Еще одна сестра Сварыгиных – Клавдия тоже была замужем третьим браком и жила со своим семейством неподалеку от родительской усадьбы.
Незамужняя Таисия ждала своего парня с фронта. Но того, видно, как и Федора, мотали военные дороги, и никаких вестей от него не было. Мать обещала ей помочь с покупкой присмотренного небольшого домика на этой же улице, если захочет жить отдельно, но пока свободных денег было мало. На трудодни, начисляемые в колхозе, приходилось содержать еще и Настю, хотя она и сама уже зарабатывала. Огород не приносил должных доходов, урожая хватало только на прокорм. Поэтому все были рады возвращению Федора, надеялись, что тот станет кормильцем и помощником в семье.
Пока Федор осматривался, думал, куда пойти работать в колхозе, мать была спокойна за него: вернулся живой и здоровый, и то счастье. Отца Федор почти не помнил, а мать еще была замужем за Стрижковым, который тоже рано умер, и она больше замуж не выходила. В народе ее звали ведьмой, Стрищихой и… побаивались.
Председатель колхоза вызвал Федора к себе через неделю после его приезда и предложил быть механиком, поскольку знал, что до войны тот разбирался в технике, учился этому на курсах в районе, мог собрать незамысловатые агрегаты для работы на огороде дома, мудрил с машинами в мастерских до призыва в армию. Недолго думая, Федор согласился: техники в колхозе не так много, она требовала ухода и правильного использования. Надо учить мужиков, недавно вернувшихся с войны, подросших пацанов и помогать семье. Начинались полевые работы, рабочих рук не хватало. Раньше все уходило на фронт, теперь же нужно восстанавливать хозяйство. Жизнь продолжалась, и Федор включился в работу.
А молодки уже засматривались на парня, завлекали шутками, нарядами. Подросли девчоночки-малолетки, парней в деревне мало, все больше мужики раненые, постаревшие, больные и подростки. Особенно старалась Мариша, о которой ходили слухи, что она очень сладкая в постели. Федор пока сторонился девчат, ни на одну не обращая внимания.
А вскорости в поселке он увидел новую девушку. Говорили, что она приехала из России, мало показывалась в людных местах, а если появлялась, то только в магазине, где продавались незамысловатые продукты. Быстро купив кое-что, она сразу же уходила домой. Жила, по слухам, у отца.
Дом Зарудных стоял в конце переулка на той же улице, где жила и семья Федора, и в магазин девушка ходила мимо их поместья. Она была красива той особенной нездешней красотой, что уже волновала многих. Стройная, тоненькая, небольшого росточка, с длинной косой пшеничного цвета в красивом платье она проходила неторопливо, поглядывая под ноги, оберегая от камней хорошенькие туфельки. Молодки сельские сразу поняли, что это опасная соперница, и старались по-всякому задеть ее. Но она молча проходила мимо, не отвечая на колкости, на зависть девчат, улыбаясь чему-то своему. Да и таких нарядов, как у нее, не было в поселке ни у одной девушки: платья из какой-то особенной тонкой ткани, блузки с необычной вышивкой, туфельки на невысоком каблучке.
Как-то раз Федор выходил из дома на работу и увидел ее, когда она шла мимо их усадьбы: мельком глянула в его сторону и, не сбавляя шага, так же тихонько прошла дальше. Парень замер на мгновение, потом смутившись, быстро пошел вслед за нею, благо на работу в мастерские ему идти в ту же сторону.
Идя за ней, он разглядывал ее фигурку, косу, что была ниже пояса, красивое платье, стройные ноги в туфельках и не мог понять, чем она его задела. А потом понял, что не было у них в поселке именно такой девушки. Девчата красивые были: и хохотушки, и озорницы, но такой, как она, – нет.
И стал он стараться как можно чаще попадаться ей на глаза, стал оказывать, как говорится, знаки внимания. Хотя никто не учил ухаживать за девчатами, понял, что с этой девушкой нужно быть деликатным. И он постарался. Выбрал случай и ушел с работы, чтобы попасться ей на глаза, когда узнал, что она снова пошла в магазин на соседней улице.
Девушка, как всегда, взяла крупы, макарон, соли и еще кое-что по мелочи, рассчиталась, поблагодарила продавщицу и повернулась, чтобы выйти, но столкнувшись у выхода с Федором, выронила из рук тяжелую холщевую сумку, а тот подхватил на лету.
