— И как? — не выдержав, прервала Калки царицу. — Получилось?

— Если бы получилось, я бы сейчас не сидела тут, — пасмурно ответила Мура. — Сопровождающие Ракшаса оказались не только хорошими воинами, но и отличными пловцами. Нас догнали и опять погрузили на телеги, на сей раз связанными по рукам и ногам. Но ачарья не сдавался. Он предпринял ещё две попытки побега. Один раз, когда мы ехали через глухой лес в сумерках, а второй раз, когда проезжали через маленькую деревушку, зажатую меж гор. К сожалению, люди Ракшаса всегда были начеку. Нас ловили, жестоко били, наказывали лишением пищи на несколько дней за каждую попытку сбежать. Однажды утром бесконечные горы, наконец, закончились, и перед нами открылись иные земли. Мы видели людей, одетых совсем иначе, чем мы, и человеческая речь, звучавшая из их уст, была незнакома. И мужчины, и женщины завязывали свои волосы и украшали свои лица совсем по-другому. Их одежды отличались от наших. Всё тело полностью скрывалось под пышными красно-синими тканями, расписанными неведомыми крылатыми зубастыми существами, похожими на демонов. Мужчины подчас раскрашивали лица так, что становились похожими на асуров, и носили странные тюрбаны, смахивающие на рога. Причёски женщин напоминали высоченные дворцовые башни. Однако, несмотря на то, что люди из Чжунго отличались от нас оттенком кожи и разрезом глаз, женщины той местности показались мне довольно красивыми…

— Не думаю, что есть на свете кто-то прекраснее вас! — зачарованно воскликнула Калки, лаская царицу Пиппаливана влюблёнными глазами.

Мура запнулась и озадаченно покосилась на Калки, потом встряхнулась, решив, будто ей померещилось, и продолжала:

— Люди и местность вокруг — всё было чересчур странным. Ачарья, поразмыслив недолго, честно признался, что сбежать не выйдет. Без денег, без умения говорить на их наречии, мы умрём с голоду. Пешком обратно в Бхарату без карты и проводника точно не дойдём. Одним словом, ачарья посоветовал пока не пытаться бежать. «Если нас до сих пор не убили, то не убьют и впредь. А из рабства и из темницы со временем можно выбраться», — утешил он нас. Чанакья каждый день пытался выведать у Ракшаса, кому именно нас собираются продать. Мы даже не сомневались, что попадём в рабство, а иначе зачем нас притащили сюда? Но Ракшас не признавался, в чём заключается его план. Как только мы оказались в Чжунго, аматья, проезжая вместе с нами через крупные города и большие рынки, начал продавать товары, привезённые в других телегах. Там хранилось множество специй, благовоний, украшений с жемчугом и драгоценными камнями. Местные мужчины охотно покупали все эти товары для своих жён. Мы распродали даже ткани из хлопка, под которыми прятались по пути туда. Выручив неплохие деньги, Ракшас выглядел весьма довольным собой. Он купил колесницу, украшенную по бокам фигурами крылатых зубастых существ, таких, каких мы уже видели на одежде почти каждого жителя Чжунго. Колесница выглядела бесподобно. Вместо глаз у змееподобных чудовищ сверкали драгоценные камни, вместо зубов и чешуи — пластины из золота и серебра. А ещё Ракшас погрузил на телеги три сундука, заполненных жемчужными и шёлковыми шнурами для украшения волос и многочисленными одеяниями для женщин с вышитыми на них изображениями пышных белых и красных цветов, похожих на наши лотосы*, и каких-то необычных, но милых уточек**. Колесница и одеяния вполне были достойны царицы. Чанакья спросил, не подарок ли это для наложниц Дхана Нанда, а Ракшас с коварной улыбкой ответил, что нет. «Самрадж надумал жениться на принцессе из Чжунго. Но чтобы братья ему не завидовали, он отдал приказ привезти невест и для них. Правда, у здешнего царя куда меньше дочерей, чем нам требуется, поэтому назад в этой колеснице поедут принцессы, предназначенные в жёны самраджу Дхана Нанду и его братьям — Бхутапале и Говишанаке, — отозвался аматья. — Временно мы оставим колесницу, предназначенную для принцесс, в Чанъане. Самих девушек добудем позже, но не беспокойтесь, это моя задача, а не ваша. А сейчас нам с вами предстоит прогулка пешком до одной прекрасной долины». «Где вы нас продадите в рабство?» — уточнил ачарья, подозревавший ловушку. И — о боги — как он был прав! «Нет. Вы все пройдёте обряд очищения, искупавшись в местных источниках Дзюсенкё», — с