Она пронзила меня испытующим взглядом:
— Профессионал! Заставляете женщину ворковать вовсю, а она и сама этого не замечает. Вы, ко всему прочему, вкрадчивый льстец, мистер Клевенджер.
— Безусловно, — подтвердил я. — Скажешь светской даме, что она виртуозно водит паршивый грузовик — и дама растает, как сахарная. Безотказный шпионский прием, тысячу раз испытан.
Женевьева нехотя засмеялась и резко прервала смех.
— Убеждена: ваши карманы распухли от визитных карточек и удостоверений на имя Клевенджера. И в каждом значится иное занятие. Возможно, и другие имена проставлены.
— Мама! — возмутилась Пенелопа.
— Не волнуйся, дорогая, — сказала Женевьева. — У мистера Клевенджера кожа дубленая, будь покойна. И булавочные уколы минуют незаметно. Да, мистер Клевенджер? С чего начнем? С лицензии на частный сыск или с правительственного значка?
Я предъявил значок. Частного детектива. Женщина повертела его в руках, осмотрела.
— Тонкая чеканка... А разрешение носить револьвер? Ведь наверняка запаслись револьвером, даже если не таскаете его при себе. А кредитные карточки? Хотя... Она махнула рукой:
— Даже я сумела бы при желании купить кредитную карточку на имя Женевьевы Клевенджер. Пенелопа неловко заерзала.
— Мама, это несправедливо.
— Напротив, это предельно справедливо! — с жаром сказала моя собеседница. — И мистер Клевенджер отлично знает: его документам — грош цена, ибо каждый правительственный соглядатай может получить уйму любых и всяческих свидетельств. На любое имя, кстати. Документы не доказывают ничего.
Улыбнувшись, Женевьева потрепала дочь по руке.
— А подвиги в стиле Дугласа Фербэнкса неизменно впечатляют юных мечтательных девушек. И доказывают ровно столько же.
— Как насчет иных доказательств?
Миссис Дрелль уставилась на протянутую мною сложенную пополам газетную вырезку. Перевела взгляд на вашего покорного слугу. Взяла бумажный прямоугольник, развернула, рассмотрела, изучила.
— Из какого листка? — осведомилась она. — Что-то не встречала я подобных статей.
— После маленькой битвы при лесном озере следовало бы полюбопытствовать, у киоска притормозить. Газета виннипегская, вышла позавчера. Я, например, глупил эту в придорожном кафе.
Очередная, однако неизбежная ложь. Разумеется, ни в каких кафе я никаких газетенок не покупал. Просто позвонил Маку и попросил связаться на сей предмет с канадцами. Мелкое провинциальное происшествие, маленькая паскудная заметка... Не отыскивать же самому? Газету исправно просунули мне в окно фольксвагена, прямо на стоянке.
Пенни хмурилась.
— Что это?
— Напечатал сам на карманном типографском станке, — сообщил я. — Заодно сфотографировал и тиснул физиономии ваших закадычных приятелей. Узнаешь? Ребятки обнаружены и задержаны в изрядно помятом виде, через несколько дней после бегства из брэндонской тюрьмы. Темницы. Узилища... Чистой воды подделка, равно как и все прочее. А настоящие, сообразно авторитетному и непререкаемому утверждению вашей матушки, шляются по Лабрадору. Или Британской Колумбии.
— Позвольте взглянуть!
Пенелопа едва ли не выхватила у матери небольшую вырезку.
— Это же они, — выдохнула девочка. — Те самые!
— О, простота, простота! Я ведь подделал заметку и, разумеется, выбрал знакомые тебе лица... Не доверяйся мистеру Клевенджеру. Маму слушать надо. Посмотри, она по-прежнему не внемлет ни единому слову...
Я помолчал и продолжил:
— Бесполезно, Пенни. Спасибо за добрые намерения, однако суд вынес приговор загодя и отменять его не собирается.
Пенелопа разгневанно повернулась к матери.
— Но, мама...
— Дай-ка поглядеть еще раз, — оборвала Женевьева. Сощурившись, она исследовала вырезку тщательнейшим образом. Потом подняла глаза.
— Если заметка настоящая, мистер Клевенджер, прошу принять извинения.
— Если, — сказал я.
— Да или нет?
