- Есть. Например, поэт Урфон. Он ненавидит Хамзу и считает, что все его так называемые пролетарские стихи под Маяковского - сплошная белиберда и профанация истинной поэзии.

- Прекрасно! Скажите Урфону, во-первых, что мы позаботимся о выходе его собственного сборника стихотворений. Вовторых, мы выдвинем его на какую-нибудь премию или на должность, как только освободится место... А за это он должен написать в своей рецензии, что в творчестве Хамзы есть разрыв между формой и содержанием, что Хамза не использует в своих пьесах указаний классиков марксизма по вопросам литературы, что творчество Хамзы противоречит принципам пролетарского искусства...

- Это невозможно.

- Почему?

- Да потому что реально дело обстоит как раз наоборот.

Творчество Хамзы не противоречит принципам пролетарского искусства, разрыва между формой и содержанием у него нет, и указания классиков марксизма он использует чуть ли не на каждой странице всех своих пьес.

- Не имеет значения! Пусть напишет, что не использует!

- Но откуда Урфону-то знать об указаниях классиков марксизма по литературе? Он же ни одной марксистской книги в руках не держал.

- Тоже не имеет значения! Пусть пишет!.. При любой проверке никто не будет сразу читать большую рукопись. Сначала прочитают маленькую рецензию, и она как бы задаст первоначальный тон отношения ко всей рукописи в целом, предопределит окончательный вывод.

- Товарищ Назири, а вам не кажется...

- ...что в борьбе с Хамзой я остаюсь на заднем плане? Это вы хотели сказать?

- Приблизительно.

- Мне нельзя пока выходить на передний план. Хамза - мой друг юности. Ахунбабаев сегодня уже упрекнул меня... Людям вообще не нравится, когда кто-нибудь, стоящий выше по служебному положению, начинает давить на друга юности. Это всегда привлекает внимание.

- Скажите, Алчинбек, а почему нужно разрабатывать такую сложную диспозицию для войны с Хамзой?

- А вы не понимаете?

- Вообще-то понимаю, но хотелось бы знать и ваше мнение.

- Вы помните, какое раздражение вызвала у вас песня Хамзы "Да здравствует Советов власть!"?

- Помню.

- Но вы работали с Хамзой всего четыре года, а я знаю его без малого тридцать лет. И семь лет из этих тридцати мы жили с ним вдвоем в одной комнате, читали одни и те же книги, спали под одной крышей...

- Сочувствую.

- Правда, в те годы он был другим... Много событий должно было произойти, прежде чем он стал таким, как сейчас...

- Каким?

- Неистовым. Одержимым. Непримиримым... И опасным.

Лично для меня.

- Вы завидуете ему? Откровенно?

- Он мне надоел. Я просто устал от знакомства с ним.

- Почему мы так долго говорим только о Хамзе?

- Вы знаете, какое прозвище у него было в молодости?

- Нет, конечно.

- Скорпион!

- Довольно метко.

- Вы назвали его хаджи с партбилетом. Это тоже не менее метко. Но Хамза - это особый хаджи. И отнюдь не религиозный.

Недавно я совершенно случайно узнал, что во время своего паломничества в Мекку он выполнил за границей целый ряд ответственных партийных поручений.

- Вот как?

- Для верующих он был хаджи-мусульманин. А на самом деле он вернулся из Мекки красным хаджи. Он стал интернационалистом и поэтому предал интересы узбекского народа. Он хвалит русских потому, что ему безразлична судьба своей нации.

- Замечательные формулировки!.. Кто их автор?

- Я..

- Вы?!

- А разве я, по-вашему, не способен на такие формулировки?

- По крайней мере, я этого о вас не знал.

- Вы еще многого обо мне не знаете, Шавкат... Вы правы - надо кончать все эти слишком эмоциональные рассуждения о Хамзе. Я вызвал вас сюда для более серьезного разговора... Как вы уже, наверное, знаете, сейчас в республике готовится большая группа специалистов, которые поедут на учебу за границу. Список кандидатов по нашему наркомату поручено подготовить мне.

Я хочу, чтобы вы помогли мне правильно составить его...

