И опять – если бы при этом он ухмыльнулся или многозначительно на нее посмотрел, Инга тут же сбежала бы, но Илья был сдержан, если не сказать строг. Инга вышла из кухни следом за ним.

В соседней комнате, куда Илья ее привел, одна стена была кирпичной и необработанной, как в лофте. На ней красовалось огромное граффити Бэнкси – девочка, тянущаяся к воздушному шару в виде сердца. У этой стены стояла кровать, у противоположной – шкаф с зеркальными дверцами, в которых и кровать, и девочка отражались. Одна секция шкафа, ближе к окну, не закрывалась – там на полках были расставлены пластинки. За исключением тумбочек у кровати, больше никакой мебели тут не было, и комната выглядела незаконченной – граффити выдавало претензию на модность, которую в процессе отделки вдруг передумали воплощать.

Илья зашел внутрь, но остановился сразу у входа – руки в карманах, слегка покачивается с носка на пятку, явно ждет Ингиных слов. Она медленно прошлась по комнате, не понимая, что тут оценивать: девочка с шаром-сердечком у кровати казалась ей пошлостью, а больше не за что было зацепиться. Подошла к пластинкам.

– Как тебе проигрыватель, который мы подарили? – спросила Инга, скользя взглядом по обложкам. – Ты уже слушал на нем что-нибудь?

Пластинки из-за отца всегда ассоциировались у нее с джазом, но тут его не было – Инга заметила альбом Земфиры, Depeche Mode и саундтрек к «Убить Билла». Слушать на виниле современную музыку всегда казалось ей пустым снобизмом.

– Хорошо, – равнодушно сказал Илья.

Инга отвернулась от пластинок и выглянула в окно. В свете фонарей было видно дом с граффити напротив.

– Ладно, – решилась Инга. – Я, пожалуй, пойду.

Произнеся это, она посмотрела на Илью, чтобы понять его реакцию. Тот все еще стоял у входа, наполовину загораживая дверь, и не шевелился. Инга не стала дожидаться, пока он что-нибудь скажет, и гордо промаршировала через комнату, напоследок по привычке бросив взгляд в зеркало. Вид у нее был независимый. Это придало ей еще больше уверенности.

Илья продолжал стоять в дверях и не двинулся с места, даже когда Инга подошла почти вплотную. Она остановилась и подняла на него глаза: он, по-прежнему с руками в карманах, взирал на нее сверху вниз. Лицо непроницаемое. Инга потупилась, но продолжала стоять на месте. Ясно было, что сейчас должно что-то произойти, и Инге очень хотелось, чтобы произошло, но при этом не хотелось нести за это никакой ответственности. Это Илья должен был ради нее нарушать правила – она сама предпочитала оставаться образцом благоразумия. Красноречиво стоять перед его носом, трепетно опустив глаза, – предел флирта, который, решила Инга, она может себе позволить, чтобы потом не корить себя за распущенность.

Илья не целовал ее так долго, что Инга успела испугаться – вдруг он вообще не понял, что ее надо поцеловать? – но потом она заметила краем глаза, как он наклоняется к ней, и подалась навстречу. Он, однако, просто крепко схватил ее за запястье и повлек к кровати. Там Илья отпустил ее и стащил с себя майку. Инга, замешкавшись, принялась расстегивать на себе блузку, пристально разглядывая пуговицы и чувствуя, как он на нее смотрит. От его молчания ей стало немного не по себе. О чем Илья думает, понять было невозможно. Он не выглядел угрожающе или враждебно, но при этом взгляд у него был такой тяжелый, что пригвождал Ингу к земле. Он не помогал ей: проследив за тем, как она наконец совладала с пуговицами, он молча снял с себя джинсы и сел на кровать. Инга сняла юбку. Стоя перед Ильей в нижнем белье, она показалась себе вызывающе голой.

Он забрался на кровать и отодвинулся, освобождая место. Инга, снова помедлив, последовала за ним. Никакой романтики в происходящем не было, как не было и томительного предвкушения, от которого всегда пустела голова. Инга ясно осознавала все вокруг и из-за этого испытывала все возрастающую неловкость.

