На самом деле мне нужны деньги, это правда. Я хотела летом свозить Никитку к морю, перед школой немного закалить. Поэтому лишняя копейка не помешает.

– Хорошо, – так же спокойно стараюсь отвечать и я. – Подберу для Филатова удобное время.

– Хорошо, – то ли себе, то ли мне говорит зав. – Передам Филатовой твои контакты, договоритесь что, да как.

Киваю и собираюсь уходить.

– Саша! – неожиданно зовет меня Манукян, когда я практически уже выхожу. – Хотя….нет…ничего….иди работай, – опускает глаза зав.

Странно. И что это все значит?

9.

Максим

– Максим? – удивляется мать, когда входит на кухню. – Почему ты не на работе?

Время три часа дня, а я сижу дома, пью кофе и болтаю с Любашей. Правильный вопрос, мам!

– Устал, – театрально вздыхаю я, показывая нечеловеческую усталость.

Любаня смеется. Вообще, мне кажется, в этом доме Любаня единственная, кто понимает юмор. Ну и, собственно, меня. Обожаю эту полную, пахнущую корицей и булочками, женщину!

– Ааа…– протягивает мать. И недоверчиво косится то на меня, то на Любашу.

На самом деле я свалил с работы.

Вчера опять лег спать под утро, отмечали чей-то день рождения, но почему-то платил снова я. К 9 утра отец притащил меня на завод, посадил в отдел технического контроля, что-то наказал перепроверить и ушел. Там я и преспокойно уснул. Прямо за столом.

И всё бы ничего, но я проспал совещание со всеми завами, замами, начальниками и другими «несчастными». Отец ураганом ворвался в кабинет и разорался, как ненормальный, схватил за шкирку, как дворового вшивого кота, и потащил на собрание. Полчаса я пытался слушать, честно. Даже убедительно кивал, когда какой-то «замзавначальника чего-то там» распинался о несоответствии чего-то чему-то там. А потом я зевнул…Громко. И отец меня удалил с совещания…Вернее вышвырнул, как всегда, приправляя отборным матом.

– К 4 -м к Дане придет психолог, – воодушевленно сообщает мать.

Равнодушно пожимаю плечами. Мне не интересно.

– Михаил Андреевич сказал, что появились улучшения! – продолжает мать. – Да я и сама это вижу! – деланно радостно обращается мать к Любаше, хотя эта вся информация предназначена специально для меня. Я это знаю.

– Улучшения? – так же равнодушно спрашиваю я. – Теперь он громче молчит?

Знаю, что грубо, знаю, что жестоко. Но я и не претендую на звание «Брат года».

Мать смотрит на меня с упреком и осуждением, но ничего не говорит. Да, ма, ничего не изменилось, я, по-прежнему, та еще скотина.

– Максим…– качает головой Любаня и отворачивается.

И эта туда же…

***

– Проходите, пожалуйста…вот сюда можно повесить….конечно….будьте как дома, – слышу обрывками щебетание матери из холла.

– Как добрались? – уже отчетливее доносится до меня.

Понятно, мать ведет мозгоправа сюда, знакомить.

– Спасибо, хорошо, – о, а это уже интересно. Мозгоправ оказался мозгоправкой. – У вас очень уютно.

– Максим, познакомься, – ну кто бы сомневался, – Александра Вячеславна, психолог Дани.

Я сижу в гостиной на диване и листаю инстаграм. Поднимаю голову, чтобы поздороваться и спотыкаюсь…спотыкаюсь о знакомое лицо.

Она смотрит на меня огромными глазами, узнала. Мы прожигаем друг друга взглядом и первым нарушаю давящую тишину я.

– Психолог? Серьезно? Ты-психолог? – смотрю на девчонку, которая совсем недавно прыснула мне в лицо газовым баллончиком, на ту, которая обозвала меня маньяком.

– Максим, я прошу тебя проявить уважение к нашей…

– Ты считаешь, что человек, который не может совладеть со своими эмоциями, может помочь другому? -перебиваю ошарашенную мать я.– Ты в своем уме?

– Ну знаете ли…Да вы…– вот и пришибленная отмерла и подала голос. – Да как вы смеете меня так оскорблять? – срывается с места и несется к входной двери.

– Истеричка ты, а не психолог! – кричу ей вдогонку.

Мать стоит, как вкопанная, и непонимающе смотрит то на меня, то в след убегающей девчонке.

– Мужлан неотёсанный, – доносится из прихожей.

Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?

10.

Саша

– Мужлан неотесанный, – как-то само по себе вырывается из меня. Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.

Господи, это же надо?!

Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку (ха-ха, кожаную, ага, из кожи овцы, такой же, какой я сейчас и являюсь по сути), но внутри кипит ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.

– Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… -да-да, именно, милая женщина, вот и мне интересно, что это, мать его, такое?! – Максим, он…он…

– Он хам, – помогаю закончить мысль Полине Андреевне, кажется так ее зовут.

– Он бывает груб, да….Господи, мне так стыдно… – сокрушается бедная женщина и устало мотает головой.

Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю уж, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.

– Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, – умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.

Я нашла свою куртку и стою в одном надетом кроссовке.

Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из-за какого-то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем, может он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.

– Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте просто вы будете привозить его в Центр?

– Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, – очень тихо говорит Полина Андреевна. – Это для нас многое значит. Он практически 4 года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот…– она замолкает и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.

– Хорошо, – вздыхаю и сдаюсь. – Проводите меня к Даниле.

Вешаю свою «кожаную» курточку, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу. Хорошо. Его нет. Выдыхаю.

***

– Сынок, к тебе пришли! – осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.

Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно. Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение…а может и страх. Только вот чего она боится?

– Здравствуй, Данила, – прохожу в комнату, бесшумно ступая по полу. А шумно и не получилось бы – весь пол застлан ковровым покрытием с мягким, высоким ворсом. Это приятно.

Данила Филатов сидит в инвалидном кресле у большого панорамного окна. В комнате очень светло, легкие шифоновые шторы полностью пропускают дневной свет. Мне очень хорошо видно парня в кресле: сегодня его отросшие светлые волосы идеально уложены назад, белая футболка и серые домашние брюки подчеркивают худощавую, но спортивную фигуру. Наверное, этот парень раньше не вылезал из спортзала. Раньше. До страшной аварии.

Данила тщательно выбрит и в целом выглядит свежим и бодрым. Его глаза улыбаются, я знаю. За четыре месяца работы с ним, я научилась распознавать его эмоции по глазам и жестам. Сейчас его глаза улыбаются. Мне. И я улыбаюсь в ответ.

Слышу, как закрылась дверь.

Даня кивает и рукой показывает проходить. У него паралич нижних конечностей, но руки здоровы.

Я подхожу к большому письменному столу, стоящего тут же, у окна, раскладываю вещи, которые нам понадобятся.

– Данила, Георгий Артурович сказал, что ты согласился позаниматься с логопедом? – смотрю на парня. Говорю спокойно, выделяя интонационно каждое слово.

Кивает.

– Меня это очень радует, Даня, – улыбаюсь. Мне важно вызвать в нем положительные эмоции, показать, что его успехи- мои успехи.