Литмир - Электронная Библиотека

— Что с нами еще может произойти из-за этих таблеток? — Резко спросил Жених.

— Таблетки…мы их пили каждый день и на каждого они действовали по-разному. Странные фокусы, даже я не умею превращать одну карту в четырнадцать разных предметов.

— Если это не таблетки возможно знаки. Что они вообще значат? — Спрашивая это, он смотрел на Историка. Откуда тому знать, он ведь находился в палате как остальные… Но порой Жениху казалось, что пациенту тоже помогает кто-то невидимый, просто сам Историк с ним еще не общался.

— Я видел знаки на хранителях, значит, это больше чем просто эксперимент. По крайней мере, в нем замешаны не только больные. Я также заметил, что их знаки красные, а наши черные, у них вроде как крест, а у нас… сам видел. У большинства метки на правой руке, возможно, это связано с тем, кто какой пишет, потому что Инсанабили левша.

— Они считают нас сумасшедшими, но скажи честно, разве ты сам веришь в это?

— В это верят хранители, а я верю в то, что Артист непревзойденный фокусник, что сестры Радость и Грусть будут счастливы вместе, а ты самый лчший Жених из тех, что когда-либо делали предложение.

— Тшш. — Прервал их Артист. — Вы слышите это?

— Что именно? — Шепотом спросил Жених.

— Стены… они будто дышат, вся больница дышит.

— Полежи немного и успокойся. — Посоветовал Жених. Он то не настолько сошел с ума, чтобы слышать дыхание стен… Он всего лишь слышал шепот

(кто-то из вас должен умереть)

где-то под полом.

***

— Значит кто-то умрет, куда мы денемся? — Соломка гладила прядь своих волос руками и смотрела в коридор. Кто-то пытался шутить или смеяться, но она чувствовала, что никто сейчас по-настоящему не рад. Чувствовала каждого из них, даже санитаров, возможно, так же и Астрал ощущала ее.

Девушка не могла понять, кто из них грустит, а кто просто нервничает, но она точно знала, что это эмоции работников и жителей больницы.

(раз, два, три, четыре, пять)

В последнее время таблетки перестали быть отравой или чем-то ужасным, по крайней мере для нее. Да, несколько раз ее стошнило, один раз даже в коридоре, она могла лежать ночами на полу, мучаясь от бессонницы, или же биться головой о стену, когда в голове начинал кто-то хохотать.

(мне одного из вас надо выбирать)

Соломка почувствовала, будто кто-то усадил ее на колени в пустую комнату. Она так же чувствовала, что рядом сидят другие больные, хотя вот же они ходили по коридору просто перед ней! Возможно, это была очередная галлюцинация, а может эти больные в коридоре нереальны.

(черную метку я найду)

Что-то мерзкое и холодное ходило вокруг больных. Она чувствовала, как сжались их руки, как они тулились друг к другу. Не было шагов, не было стука ботинок о пол, только чувство, что они все сидят в клетке, а над ними кружит погибель.

— Хэй, а чем санитары отличаются от нас?

— Только халатом!

Артист и Механик дружно захохотали, им все еще не надоела эта шутка (хоть голос Механика и звучал искусственно).

Но они отличались не только халатами и своим положением. Они были помечены, как бы отвратительно это не звучало. Несмотря на то, что врачам можно было в любое время выйти из больницы, а им только сидеть в палате, оно пометило их всех. Да, в этом плане все были равны.

(и ваше тело заберу)

Что-то напоминающее костлявые пальцы пробежались по ее плечам. Соломка подумала, что Астрал нашла способ выйти из зеркала, она ведь знала, что у этого нет лап, вообще никакой формы, чем бы это не было. Но разве Астрал хотела забрать себе это «отвратное тряпичное нечто, которое ты называешь органами, костями и душой»? Нет, она просто хотела убить Соломку. ПРОСТО убить, а это нечто могло найти что-то пострашнее смерти.

В тот момент, когда что-то пробежалось по спине, она услышала другие голоса. Они говорили на неизвестном древнем языке, но судя по интонации были измученными и истощенными. Это длилось всего секунду, а потом оно пошло дальше, и голоса замолчали.