загадочной улыбкой отозвался Ракшас. «Что это за источники?» — Чанакья всеми силами пытался выяснить, какое именно испытание нас ждёт. «Уникальные и волшебные! — засмеялся Ракшас. — О них много написано в пергаментах, доставшихся самраджу в наследство от его деда, а тому она досталась от заезжего торговца, много лет прожившего в Чжунго. К счастью, эти бесценные пергаменты один подлый вор не сумел украсть, польстившись на другое, — и Ракшас с огромной ненавистью посмотрел на моего сына. — У меня имеется карта, указывающая путь к источникам, но завтра на рассвете я подробнее расспрошу о пути у местного аскета, чтобы нам ни в коем случае не заблудиться. Самрадж сказал, источники Дзюсенкё очищают даже очень тёмную душу, так что ваши души непременно освободятся от злоумышлений против самраджа. И как только это случится, вы вернётесь в Магадху, и вам дадут шанс начать новую жизнь. Благословляйте Величайшего за доброту! На его месте я бы не стал так трудиться и отдал вас тиграм». Помню, мы так обрадовались! Это казалось невероятным: царь нас помиловал, вменив в наказание всего лишь купание в каких-то источниках, но Чанакья остудил нашу радость. «Я уверен, нас попытаются утопить», — высказал он своё предположение, стоило Ракшасу отойти в сторону. «Но зачем везли так далеко? — засомневался Чандрагупта. — Утопить можно было и в Паталипутре и не тратить на нас еду и воду пять лун подряд». Мой сын задал действительно трудный вопрос, на который не сумел ответить даже мудрый Чанакья, потому что выведать сведения ни у кого бы не смог. Прежде ему обо всём доносили верные ученики, но в Чжунго говорить на местном наречии умел только аматья, а мы не имели возможности спросить ни у кого из местных, что это за источники такие — Дзюсенкё и чего от них ждать. С худым аскетом, жёлтым, как свежий мандарин, молившимся прямо посреди леса, Ракшас долго беседовал в нашем присутствии, но мы ни слова, конечно, не поняли. Этот человек, объяснив Ракшасу всё, что тот хотел знать, махнул рукой, и мы поняли: нам сейчас показали дорогу. Идти пришлось недолго. Мы оказались у края огромной равнины, почти сплошь заполненной многочисленными водоёмами. Каждый был неглубоким и нешироким, словно небольшая купальня. Между озёрами рос редкий бамбук. Ракшас строго приказал следовать за ним шаг в шаг и постараться не оступиться и не обрызгаться водой из не предназначенного нам источника: «Вы должны искупаться именно там, где указал самрадж, иначе вместо очищения умрёте. В отдельных источниках вода ядовита». Аматья очень долго сверялся с картой, что-то бормотал под нос, а потом ткнул пальцем в одно из озёр. «Здесь, — промолвил он, — проходят очищение те, кому нет двадцати. А здесь, — и Ракшас указал на соседнее озерце, — кому уже исполнилось двадцать. И смотрите, не перепутайте, а то за ваше здоровье и жизнь я не ручаюсь! Сдохнете, как шакалы, а мне отвечать потом!» Разумеется, после такого предупреждения у нас и мыслей о непослушании не возникло. Стхул начал было снимать накидку, но Ракшас сказал, что нечего тратить время на раздевание, тем более, среди нас есть женщина, которой нельзя обнажаться в присутствии мужчин и не нужно видеть мужчин обнажёнными. Аматья приказал по его команде и на счёт «три» всем одновременно прыгать в источники. Он досчитал до «трёх», махнул рукой, и мы прыгнули. И вот тогда случилось ужасное. Я ощутила, что моё тело расплывается, раздувается, становится огромным, как гигантский шар. Я попыталась закричать, но из моего горла вырвался только звериный рёв. Я закричала снова, уже от страха, стремглав выскочила из воды, отряхнулась и поняла, что больше не могу стоять на двух ногах. Я взглянула на свои руки, на которые сейчас опиралась, и заревела от ужаса. Мои прекрасные руки… Ими некогда так любовался мой супруг, называя самыми красивыми в мире, стали толстыми, неуклюжими медвежьими лапами, покрытыми шерстью. Все цвета, звуки и запахи, к которым я привыкла, изменились. У меня кружилась голова, я тряслась, как в лихорадке. А потом я подняла глаза и увидела над собой злорадно улыбающегося Ракшаса. «Ну что, предательница? — едко спросил он, и как ни странно его речь я прекрасно понимала, несмотря на то, что стала бессловесным зверем. — Получила заслуженное? А теперь взгляни на остальных лживых подлецов! Они