- Благодарю за доверие, товарищ заместитель народного комиссара.

- Это должны быть люди, глубоко преданные нашим идеям.

Лет через пять они вернутся и займут ключевые посты. И тогда...

- Я вас понял.

- Насколько мне известно, наши специалисты будут учиться в Стамбуле...

- В Стамбуле?!

- А почему это вас так удивило?

- Нет, нет, ничего особенного...

- В свое время, Абдурахман Шавкат, вы окончили Стамбульский университет...

- Откуда у вас эти сведения?

- Вы состоите членом тайного "Союза тюрков"?

- Да, состою.

- А вы знаете, кто является главой самаркандского отделения "Союза тюрков"?

- Нет.

- Я, Алчинбек Назири...

- Вы?!..

- Теперь вам понятно, почему я привлекаю вас к составлению списка кандидатов? Вы прожили в Турции четырнадцать лет.

Когда вы были наркомом просвещения Хорезмской республики, все пленные турецкие офицеры, находившиеся в Хорезме, работали учителями в местных школах. Надеюсь, и здесь, в Самарканде, вы сохранили верность пантюркистским идеям?

- Что я должен сделать?

- Мне нужны адреса надежных людей в Стамбуле, с которыми будут связаны наши специалисты во время обучения в Стамбульском университете. Они должны вернуться оттуда стойкими борцами за идеалы пантюркизма. Пусть и они, хотя дорога их лежит не в Мекку, совершат, как и Хамза, двойной "хадж".

Шавкат тяжело вздохнул и, оглянувшись, устало сел на каменную ступеньку лестницы, соединявшей площадку, на которой они стояли, с галереей, вдоль которой были расположены мемориальные мавзолеи Шахи-Зинда.

По-прежнему ярко светила луна, озаряя своим серебристым сиянием голубые купола древних гробниц. Из расщелины ступени выползла обеспокоенная ящерица. Несколько раз инстинктивно ужалила пространство перед собой своим длинным языком, пугая предполагаемого врага, и юркнула обратно в расщелину.

В мавзолее Ибн Аббас продолжалась молитва и печальное чтение корана.

- Ну, так что скажете, уважаемый профессор? - наклонился к Шавкату Алчинбек.

- Я удивлен...

- Чем?

- Вы - герой революции в Коканде, руководитель союза трудовых мусульман...

- "Союз тюрков" был создан на развалинах союза трудовых мусульман.

- Зачем вы открылись мне?

- Думаете, из тщеславия? Ошибаетесь. Я хочу укрепить связь между нами. С людьми, которые стоят за мной, я был связан еще до революции. Они будут рады познакомиться с вами.

Очевидно, и турецкая разведка будет не против того, чтобы занести в свою картотеку советского чиновника моего ранга. Да еще группу молодых специалистов из столицы Узбекистана. Как говорится, тепленьких - прямо от сейфов, от служебной переписки...

Шавкат поднял голову и в упор посмотрел на заместителя народного комиссара. И неожиданно подумал о том, что и у товарища Назири, и у него самого одинаковая форма усов - узкие, висячие, словно два длиннохвостых мышонка ползут по верхней губе навстречу друг другу.

- Я согласен, - сказал Шавкат.

- Хош, приступаем к обсуждению кандидатов...

На улицах старого Самарканда идет своя, сонная жизнь. Кто торопится, кто тащится еле-еле, не поднимая головы. Никому ни до кого нет дела, никто ни на кого не обращает внимания.

И вдруг все всполошились, завертели головами, зашушукались, нахмурились. И было отчего - на улице появилась женщина с открытым лицом, без паранджи и чачвана. Бунт, дерзость, неповиновение - небывалое, невиданное!

Брели в разные стороны женщины, закрытые с головы до ног своими мешками-паранджами, никто в их сторону даже не плюнул. Но эта... И все устремили свои взгляды на нее - кто с гневом, кто с удивлением.

Женщину звали Зульфизар. Была она не только красива. Чтото располагающее, обворожительно прекрасное было в ее облике... И хотя шла она гордо, с высоко поднятой головой, молодой упругой походкой, тем не менее изредка все-таки опасливо поглядывала вокруг. И не напрасно.