Когда закончили последнюю серию, порошок развесили в розоватые гелевые капсулы и сплавили их в облитые сахарной глазурью таблеточки. Сумка у Дэвида раздулась от них, как мяч. Он прикинул, что отцовский пенсионный счет примерно равен тому, что у него сейчас на плече. Возвращался домой он в приглушенном свете коридорных фонарей. В покрасневшие глаза словно песку насыпали, зато шаги его были легки.

Тетя Бобби, как всегда, расположилась в общей комнате – делала глубокие растяжки и смотрела на монитор. В камеру серьезно говорила что-то молодая женщина с лицом цвета кофе со сливками и бледными губами. Красная полоса вокруг ее изображения на четырех языках возвещала: «Чрезвычайное положение». Дэвид задержался. Тетя Бобби, не прекращая упражнения, взглянула на него, и тогда он кивнул на экран.

– Нашли закладку для нового взрыва, – пояснила тетя.

– О-о, – протянул Дэвид. Это, пожалуй, было даже к лучшему. Пусть безопасники занимаются политикой. Меньше глаз будет нацелено на него.

– Твоя мать уже спит.

– А папа где?

– В Наримане. Срочная работа.

– Ладно, – сказал Дэвид и отправился к себе.

Тетя Бобби не заметила, как раздулась его сумка, – а если заметила, то не сказала. Благополучно закрыв за собой дверь, он посмотрел время. Поздно, но не слишком, а принятый днем амфетамин вместе с волнением и беспокойством все равно не дал бы отдохнуть. Теперь, получив товар, он хотел одного: скорей от него избавиться. Сплавить подальше, чтобы никто не наткнулся, и покончить с этим. Он вытащил ручной терминал и запросил связь с Хатчем по номеру, который тот оставил только на крайний случай. И стал ждать. Потянулись секунды. Когда прошла минута, паника стянула Дэвиду нутро в тугой узел.

Экран дернулся, и на нем появился хмурый Хатч. Голый выше пояса, светлые волосы всклокочены. Даже по связи видно было, какое жесткое у него лицо.

– Да? – спросил Хатч. Не слишком дружеское приветствие. Если бы через плечо Дэвиду подглядывали безопасники, они не поняли бы, знакомы ли Хатч с Дэвидом.

– Надо встретиться, – сказал Дэвид. – Сегодня же. По важному делу.

Хатч помолчал. Облизал нижнюю губу сухим языком и качнул лохматой головой. Сердце у Дэвида молоточком стучало о ребра.

– Не понял, кузен, – сказал Хатч.

– Нас никто не слушает. Я не попался. Но поговорить надо. Этой же ночью. И обязательно приведи Лили.

– Ты не против повторить?

– Через час. Где всегда. Приведи Лили обязательно.

– Эй, мне мерещится или ты мне указываешь, что делать, Крошка? – звенящим от злости голосом проговорил Хатч. – Я намерен поверить, что ты спалил этот номер, потому что пьян был или еще в каком дерьме. Потому что я охрененно добрый. Я сделаю вид, будто ты не забывал свое место, так? Так что ступай в постель и проспись.

– Я трезвый, – сказал Дэвид. – Но мне надо сегодня. Прямо сейчас.

– Ничего подобного, – бросил Хатч и наклонился, чтобы разорвать связь.

– Я позвоню в безопасность, – произнес Дэвид. – Если нет, я позвоню в безопасность. И все им расскажу.

Хатч замер. Сел прямо. Сложил ладонь к ладони, касаясь указательными пальцами губ, словно молился. Дэвид сжал кулаки, разжал, снова сжал и разжал. По шее и загривку ползали неприятные мурашки. Хатч глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Ладно, – сказал он. – Приезжай. Через час.

– И Лили.

– Я расслышал с первого раза, – холодным и серым, как сланец, голосом процедил Хатч. – Но, учую ловушку, твоя подруженька умрет первой. Савви?

– Тебе незачем ее обижать. Это не подстава. Это бизнес.

– Если тебе верить, – сказал Хатч и оборвал связь.

У Дэвида дрожали руки. Не надо было ему угрожать службой безопасности, но другого рычага не нашлось. Хатч просто не стал бы слушать. Он на месте все объяснит. Все будет хорошо. Дэвид запихнул терминал в карман, постоял немного, а потом сменил рисунок стены на кадр из «Богов риска». Двое мужчин лицом к лицу, и судьба всего на свете застыла в хрупком равновесии. Дэвид вздернул подбородок и взялся за сумку.