Если в прошлый раз Илья изображал чрезмерную страсть, то в этот раз он был совершенно пассивен. Это Ингу озадачило. С одной стороны, она отчетливо ощущала, что мыслями он находится здесь, что его внимание сосредоточено на ней, – каждый раз, когда она открывала глаза, то видела, что он пристально смотрит ей в лицо. С другой стороны, Илья не проявлял никакой инициативы и словно ждал, что она возьмет все управление процессом на себя.

Инга считала, что не испытывает стеснения во время секса, но сейчас чувствовала себя совсем по-другому. Бездействие Ильи, его странная покорность повергали ее в замешательство. Несмотря на то, что это он повел к кровати и начал раздеваться первым, Инге теперь казалось, что она принуждает его, едва ли не мучает, поэтому она временами замедлялась и всматривалась ему в лицо. Илья, однако, ничем не выказывал протеста или неудовольствия, и Инга снова начинала неуверенно двигаться. У нее родилось неприятное ощущение, что она демонстрирует цирковой номер, только и инвентарь для ее трюка, и зритель, наблюдающий за ним, – одно и то же существо. Она сама постоянно думала о том, как выглядит со стороны, и против воли то и дело опускала взгляд вниз, на свои грудь и живот, чтобы удостовериться, что смотрится привлекательно. Грудь подпрыгивала, живот, вообще-то плоский, собирался складкой. Инга впервые почувствовала себя обремененной телом. Тут ей еще пришло в голову, что они с Ильей отражаются в зеркале напротив, – и сейчас это не потешило ее самолюбие, а только заставило устыдиться.

Илья ничего не говорил – он вообще не издавал ни звука. У Инги от неловкости обычные стоны тоже застряли в горле. В комнате было слышно только их дыхание, еле различимый скрип пружин в матрасе и иногда звонкие шлепки, с которыми соприкасались их тела. При всей естественности этого звукового сопровождения Инга никогда не обращала на него внимание раньше и сейчас усилием воли заставляла себя не морщиться – ей было неприятно.

Когда она окончательно поняла, что Илья не намерен активно участвовать в процессе, она взобралась на него сверху, закрыла глаза и взмолилась про себя, чтобы этот странный секс закончился поскорее. Илья действительно быстро кончил – при этом опять же пугающе беззвучно, – и Инга торопливо скатилась с него, чтобы только положить конец этому недоразумению.

Отвернувшись, она стала изучать стену напротив. Смотреть на Илью ей было стыдно.

Он некоторое время тоже лежал неподвижно, а потом резко сел и сказал куда-то в сторону:

– Принести твой кофе?

Инга сообразила, что он смотрит на нее через зеркало. Она тоже села на кровати, придерживая одеяло у груди, и, глядя на его отражение, сказала:

– Принеси.

Илья легко встал и, совершенно не стесняясь, голым отправился на кухню. Инга проследила за ним взглядом. Спина у него все же была восхитительная: каждую мышцу можно рассмотреть. Илья долго не возвращался, потом зашумела кофемашина. В спальню он зашел с двумя кружками. Инга сразу отвела глаза.

– Твой кофе остыл, я сделал новый, – сказал он.

Держался он так обыденно, словно они случайно встретились у офисного кулера. Ингу изумляла его безмятежность сейчас, его пассивность до этого – у нее вообще все происходящее не укладывалось в голове. Однако на этот раз она твердо пообещала себе не оставлять ситуацию неразрешенной.

Некоторое время они в полной тишине сидели на кровати и отхлебывали из своих кружек. Наконец Инга собралась с духом.

– Я не хочу быть одной из тех женщин, которые выясняют отношения… – начала она.

– Так не будь, – перебил ее Илья.

Инга осеклась.

– Нет, – упрямо сказала она после паузы. – Видимо, все же буду. Я не понимаю, что происходит и что значит твое поведение.

– Мне кажется, происходит то, что называется сексом, – сказал Илья, невинно глядя на нее.

Инга, впервые за вечер различив на его лице какую-то отчетливую эмоцию, приободрилась.

– Я имею в виду, что после секса ты меня на работе как будто не замечаешь. Потом целуешь в лифте. Потом снова не замечаешь. Это странно, тебе не кажется?