Мозг стал тупым, воля - дряблой. Байвачче ничего не хотелось.
У него было только одно желание - пить, пить как можно больше, заливать водопадом алкоголя непрерывно нарастающий в голове огненный, звериный вой, душить спиртным возникающую каждую минуту в душе истерику.
Садыкджан никого не мог видеть. Сошедшая с ума Шахзода была удалена из города. Под присмотром старших жен и специально выписанного из Ташкента врача она сидела в далеком деревенском поместье.
Где-то еще жила Зульфизар, но где? Байвачча не мог вспомнить. Ее прятали в одном из пригородов Коканда Эргаш и КараКаплан, которым была выделена значительная сумма денег, чтобы они держали контроль и за любовницей, прелестей которой хозяин так и не успел оценить, и за повредившейся умом женой, спасая ее от судебных инстанций, и за всеми остальными женами, караулившими Шахзоду.
Эргаш и Кара-Каплан все время разъезжали из Коканда в далекое деревенское поместье и обратно, буквально разрываясь от своих новых обязанностей. Пили оба, несмотря на высокую миссию телохранителей садыкджановских жен, возложенную на них вместе с предоставлением большой финансовой свободы, тоже вмертвую.
Смерть Зубейды надломила байваччу, он все забросил, дела шли вкривь и вкось, и только усилиями Алчинбека удавалось сохранить относительный порядок на заводе и в конторе.
Правда, иногда на Садыкджана нападало просветление, и он, опухший, разбитый, с чугунной головой, мающийся от похмелья, с отвращением читал и подписывал деловые бумаги и снова погружался в застойное пьяное небытие.
В ресторане было многолюдно. Все столики были заняты.
Байвачча и Алчинбек сидели в углу. Напротив них пыхтел сигарой старый партнер Садыкджана, известный английский торговец хлопком мистер Уиллкинс.
- Я прошу снять с каждого пуда еще пятьдесят копеек, - сказал англичанин.
Алчинбек перевел.
- Гривенник, - мрачно сказал байвачча.
- Ноу, ноу! - замахал руками мистер Уиллкинс. - Это немилосердно!
- Налей, - приказал Садыкджан Алчинбеку.
Чокнулись. Выпили.
- Пятнадцать копеек, - буркнул байвачча.
- Сорок пять, - выпустил англичанин облако дыма.
- Двадцать.
- Сорок.
- Двадцать пять и ни копейки меньше! И выпьем за хлопок, который был моим, а стал твоим.
- Я уезжаю, - насупился мистер Уиллкинс.
- Уезжай! - стукнул байвачча кулаком по столу. - Русские купят!
- Я не понимаю, - лицо английского купца выражало обиду, - почему мы не можем договориться? Столько лет мы честно вели деловые отношения... Что случилось?
Алчинбек перевел.
- Удержите мою цену, - шепнул ему Уиллкинс, - и будете иметь от меля презент. Тысячу фунтов.
- Вы чего там шепчетесь? - подозрительно наклонился вперед Садыкджан. Обмануть меня хотите? Не выйдет... Официант, шампанского!
- Мой хозяин пережил сильную душевную травму, - ответил англичанину Алчннбек. - Войдите в его положение... Я беру пятьсот фунтов, а вы соглашайтесь на тридцать копеек. Больше он не уступит.
Мистер Уиллкинс взял карандаш и быстро произвел подсчет.
- Хорошо, я согласен на тридцать копеек. Но вы получаете не пятьсот, а четыреста фунтов.
- Почему же четыреста? - возмутился Алчннбек. - Я и так сбросил вам из своей доли ровно половину.
- Четыреста пятьдесят, - горячо заговорил Уиллкинс, - и я подарю вам фамильный портсигар моего дедушки, который был с ним во время Трафальгарской битвы, когда великий Нельсон утопил весь флот Наполеона!
Байвачча с ненавистью смотрел на англичанина и Алчинбека.
Ему казалось, что оба они что-то затевают против него. Просветление кончалось. На байзаччу надвигалась черная гора.
- Долго вы будете шептаться! - заорал Садыкджан, и половина ресторана оглянулась на их столик. - Мне противно на вас смотреть! Меня тошнит от ваших секретов!
- Он согласен на тридцать копеек, - пытался успокоить байваччу Алчинбек. - Он берет всю партию и на следующий год приедет опять.