Существо сделало еще несколько кругов, к третьему разу Соломка уже не выдержала и выбежала из палаты. Она видела их вокруг себя: пациенты продолжали сидеть, держась за руки, а оно все еще не определилось. Девушка слышала голос существа прямо перед собой.

— Умри, не они умрут, ты, ты, ты!

Соломка накинулась на темноту. Та самая Соломка, которая столько времени боялась дать отпор своему отражению. Оно оказалось материальным, и осознав это, она радостно начала душить нечто. Шея была теплой и на ней пульсировали реальные вены

(я заставлю тебя распороть себе горло осколком)

которые так легко поддавались ее пальцам, что через несколько секунд оно начало задыхаться.

(прошу, Астрал, Не надо.Зачем ты это делаешь?)

В следующий миг ее ноги подкосились и девушка почувствовала, как ее тянут вверх по лестнице.

А еще лицо. Да, лицо Зэд, такое напуганное, как будто она была отражением самой Соломки. Девушка, которая считает себя трупом, забоялась смерти?! Что же могло ее

(почему я должна бояться, мы ведь можем дружить.)

напугать?

— Это было всего несколько вольт, погоди, я попрошу Картера ударить тебя посильнее. И, несомненно, за попытку удушить пациента карцер!

Она только что чуть не убила Зэд! Но это не имело никакого значения, потому что существо уже сделало свой выбор, правда кто это Соломка не могла понять.

***

Штейн гордо вошел в коридор пациентов, но увидев нескольких из них растерял свою храбрость. Ему было неудобно перед ними, ведь он не уговорил Майзла освободить от лечения остальных, да и сам получил «отпуск» только на день.

— Я сделал это, сегодня таблеток не будет. — Шепотом сказал он, войдя в палату Инсанабили и закрыв за собой дверь.

— Ты же знаешь, Картер не позволит ему.

— За такую ценную информацию, возможно, он даже подумает, что мы хотим помочь им.

— Он не настолько глуп.

— Да, и все же будем надеяться на лучшее. Я правда очень рад, что избавлюсь от этой дряни хотя бы на день, но ты уверена, что эта информация ему не поможет?

— Если бы могла помочь, я бы не рассказывала.

— Но эти символы и те, что на наших руках… Что если это существо снова обдурило нас, и мы таким образом помогли ему?

— Я уже говорила, что карты не имеют никакого отношения к существованию этого, просто оно собиралось поставить на мне метку, и ее образ пришел в мою голову. Это все равно что использовать заводную игрушку Франкенштейна, у которой глаза светятся от батареек, для создания настоящего.

Штейн задумался. Мысль, которую он откинул, обдумывая планы побега, вернулась к нему.

— Как думаешь, он живой?

— Кто живо… — И она тоже вспомнила. Тот самый день, когда Картер узнал об их последнем проекте.

— Мы ведь быстро собрали вещи и ушли, генераторы даже остыть не успели.

— Вполне возможно, что он ожил, но раз о нем никто не говорит, скорее всего, скрывается от людей.

— А если он решил их поубивать? Если кто-то забрал его в свою коллекцию и теперь использует как слугу? Мы ведь даже имени ему не дали и не знаем, что он умеет…лучше бы не оживал.

— Да ты что, это ведь дело всего твоего рода!

— И я, кажется, начинаю понимать, почему Виктор Штейн не оставил своим потомкам свои дневники. Он воспитывал свою дочь, мою прапрапрабабушку, в убеждении, что она будет помогать ему их создавать, а когда осознал что сделал, было уже поздно.

— Ты мне рассказывал что его сожгли живьем, а она тогда училась в частной академии.

Он всегда верил, что все произошло именно так: Виктора сожгли потому, что он пытался спасти свое творение, как заботливый отец, а его дочь вернулась с академии и стала жить с матерью. Все эти годы они и их потомки пытались возобновить эксперименты, чтобы их предок мог спать спокойно. Так ему рассказывали и далекие родственники. Они говорили, в будущем Штейна ждет одиночество, и возможно гонение со стороны других. Они убеждали, что такую жертву все помеченные родимой меткой приносят ради блага.

39
{"b":"773249","o":1}