- Е-хув! Е-хак! - вопили дервиши. - Ло иллохо! Илло оллоху!.. Е-хув! Е-хак!..
Неожиданно карлик прыгнул через носилки...
За ним прыгнул второй дервиш, третий...
И снова завертелись волчками вокруг себя, снова закружились около носилок маленькими и неистовыми пыльными смерчами.
- Е-хув! Е-хак! - неслось из клубов пыли. - Е-хув! Е-хак!..
Выглядывая из-за спины отца, Хамза видел, как с самого начала радения мальчик на носилках как бы весь подобрался. Он боялся дервишей: они действительно были похожи на дьяволов.
Несколько раз мальчик пытался поднять руки, загораживаясь, но руки не слушались его. Когда же начались прыжки, он завозился, задергался и вдруг сел на носилках.
- Ата! Ата! - заплакал мальчик, зовя Мебуву. - Мне страшно!
- Чудо! Чудо! - закричал Миян Кудрат, обращаясь к толпе паломников и зрителей. - Он двигается! Святой Али услышал нас! Всевышний посылает нам свое милосердие!
Мебува поднял голову. Он не верил своим глазам - его сын, бывший неподвижным столько дней, сидел на носилках.
Карлик, оскалясь и испустив душераздирающий вопль, неожиданно упал на землю и пополз как ящерица к носилкам, гримасничая и кривляясь...
И - свершилось!
- Я боюсь! Я боюсь! - забился в истерике мальчик.
И вдруг он вскочил на ноги...
- Исцелен! Исцелен!!! - вскинув вверх руки, загремел во всю мощь своего раскатистого голоса Миян Кудрат, опускаясь на колени.-Смотри, Мебува, твой сын стоит на ногах! Всевышний вернул ему силы!.. Смотрите, мусульмане, как безгранична власть святого Али над нами!
Шейхи Бузрук, Хурумбай и Махсум (и вместе с ними все, кто находился в ту минуту перед мазаром, - не менее двух сотен человек, Хаким и Хамза тоже) почти одновременно опустились на колени.
Шатаясь и перешагивая через распростершихся на земле дервишей, замерших неподвижно там, где каждого застало исполнение воли всевышнего, Мебува нетвердой походкой приблизился к сыну и обнял его.
- Козленок мой! Неужели ты встал? - захлебывался рыданиями Мебува. Неужели так щедр ко мне Али-Шахимардан?..
О небо, чем же отблагодарить тебя? Возьми все, что у меня есть!..
Козленок мой, сделай же хотя бы один шаг, чтобы всевышний увидел плоды своего труда!
Мальчик, прижавшись к отцу, затравленно смотрел на окружавших его людей, нетерпеливо и жадно протягивавших руки, чтобы дотронуться до удостоенного милости святого Али-Шахимардана и унести с собой крупицу дарованной ему божественной силы или хотя бы прикосновение к ней.
Но всех опередил карлик, лежавший в двух шагах от носилок.
Считая, наверное, что ему одному принадлежит заслуга изгнания дьявола, он, как только прошло первое оцепенение, вызванное чудом исцеления, рывком, прямо с земли, кинулся к отцу и сыну и, широко раскинув перед ними свои корявые, похожие на клешни руки, запрокинув огромную, волосато-обезьянью голову, весь в крови и грязи, неправдоподобно чудовищный, нечеловечески уродливый, закричал торжествующе и исступленно черной дырой распахнутого настежь и перекошенного рта:
- А-а-а-а-а-а-а-а!
И горы, словно на каждой вершине сидело по тысяче злых духов, многократно повторили гулкое эхо этого дьявольского крика:
- А-а-а-а-а-а-а!!
- А-а-а-а-а-а-а!!
- А-а-а-а-а-а-а!!
...Они упали почти одновременно.
Сначала карлик, схватившись рукой за сердце. Потом мальчик.
Судорога исказила лицо больного, он дернулся в отцовских руках, захрипел, обмяк и, уронив безжизненно голову, рухнул к ногам ошеломленного Мебувы.
Жизнь, испуганная дервишами, встрепенулась на мгновение, вспыхнула мимолетной искрой и тут же погасла перед новым страхом.
- Он умер, он умер! - в ужасе бормотал Мебува, пытаясь приподнять сына. - Люди, неужели он умер?!
Миян Кудрат, быстро подойдя к носилкам, нагнулся, открыл пальцами веко мальчика, потом второе - мальчик был мертв, глаза его остывали, стекленея от пережитого, непосильного потрясения.