тоже получили своё», — и он отошёл в сторону, демонстрируя вылезших из озера, трясущихся от страха больше, чем от холода, Стхулбхадру, Индраджалика и моего сына. Но, боги! Что с ними стало! Передо мной предстали три девушки, каждая из которых рыдала от ужаса, пытаясь прикрыть мокрой накидкой полуобнажённую грудь. Чандра и его друзья, казалось, временно обезумели, потеряли дар речи и не понимали, что с ними происходит. Они разглядывали, ощупывали тела друг друга, отдёргивали руки, словно обжигаясь, и просто плакали, спрашивая только: «Что это? Что это?» «Можете не прятаться и не бояться! — расхохотался Ракшас. — Мне не интересны ваши новые женские прелести. Лучше вон возьмите халаты, которые я принёс, и прикройтесь», — и он, достав из тряпичного узла какие-то одеяния, расшитые золотом, сунул их в руки моему сыну и его друзьям. Пока Стхул, Индра и Чандра одевались, позади себя я услышала грозное рычание. Оглянувшись, я увидела, как на нас всех медленно наступает, злобно морща нос и обнажив клыки, огромный самец панды, чья морда была покрыта широкими проплешинами. Я сжалась от страха, увидев столь ужасное зрелище, но потом до меня дошло: это — превращённый ачарья. Я бросилась к нему, взмахнув передними лапами и пытаясь сказать, что нет, нельзя убивать Ракшаса — без него нам не вернуться в Магадху. А моего сына и его друзей тем более нельзя трогать — они тоже жертвы и не виноваты в случившемся! Чанакья остановился, будто понял моё бессмысленное рычание. Он опустил голову, а потом лёг на землю и закрыл морду лапами. И видеть такое было невыносимо. Помню, от отчаяния я снова прыгнула в источник в последней надежде, что проклятие снимет та же вода, наславшая его, но ничего не произошло. Я ныряла снова и снова, пока не почувствовала, что вот-вот захлебнусь. Я выпрыгнула и бросилась в озерце, где уже побывал мой сын, в надежде умереть. Мне нечего было терять… Но ничего не произошло, и я больше ни в кого не превратилась. «Идёмте, — брезгливым тоном вымолвил Ракшас, дождавшись, когда я вынырну в очередной раз, — если не хотите сдохнуть здесь от голода, утонуть или быть пойманными местными жителями — теми, кто даже не будет знать, кто вы такие! Я привезу вас обратно в Магадху, даю слово, и буду исправно кормить в пути. А там, возможно, самрадж сжалится однажды и расколдует вас, хотя я не представляю, как теперь это сделать. Но не забывайте, если попытаетесь снова сбежать, себе же сделаете хуже. Трое из вас теперь девушки, причём юные и привлекательные, которых, случись что, даже две злые панды от бесчестья не спасут. Кроме того, если вы пятеро будете себя дурно вести и выведете меня из терпения раньше, чем я вас довезу до Паталипутры, то, поверьте, меня даже гнев самраджа не остановит. Девчонок отдам в наложницы дасью, и уж они с вами знатно позабавятся! А пандам кишки выпущу. Я со львами справляюсь, мне это ничего не стоит». Да, я могла бы разорвать Ракшаса на части клыками и лапами прямо там, а ачарья наверное помог бы мне, но разве это бы нас спасло? Мы бы остались навеки в Дзюсенкё, никому не нужные, скитались бы по этой равнине, пока не попали бы либо на обед тиграм, либо на поругание людям, чьего языка мы даже не понимали. Ракшас шёл впереди, а мы покорно брели следом. Когда мы снова добрались до Чанъаня, то обнаружили, что за время нашего отсутствия люди Ракшаса по его приказу уже приобрели две огромные клетки. Хорошо помню, как громко рычал и огрызался ачарья, когда его загоняли в клетку палками, заканчивающимися железными крюками. Ему порвали шкуру и едва не выкололи глаза. Я же вошла в своё место заключения добровольно. Просто не видела смысла сопротивляться и не представляла, что делать дальше. Последняя надежда оставалась на то, что за время путешествия мой сын что-нибудь придумает, чтобы вызволить нас. Или родная земля и боги, в которых мы верим, помогут нам избавиться от проклятия, когда мы вернёмся в Бхарату. Увы, я и подумать не могла, что в медвежьей шкуре мне предстоит провести несколько лун. Но теперь я знаю, как можно снять проклятие: просто облив того, кто околдован, тёплой водой! Дургам снял проклятие с меня, а я сниму его с Чандрагупты. Я уверена, мой сын ни мгновения не захочет оставаться в женском теле, когда узнает, что есть средство снова стать самим собой!