– Хорошо, – сказал он. – Скажи ему, что я сейчас выйду.

Прислонившись к каминной полке, она смотрела, как он снимает с вешалки кепку. На ее лице были печаль и странная тоска.

– Надеюсь, ты хорошо сыграешь, Нед, – пробормотала она.

Сколько раз и где только она не произносила эти слова. Но никогда, никогда еще они не звучали так, как сейчас.

Он коротко кивнул и вышел.

Матч начался в половине третьего, и задолго до этого часа парк был забит до отказа. Сотням не удалось оказаться возле футбольного поля, сотни других прорвались через ограждение и уселись у боковой линии.

В центре поля гремел городской оркестр, на ветру весело хлопал флаг, толпа кипела от сдерживаемого возбуждения.

Затем на поле вышли «Роверсы» в своей очень нарядной ярко-синей форме.

Поднялся рев, потому что из Глазго прибыло два поезда их болельщиков. Но разве мог с ним сравниться рев, расколовший воздух, когда Нед вывел из павильона свою команду? Говорили, что этот рев был слышен в Овертоне, в добрых двух милях отсюда.

Бросили монету – Нед выиграл жеребьевку.

Толпа снова взревела, а затем настала мертвая тишина, когда «Роверсы» ввели мяч в игру. Наконец-то он начался – великий памятный матч.

«Роверсы» сразу же пошли в атаку.

Они играли умно – играли в футбол такого класса, что сердца местных болельщиков то и дело замирали. «Роверсы» были быстры, они прекрасно владели мячом, пасуя его с края на край с убийственной точностью.

Мало того, «Ливенфорд» нервничал и никак не мог собраться, выступая намного ниже своих возможностей, в смятении посылая мяч куда попало.

Только не Нед!

О, Нед был великолепен! Он занимал позицию центрального полузащитника, но сегодня он был везде – опорой, костяком команды.

Нед не был быстр, он никогда не был быстр, но его умение предвосхищать игровую ситуацию вполне компенсировало это – и даже с лихвой.

Раз за разом он выручал свою команду, ослабляя давление на ливенфордские ворота каким-нибудь хитроумным движением, обходным маневром, коротким пасом или мощным ударом по средней линии.

Нед был лучшим на поле, великим, прирожденным футболистом. Он – этот лысеющий гладиатор в шортах – был на голову выше всех остальных игроков числом двадцать один.

Конечно, это должно было случиться – ну не может один человек остановить эту дьявольскую атаку соперника.

Еще до свистка на перерыв «Роверсы» открыли счет. Нед не виноват. Промах правого защитника «Ливенфорда» – и быстрый как мысль левый нападающий «Роверсов» бросился на вращающийся мяч и направил его в сетку ворот.

Болельщики «Ливенфорда» помрачнели. Если бы счет оставался ноль-ноль, то на второй тайм их команда могла выйти более уверенной в своих силах. А теперь, увы, гол пропущен, и ветер против них, – даже оптимисты признавали, что ничего хорошего команде не светит.

Оставался только один шанс, одна надежда – Нед с его решительной фразой: «Если „Роверсы“ нас победят, то только через мой труп».

Начался второй тайм, и теперь стали возникать и драгоценные моменты для взятия ворот соперника. «Ливенфорд» показывал более организованную игру, быстро добился подачи двух угловых подряд. Во время атаки на свои ворота команда сплачивалась, а затем бросалась с мячом вперед навстречу ветру. Но «Роверсы» держались и не уступали.

Правда, они уже были не так агрессивны, как вначале. Играя на маленьком поле вдали от дома, они по ходу матча несколько угасли, и казалось, что их вполне устраивает преимущество в один гол.

Почувствовав, что гости предпочитают оборону, толпа взревела, подбадривая своих любимцев.

Великолепное безумие наполнило воздух и передалось от болельщиков игрокам «Ливенфорда». Они бросились вперед. Они яростно напирали, кружа пчелиным роем возле ворот «Роверсов». Но все равно не могли забить.

Еще один угловой, и Нед, красиво приняв мяч, попал им в перекладину. Раздался общий стон, в котором смешались экстаз и отчаяние.

День уже угасал, время быстро шло к финальному свистку – оставалось двадцать, десять, наконец, всего пять минут.