– Что вы так неосторожно?– ласково улыбнулся парень и открыл дверь, приглашая к выходу.
Молодки в магазине затихли, глядя на происходящее. Девушка смущенно бочком прошла мимо него и протянула руку за сумкой. Федор с улыбкой проговорил:
– Я провожу вас? И сумку понесу, она тяжелая.
Девушка потупилась и тихо проговорила:
– Если вам так хочется, понесите.
И легко повернувшись на каблучках, пошла вдоль улицы. Федор шел рядом и чувствовал, как сладко замирает его сердце.
– Как зовут вас, красавица?
– Аня я,– проговорила девушка и улыбнулась в ответ.– А вы?
И ее улыбка понравилась парню, и голубые глаза ее сияли особенным светом, какого не видел ни у одной из сельских девчат. Сердце ухало в груди, волновалось.
– А я Федор. Вам так идет улыбка, почаще только улыбайтесь!– восхитился он.
Аня посмотрела на него и засмеялась:
– Мы же раньше не встречались, когда вы успели заметить, что мне идет, а что нет?!
– Давайте чаще будем встречаться!?– неожиданно для себя выпалил Федор.– Вы работаете где-то? Надолго к нам?
– Я к отцу приехала. Пока нигде не работаю, осматриваюсь. У вас здесь спокойно, не то, что у нас.
– У вас – это где?
– Я раньше жила в Курской области, там сестра осталась с племянницей. Ее мужа и всех других мужиков и пацанов, которые были в селе, расстреляли фашисты, когда заняли район. Когда я вернулась в село, Маня сказала, что отец живет в Казахстане, там тепло, хлебный край. Поезжай, мол, туда и будь с отцом, еще сказала: «Я тебе ничего дать не смогу, сама видишь, все разгромлено, разграблено, ни домов толком не осталось, ни работы. А мы с дочкой как-то будем перебиваться». Мама наша умерла, когда я была совсем маленькой. Я и уехала… Наскребли денег на дорогу. Ехала на поезде через Москву, все смотрела, какая кругом разруха… А здесь войны и не было… Я ее так боюсь, войну… бомбы, мины… снаряды… Чужие солдаты… А вы были на войне?
– Да,– ответил Федор, удивляясь услышанному,– недавно демобилизовался. А откуда вы вернулись в село, если жили, как говорите, в Курской области вместе с сестрой?
– А меня со всеми другими девчатами и молодыми женщинами угоняли в Германию. Ночью загребли, это случилось в октябре 42-го года, подняли с постели, даже не дали времени на сборы теплых вещей, так с тем, что наскоро схватила в узел, погрузили в машины и увезли на станцию в Голофеевку, загнали в вагоны и привезли в Дрезден в трудовой лагерь. В вагоне было душно, тесно, ни пить, ни есть не давали, а ехали долго. Когда всех заставили выходить из вагона, в котором когда-то возили скот, не все смогли выйти: так ослабли, что и стоять не могли, а женщин двадцать вообще оказались мертвыми. В Германии была года полтора в трудовом лагере, поселили нас в бараке, кругом деревянные настилы, как нары. Ни укрыться чем-то, кроме как своей одеждой, которую смогли захватить из дома.
Аня даже остановилась, замолкла, потому что перед глазами встала картина, как женщин, которые раньше жили, увозили на работу куда-то. Приезжали они поздно, падали от усталости. Девушка думала, что и их тоже будут увозить на огороды, в горы, камни носить, как других. Прибывшие ранее рассказывали, что кого-то помоложе и покрасивее отбирали из бараков и уводили к коменданту, оттуда их приносили и бросали на пол, остальные помогали им подняться на лежаки. Кто-то из женщин говорил, что их там насиловали, били, если не подчинялись. Ужас душил, сил не было переживать это, будущее виделось кошмаром. Но говорить об этом Федору не решилась, не представляя, как он к этому отнесется: ведь она была в том пекле со всеми вместе, с ней могло произойти самое страшное. Но Бог миловал: не успело произойти ужасного… Все время, пока она была в лагере, старалась закутываться в теплый платок до бровей и не смотреть никому в глаза, горбиться (так научила старая женщина, жившая в лагере уже год). Но, что можно говорить об этом тем, кому не выпала такая судьба… Анна не стала выдавать эти думы, до сих пор мучающие ее. «И зачем я ему это рассказываю? Он же совсем чужой человек, а я доверяюсь…» Очнувшись, она поглядела на парня и смутилась, замолчала совсем.