- Мой друг, - положил англичанин руку на плечо Садыкджана, - я торгую с вами только из-за своей искренней любви к вам... Каждая поездка сюда, в Туркестан, через всю Россию отнимает у меня два года жизни. Легче добраться до края света, чем преодолеть чудовищные расстояния русской империи. Пожалейте меня! Пойдите мне навстречу, мой друг. Тридцать копеек - это моя последняя цена. Я стану нищим, если добавлю еще хоть одну копейку. Я не смогу больше торговать хлопком...
- Да черт с ним, с этим хлопком! - дернул на себя скатерть Садыкджан. Хлопок, хлопок!.. Провались он в преисподню!..
Согласен на тридцать копеек, но еще полдюжины шампанского пусть берет за свой счет!
- Дюжину! - благодарно затряс Уиллкинс руку байваччи. - И ужин за мой счет!.. Но только, друзья, мы должны сейчас же поехать на завод и посмотреть хлопок. Летом у вас шли сильные дожди...
- Не хочу на завод! - капризно надул губы байвачча. - Провались он в преисподню!.. Ненавижу все заводы, весь хлопок, всех баб, людей, рабочих, собак, Эргаша ненавижу!..
- Но, не посмотрев хлопок, я не подпишу чек...
- Хочу на завод! - вдруг встал Садыкджан. - Пора навести порядок!.. Я люблю рабочих!.. И женщин люблю... Где Эргаш?
Черная гора отодвигалась. Байвачча тряхнул головой.
- Едемте, господа, - сказал он уже нормальным голосом. - Алчинбек, где машина?
- У подъезда.
Гора снова придвинулась.
- Ну, пошли, Британия... У-у, колонизатор проклятый! Почему индусов из пушек расстреливали? Привязали к пушкам... и - пополам!..
- Хелло, Туркестан! Хелло, Россия!
- Слушай, Джон Буль-Буль... Ты папуасов любишь?
- Люблю, мистер Садыкджан, очень люблю!
- А их - тоже из пушек?.. А потом меня к пушке привяжешь? Я ведь тоже туземец...
- О сэр, как можно?
- Знаю я вас!.. И королеву вашу знаю!.. Она кумыс любит?
- Очень любит. Каждый день пьет чай с кумысом.
- А у вас в Англии кумыс есть?.. Приезжай на следующий год вместе с королевой. Прокачу на верблюде, шашлык будем жарить, плов сделаем...
- Благодарю, сэр...
- А ты попугаев любишь?
- Обожаю.
- Алчинбек, где машина?
- Сюда, сюда...
Висевший в воздухе хлопковый пух напоминал хлопья снега.
Оседая, он накрывал собой тюки и грузчиков. Людей почти не было видно, слышны были только их выкрики.
Хамза работал вместе с казахом Сабитом. Вместе они непрерывно загружали арбы, подъезжавшие одна за другой.
Сегодня выдавали зарплату. Из-за нее-то и разгорелся весь сыр-бор. Слово за слово, разговорились, и Сабит спросил у Хамзы:
- Хамза-ака, мне хочется узнать у вас... Почему нам, узбекам и казахам, платят в три раза меньше, чем русским? Что мы, хуже работаем?
- Эх, Сабит... - похлопал его по плечу Хамза. - По-моему, делают это нарочно. Все дело в том, что нас хотят поссорить с русскими.
- Какая от этого польза хозяевам?
- Они считают, что если мы будем получать меньше, а русские больше, то в конце концов мы должны возненавидеть их. Ибо они народ, разбирающийся в своих правах, а мы - смирные, темные и послушные, подобные баранам.
Молча продолжали работать. Пока нагружали одну арбу, вторая стояла уже наготове... Сабит, вытирая пот со лба, снова спросил:
- Нам с вами по полтаньга, а им по полтора таньга. Чем же они лучше нас?
- Ничем не лучше, но я же сказал тебе - они разбираются в своих правах, а мы нет. Конечно, хозяевам завода выгодно иметь дело с такими дешевыми в цене рабочими, как мы с тобой.
Была бы их воля, они вместо русских нанимали бы только нас.
Неожиданно он опустил на землю очередной тюк - от заводских ворот к нему шел доктор Смольников. Рядом с ним семенил какой-то мальчик.
- В чем дело? - спросил Сабит.
- Отдохнем немного, - тревожно сказал Хамза и пошел навстречу доктору.
- Здравствуйте, Хамза, что вы тут делаете? Грузчиком работаете?
Доктор делал вид; что и в мыслях не допускал встретить здесь Хамзу, что он очень удивлен.
