет. Закрою.

Уйду, – пообещал себе Лайт. Четкий план, твердое слово успокаивали и помогали рукам не трястись. Он поднялся с пола и взялся за дверную ручку. Сомнения раздирали живот.

– Не стоит этого делать, ей-богу, – прошептал Лайт, морщась не от предчувствий – он знал, в комнате за дверью случилось настоящее дерьмо, с улицы неслись жалобные звуки, Лайт старался не вслушиваться, он никак не мог открыть дверь, раскачивался и бормотал: – Ты уже спас ее. Пусть теперь сама. В самом деле, не надо! – Все это время рука продолжала поворачивать ручку, хотя дверь была открыта, стоило слегка потянуть ее на себя, но упрямая интуиция выла хором со всей стаей – шестым-седьмым-и-десятым чувством.

– Да не может там быть ничего ужасного! – рявкнул на свой внутренний зоопарк Лайт и шарахнул дверью о стену.

Свет пролился в комнату, пачкая все вокруг тенями. Отдельно задержался на паре голых девичьих ног, торчавших из-под опрокинутых пластиковых бочек. Лайт отпрянул и едва не кончился сам – в спину ему уперлось что-то кривое и твердое.

– А! Ты чего! А?! – сдавленно завопил он. Шейла смотрела мимо. Ее рот беспрерывно шуршал картоном, точно она жевала и не могла остановиться. Горло Лайта пережало трахею, тело дрожало, как желе. Кукла отодвинула Лайта в сторону и вцепилась в лодыжки мертвой. Выволокла в торговый зал, не обращая на Лайта никакого внимания, уселась трупу на грудь и принялась тереться о мертвое лицо своей маской. Шея убитой была чудовищно разворочена. У Лайта отнялись ноги, и он рухнул, где стоял.

Кукла священнодействовала. Поднимала умершей веки, совала обломки своих пальцев в ее маленькие ушные раковины, наматывала пук волос себе на липкую ладонь, вырывала их и пыталась жевать. Труп не отзывался.

– Старая! – горевала Шейла. – Пусти! Пусти же! Не хочу! Не хочу так!

Лайт мотал головой. Любые клятвы рассыпались в прах перед лицом такого партнерства. «Прости, любимая!» – С похожей решимостью рвут брачный контракт и сбегают за границу, оставив без цента в пустой квартире с отключенным светом. Лайт включил заднюю. Ему было не впервой.

Незаметно, как клок шерсти, несомый ветром, Лайт отполз в сторону выхода и постарался не слишком сильно хрустеть мусором. Плевать он хотел на полицейские ленты, впоровшись в самый центр расставленной паутины. Лайт сбегал. Осень бросалась ему под ноги, норовила задержать ямами на асфальте, обломанными ветвями, скользкими лужами и восставшим канализационным люком. Лайт был ловок, как никогда, он упреждал любую ловушку, скользил, подпрыгивал и уворачивался.

Накатил азарт, такой неуместный, но горячий. Скрываться, бежать, прятаться оказалось так здорово.

Лайт должен пропасть. Иначе он сгорит заживо. Разум уже отказывался понимать происходящее. Бежать. Бежать!

Лайт обогнул магазинчик Мо. Где-то здесь был овраг. Отличное место, чтобы затеряться. Сбить со следа. Лайт замешкался, влево или вправо, прямо перед ним качались голые деревья, отбрасывали жуткие тени от света единственного фонаря. Листва облетела, овраг шелестел армией из сотни костлявых призраков.

Вот он, овраг, но как туда спуститься, чтобы не переломать ноги?

Ищи. Скорей! Вот. Нашел!

Под ноги удачно подвернулись ступени, густо заросшие желтой травой. Лайт кубарем скатился по старой лестнице, едва не подвернув ногу. Прямо за лестницей начиналось царство травы, серое ее воинство, разбитое первыми заморозками, поднималось Лайту до пояса, едва заметная в нем тропинка разбегалась, уходя по сторонам.

Лайт прищурился: можно было спуститься еще ниже, окончательно затеряться в сумраке.

«Решат, что ушел поверху», – пыхтел Лайт, сползая по склону. Гладкие подошвы туфель отчаянно скользили, приходилось страховаться рукой. В какой-то момент спуск показался достаточно пологим, Лайт отлепился от мокрой глины и тут же полетел кубарем. Ему удалось подобраться, лишь раз земля больно двинула по спине, и тут же лапы древесных скелетов вцепились в тело, раздирая плащ и брюки.