— Вынужден огорчить: заметка подлинная. Женевьева заколебалась:
— Не верю, — молвила она. — Ни на грош не верю. Хоть обижайтесь, хоть нет... Но, кажется, я и впрямь поторопилась делать выводы. Пенни рассказала... Теперь — газетная вырезка... Возможно, вы действительно выручили нас из большой передряги, мистер Клевенджер. Если так — извините, пожалуйста.
Что ж, у меня просили прощения и холодней, и небрежней. Следовало утешиться, удовлетвориться и провести спокойный вечер. Но я поневоле гадал: а сколь долго сочиняла и репетировала сию пространную речь госпожа Коловорот? И зачем избрала для выступления ресторанный зал?
Извиниться Женевьева, безусловно, решила не минуту назад и не здесь. Подослала юную Пенелопу, выманила хитрого Клевенджера в открытое поле. И лихорадочно искала убедительный повод изречь: “ах, простите”.
Закоренелый циник, я сыскал подтверждение догадке на Пенелопином личике. Девице подобного склада полагалось бы запрыгать и захлопать в ладоши, узрев своего геройского кумира оправданным. А Пенни сидела с видом человека, смущенного донельзя и жаждущего очутиться за тысячу миль отсюда. Чтобы не видеть мамашу, обдуманно и умело врущую по непонятным взрослым резонам.
Вечер начался не слишком-то дружелюбно и все же продолжился вполне пристойно. Обслуживали быстро и споро, напитки смешивали восхитительно. Лосося даже я, опытный рыболов, назвал несравненным, а Женевьева с воодушевлением уплетала нечто зеленое, аппетитное и политое обычнейшим соусом...
Пенни получила высочайшее дозволение пропустить стаканчик сухого вина, и вскоре у девочки начали откровенно слипаться глаза. Неудивительно. Должно быть, первая в жизни выпивка, пускай весьма скромная. Вручив дочери ключ от номера, Женевьева отослала ее на боковую. Подняла стакан.
— Итак, мистер Клевенджер? — вопросила она.
— Итак, сударыня? — отозвался я невозмутимым голосом.
Женевьева кисло усмехнулась.
— Пенни поработала на славу, правда?
— Разумеется, сударыня. Со временем из нее, по жалуй, выйдет новая Мата Хари. Только прошу не забывать, что упомянутую госпожу расстреляли. Еще прошу вспомнить: за время нынешней операции два человека успели отправиться б лучший мир. Почему не вернуть Пенелопу к отцу? Женевьева скривилась:
— Экий вы упрямый, мистер Клевенджер! Продолжаете разыгрывать независимого наемного сыщика? Полноте.
— Сдавалось, мы принесли и выслушали извинения.
— Мы установили: двое бандитов могли быть и настоящими. Не исключено, что вы на самом деле спасли Пенелопу и меня. Пенни, конечно, ликует, но ведь мы с вами не дети. Помилуйте, Клевенджер! Коль скоро вы способны голыми, по сути, руками отправлять в нокаут вооруженных выродков, и даже не слишком запыхиваться при этом — чего ради служите частным детективом? Не слишком ли жирно для паршивого сыскного бюро — заполучить подобного человека? А, мистер Клевенджер, или как вас там? Хоть стой, хоть падай, а три буквы просто пылают на вашем хитроумном челе!
— Какие именно три буквы? — осведомился я.
— ФБР. Или ЦРУ.
— Ваше заблуждение касательно бойцовских свойств очень польстило бы многим правительственным агентам, — ухмыльнулся я. — Но тогда зачем было извиняться и ужинать вместе?
— Помощь нужна, — сказала Женевьева. — И, наверное, потребуется скоро. Вы — единственный, на кого можно рассчитывать. Работайте где угодно — мне все равно. Если трудитесь на правительство, пожалуй, сумеете даже улестить меня и получить поганые бумаги Дрелля в целости. Но сперва докажите...
О, боги бессмертные! Только этого недоставало. Получить бумаги назад, невредимыми и нераспечатанными!
— С подобными предложениями, сударыня, — перебил я, — обращайтесь к Маркусу Джонстону и его милому напарнику. Мне платят за охрану Пенелопы, а не государственных секретов. Частный сыщик не вмешивается в такие игры. Получить пулю в лоб или нож под ребра, или стаканом серной кислоты умыться — увольте... Но, если угодно, могу вызвать федеральных агентов. Джонстон и Фентон. Они обретаются неподалеку.