Над вопящей толпой нависло горькое разочарование, медленно оседающее вниз. В воздухе витал призрак поражения – жалкого и безнадежного.

А затем Нед Сазерленд получил мяч в середине поля. Не передавая его, он двинулся вперед, с невероятной ловкостью прокладывая себе путь сквозь заслон соперников.

– Пасуй, Нед, пасуй! – кричала толпа, надеясь увидеть, как он откроет фланги.

Но Нед не пасовал. С мячом в ногах, опустив голову, он продолжал, как бык, таранить соперника.

И тогда толпа взревела по-настоящему – они поняли, что Нед атакует в одиночку.

Левый защитник «Роверсов» тоже это понял. Когда Нед оказался в штрафной и был готов пробить по воротам, противник прыгнул в подкате на него. Нед упал с глухим душераздирающим стуком, и из десяти тысяч глоток вырвался неистовый вопль:

– Пенальти! Пенальти! Пенальти!

Судья без колебаний указал на одиннадцатиметровую отметку.

Несмотря на протесты игрока «Глазго роверс», судья дал – да! – дал «Ливенфорду» право на пенальти!

Нед встал. Он не пострадал. Эта искусная имитация страшной травмы была неотъемлемой частью его мастерства. А теперь он сам исполнит пенальти.

Когда Нед поставил мяч на отметку, воцарилась мертвая тишина. Он был хладнокровен, отрешен и как будто не чувствовал этой мучительной тревоги ожидания толпы. Все затаили дыхание, когда он постучал носком бутсы по траве, примерился долгим взглядом к воротам и сделал три быстрых шага вперед.

А затем – бах! Мяч оказался в сетке.

– Гол! – восторженно закричали зрители, и в тот же миг раздался свисток – время игры вышло.

«Ливенфорд» вырвал ничью. Нед спас матч.

Началось столпотворение. Шляпы, трости, зонтики, само собой, полетели вверх. Крики, рев, исступленный визг – толпа ринулась на поле.

Неда подхватили на руки, подняли над головами и торжественно унесли в павильон.

В эти минуты миссис Сазерленд сидела на кухне безмолвного дома. Она страшно хотела сходить в парк за Недом, но ей было не под силу даже надеть пальто, так что намерения ее были тщетны.

Подперев щеку рукой, она смотрела перед собой в никуда. Конечно, Нед сегодня же вернется домой, конечно, он не сможет не заметить тень смертной печали на ее лице.

Ей до отчаяния хотелось облегчить душу – все ему рассказать. Она поклялась себе молчать до окончания матча. Но теперь она должна ему рассказать.

Этот ужас невозможно было вынести в одиночку!

Она знала, что умирает. Даже за те несколько дней, что прошли после осмотра у Финлея, она стремительно ослабела – у нее болело в боку, а зрение ухудшилось.

Прошел час, а Неда все не было. Она вышла из оцепенения, встала, чтобы уложить спать двух младших детей, затем снова опустилась на стул. А Неда все не было. Старшие дети вернулись в дом, и от них она узнала результат матча.

Пробило восемь часов, потом девять. Теперь даже самый старший лежал в постели. Она чувствовала себя ужасно больной; ей казалось, что она умирает.

Ужин, который она приготовила для Неда, пропал, огонь погас, так как закончился уголь. В отчаянии она встала и с трудом дошла до постели.

Было почти двенадцать, когда он появился.

Она не спала – боль в боку была слишком сильной – и поэтому услышала медленные, нетвердые шаги, а затем громкий хлопок двери.

Нед был, как обычно, пьян, нет, гораздо сильнее, чем обычно, потому что сегодня вечером, набравшись до предела, он намного превысил свою обычную дозу.

Он вошел в спальню и включил керосиновую лампу.

Разгоряченный виски, восторгами в свой адрес, своим триумфом и сознанием собственного запредельного мастерства, он посмотрел на нее, лежащую на постели, затем, все еще глядя на нее, прислонился к стене, снял туфли и бросил их на пол.

Ему хотелось сказать ей, какой он замечательный и какой великолепный гол он забил.

Ему хотелось повторить ту свою блистательную, поистине историческую фразу, что-де если «Роверсы» победят, то только через его труп.