В общей комнате тетя Бобби бросила на него хмурый взгляд.

– Ты уходишь?

– К другу, – отмахнулся он и крепче прижал сумку к бедру. – Мне надо.

– Это здесь, а? В Брич-Кэнди?

Тревожные мурашки снова шевельнули ему волоски на загривке. В ее голосе не было ни укора, ни подозрительности. От этого делалось еще хуже.

– А что?

Тетя Бобби кивнула на экран, на серьезную дикторшу в красной рамке.

– Комендантский час, – объяснила она.

Дэвид как будто почувствовал, как это слово толкается в его сознание, норовя обозначить что-то, чего он не хотел знать.

– Какой еще комендантский час?

– Весь город на изоляции первого уровня. Несовершеннолетние без сопровождения не допускаются в систему «трубы» и служебные тоннели, запрещены собрания в публичных пространствах после семи вечера. И патрулирование удвоили. Если ты собрался в другой район, придется тебе послать свои извинения, – сказала она и почти сразу: – Дэвид? Ты здоров?

Он не помнил, как сел. Просто оказался на полу кухни, поджав ноги, как дзен-буддист какой. Кожа стала липкой от пота, а жарко ему совсем не было. Хатч придет на встречу, а его не будет. Он решит, что это подстава. А с ним будет Лили, потому что Дэвид сам сказал ее взять. Настаивал. Даже угрожал. Он, ни о чем не думая, достал ручной терминал и вызвал Хатча. «Номер не существует». Он уже уничтожил этот контакт.

– Дэвид, что случилось?

Она склонялась над ним – воплощением заботы. Дэвид замахал руками, как будто тонул. Несовершеннолетних без сопровождения… Ему надо в Мартинестаун. Надо сейчас.

– Мне нужна помощь, – тонким, придушенным голосом выдавил он.

– Хорошо.

– Съезди со мной. Чтобы меня пустили в «трубу».

– Хм… хорошо, – сказала она. – Дай надену чистую рубашку.

Пятьсот метров до станции они прошли пешком. Дэвид держал руки в карманах, а сумку перекинул на другую сторону, чтобы тетя Бобби не заметила, как она набита. Чувствовал он себя омерзительно. Грудь сдавило, и хотелось помочиться, хоть и не надо было. На станции «трубы» рыжий безопасник в защитной броне и с автоматической винтовкой остановил их. Сумка с наркотиком пригнула Дэвида к земле. Если попросят показать, что в сумке, это пожизненное. Лили убьют. Он потеряет работу в Солтоне.

– Имя и место назначения, пожалуйста.

– Сержант артиллерии Роберта Драпер. Флот МРК, – ответила ему тетя Бобби. – Со мной племянник Дэвид. Он получил распределение, а я провожаю его на вечеринку.

– Сержант? – переспросил безопасник. – Десант, а?

По ее лицу прошла тень, но ее стерла улыбка.

– Да, сэр.

Безопасник повернулся к Дэвиду. Смотрел он приветливо. У Дэвида во рту стоял вкус рвоты и страха.

– Праздновать собрался?

– Да. Сэр, – выговорил он. – Да, сэр.

– Ну, смотри, чтобы обошлось без невозместимого ущерба, – хихикнул безопасник. – Проходите, сержант.

И они прошли мимо, на станцию. Белые светодиодки казались ярче обычного, колени у Дэвида с трудом выдерживали вес тела. Когда он вернулся от киоска с билетами до Мартинестауна, тетя Бобби критически осмотрела его, но промолчала. Пятнадцать минут до Атерпола, там пересадка и двадцать до Мартинестауна. Пассажиры в вагоне были потертые, в обтрепавшейся по краям одежде. Напротив, не обращая внимания на орущего у него на коленях младенца, сидел измученный до желтизны в глазах старик. Необъятно разжиревшая женщина в конце вагона громко бранилась в ручной терминал, кто-то на том конце линии отвечал ей тем же. Пахло телами и старыми воздушными фильтрами. Лицо тети Бобби с каждым километром становилось холоднее и недоверчивей. Дэвид рад был бы рассердиться на нее: за то, что не одобряет его друзей из Мартинестауна, что заранее настроена против этого района только потому, что он старый и заселен рабочим классом. Но он понимал, что она права.

На станции Мартинестаун Дэвид повернулся к ней, протянул руку ладонью наружу.