Рядом корчился в конвульсиях карлик...
Ужас охватил площадку перед мазаром. Люди стояли не шелохнувшись. "Воля" аллаха безмолвно громыхала над их головами зигзагообразной белой молнией. Сверкнула - подарила жизнь. Еще раз сверкнула - отняла.
Утратив на какое-то время контроль над собой, угрюмо смотрел на умершего сберегатель гробницы. Шейхи Бузрук, Хурумбай и Махсум потерянно топтались возле носилок. Гурьбой сбились вокруг карлика дервиши, не смея вмешиваться в дела того, чьим дыханием теперь управлял всевышний.
А Мебува, кажется, только начинал до конца понимать все произошедшее. Он медленно распрямлялся, не отрывая взгляда от мертвого сына. В глазах у старика полыхало отчаяние.
- Что же ты сделал, сынок? - пустыми зрачками обведя толпу вокруг себя, тихо спросил старик. - Как мне стерпеть такое горе?.. Что станет с твоей матерью, когда до нее дойдет эта злосчастная весть?.. С какой молитвой, с какими надеждами она провожала нас сюда... Что я привезу ей обратно, как взгляну в лицо, что отвечу? О, горе мне, горе!.. Почему я не умер вместо тебя, сынок?
Что-то оборвалось внутри у Мебувы, что-то сломалось, и слова неуправляемо хлынули из растерзанной мраком души, как воды арыка сквозь пробитую брешь в плотине.
- Ах, ягненок мой, что же я буду теперь делать без тебя?
Зачем мне жить, для чего жить? Кто будет опорой в оставшиеся дни на этой земле?.. Ах, дитя мое бедное, сколько радости мне принесло когда-то твое рождение! Я молился на тебя, я целовал твои первые слезы, я хотел, чтобы жизнь твоя была полна солнца и счастья!.. А что получилось? Ты закрыл свои ясные глаза раньше меня, старика... - Мебува рванул на груди халат. - О боже, как ты мог допустить такое?! Всевышний, куда ты смотрел, если младший умирает раньше старшего?! Будь у тебя хоть капля справедливости, ты никогда не позволил бы сделать это... Ребенок не должен уходить из жизни раньше отца!.. Аллах, как молиться теперь тебе, если так слепо распоряжаешься ты судьбами людей?
Разве не видишь ты с высоты своей, с неба, что это нелепо, когда старики хоронят молодых...
- Не богохульствуй! Не предавайся еретическим речениям, грешный человек! - оборвал Мебуву грозный голос Мияна Кудрата.
Смотритель гробницы уже справился с минутной слабостью, он снова был главным шейхом усыпальницы-мавзолея, высшим духовным лицом мусульманского мира Коканда и Маргилана, наставником и хозяином мусульманских душ.
- Не богохульствуй, - смягчая гнев, повторил Миян Кудрат, - не то святой Али занесет свой острый меч и над твоей головой...
Мебува поник.
Сберегатель гробницы повернулся к толпе. Он понимал, что сейчас нужны слова, которые уменьшили бы впечатление от смерти больного, объяснили ее, повернули бы настроение толпы, оставив неизменно великой славу Али-Шахимардана. Надо было срочно восстановить силу святого Али, поколебленную смертью мальчика и словами Мебувы.
- Человеку не дано знать суть дел небесных, - начал Миян Кудрат, - и если исчерпана его земная доля, дни его сочтены. Так написано на скрижалях судьбы каждого, и никто не может изменить этого предначертания... Вечная бренность одной человеческой жизни дает всевышнему возможность поддерживать вечное бессмертие всего человечества... Мудрец говорил: когда приходит посланник смерти, мы хотим убежать в цветущий сад; но даже убежав в цветник, человек не избавляется от смерти, ибо у всех один удел кладбище... Смерть - конечная доля каждого.
Смерть - это воля божья. Ее нельзя изменить или оспорить!
Человек должен подчиниться воле божьей, чтобы не вызвать гнева аллаха... В священном шариате, на страже которого всегда стоял Али-Шахимардан, сказано: если человек должен умереть или уже умер, плач и стоны бесполезны. Они равны сопротивлению воле божьей и поэтому являются величайшим грехом. Мы все рабы божьи, а у раба божьего нет другого выхода, кроме смирения перед волей божьей и в жизни, и в смерти. Поэтому не надо плакать над мертвыми, не надо стонать и убиваться над ними.
