– Я проверял дыхание. Слишком долго длилось твое молчание.

– Значит, переживали за меня? – вот опять. Это она так заигрывает?

– С чего бы? Думаю, у тебя есть тот, кто должен это делать.

– Вы хотите узнать, замужем я или нет? – она прищуривается, а на лице играет ухмылка. Ей идет эта игривость: румяные щеки, блеск в глазах, милые морщинки, появляющиеся вместе с улыбкой.

– Мне не нужно узнавать, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что мужа у тебя нет, – смотрю на нее и растягиваю губы в злорадной ухмылке. – И отсутствие кольца на пальце тут не причем.

Она молчит и выжидательно смотрит на меня, мысленно требуя продолжения.

– Я думаю, вряд ли найдется на свете такой несчастный, который смог бы тебя вытерпеть.

Она ничего не отвечает, лишь обиженно задирает подбородок и отворачивается к окну. Закусываю губу, чтобы не заржать. Сейчас она похожа на маленького огорченного ребенка, которого хочется пожалеть. До сих пор не понимаю, как она работает с людьми. Ее место в детском саду- лепить с малышней птичек из пластилина.

***

Мы подъезжаем к знакомому мне адресу, и девчонка резво выскакивает из машины, оставляя свои пожитки на заднем сидении. То есть она уверенна, что я повезу их дальше. Ухмыляюсь. То ее под угрозой расстрела в машину не затащишь, то избавиться не можешь.

Первым выходит голубоглазый, вернее не выходит, а выпрыгивает и несется в сторону машины. Я невольно улыбаюсь, этот парень мне определенно нравится.

Выхожу из машины, когда голубоглазый подбегает, и протягиваю ему руку, приветствую.

– Привет, Шумахер!

– Привет, Макс! Привет Бамблби! – улыбается во все свои молочные.

– Что ты там сказал? Бам…кто?

– Бамблби! Ты что, не смотрел Трансформеров? – удивляется пацан, будто я сказал, что Земля- плоская.

Я смотрю на подошедшую к нам девчонку и пытаюсь найти в ней поддержку. Она закатывает глаза и улыбается.

– Бамблби – это герой фильма про роботов, – пздц, помогла, блть, аж стало сразу все понятно.

– Да, мой любимый автобот! – воодушевленно рассказывает пацан.

– Окей, дружище, я понял, а мой Камар -то тут причем? – делаю вид, что понял.

– Бамблби превращался в точно такого же Сhevrolet Camaro. Это, – указывает на мою машину, при этом закатывая глаза, будто это всем известный факт, как дважды-два-четыре, – прототип Бамблби.

Я ничего не понял, но раз режиссёры выбрали для фильма эту модель, значит у меня хороший вкус.

Перекладываю сумки в багажник, освобождая задние кресла. Пацан ловко запрыгивает назад, а его мамаша, к моему удивлению, садится на переднее пассажирское.

Останавливаю машину возле старой панельной девятиэтажки и выхожу вместе со всеми. Беру неподъемные пакеты, а девчонка непонимающе смотрит на меня. Она думает, что я позволю ей тащить эти гири? Я не благородный рыцарь, но и не последняя сволочь. Хотя я сволочь, но и не последняя.

– Я донесу.

– Спасибо, но не стОит.

– А я не спрашивал.

– Пошли, Макс, – тянет меня за собой мальчонка. Никитос все-таки умнее своей бестолковой мамаши. – Пока Бамблби!

Мы с парнишкой идем впереди, а вредина плетется за нами сзади.

Когда мы заходим в подъезд, я мысленно готовлюсь увидеть и прочувствовать все прелести старых панелек: невыносимый смрад от мусоропровода, старые разбитые окна, обвисшие почтовые ящики, окурки, грязь, обоссаные углы и лифт-«привет клаустрофобам». Но каково мое изумление, когда я вижу цветы в горшках на окнах и чистые выкрашенные стены.

– А вы, должно быть, ожидали алкашей с наркоманами увидеть? – слово читает мои мысли, спрашивает девчонка.

–Честно, да.

Девчонка пожимает плечами и поднимается на второй этаж, копошится в сумке, ищет ключи.

Первым запрыгивает в квартиру Шумахер, а его мамаша придерживает дверь, пропуская следом меня. В прихожей тесно и нам втроем крайне сложно разойтись, не задев друг друга. Я ставлю пакеты на пол и поворачиваюсь лицом к выходу, но сталкиваюсь в дверях с рыжей ведьмой, которая смотрит на меня своими изумрудами. Она намного ниже меня и едва ли достает до плеч. Мы стоим очень близко к друг другу, и я отчетливо слышу ее учащенное дыхание, или это мое?

Меня волнует. Волнует ее запах, так упоительно наполняющий мои легкие ароматом магнолии, сладкой ванили и медовыми яблоками. Он, несомненно, подходит к ее солнечным пшеничным волосам, зеленым глазам и янтарным веснушкам. Я опять чувствую дикую потребность прикоснуться к ее волосам и втянуть в себя их запах: чувственный, обволакивающий, женственный. Меня волнуют ее бледные, слегка потрескавшиеся губы, по которым хочется провести языком, увлажняя и наполняя живительной влагой.

– Макс, а ты с нами поужинаешь? – меня выдергивает из мира фантазий и бросает сюда, в эту тесную квартирку, где живут двое и где мне совершенно не место.

18.

Саша

Этот неловкий момент.

И ты, вроде понимаешь, что по правилам приличия, должна пригласить пройти в квартиру, предложить чай или кофе, но вы – не друзья, и даже не знакомые, вы – ненавидящие друг друга люди. Но как же неловко, Господи.

– Маам, – дергает меня за рукав Никитка, – Макс же останется с нами покушать?

– Эмм… Я не знаю…Ему, наверное, нужно торопиться и …. –смотрю на этого огромного обезьяна в надежде, что он попрощается и покинет наш с сыном дом.

– Я останусь, – перебивает меня нахал и начинает разуваться.

– Урааа! – кричит Никитка и несется в комнату, а я стою, ошарашенно моргая глазами.

Останусь? В смысле? Как это? Нет, нет, нет!

Я хочу возразить, но этот наглец хватает с пола сумки и направляется в сторону кухни. Откуда он знает, где здесь кухня? Следую за ним, и когда мы остаемся на кухне одни, прикрываю дверь.

– Если ты…вы согласились, чтобы не обидеть Никиту, то вовсе не обязательно нарушать твои…ва….

– А че на ужин? С утра ниче не ел, – вот так просто, да?

– Тушеное мясо с рисом, – зачем-то говорю я. Господи, Жукова, очнись, ты и правда собралась его кормить?

«Но он же ехал с работы, возможно голодный, но изменил своим планам и помог тебе с тяжелыми сумками», – подзуживает мой внутренний голос. Мне хочется крикнуть ему «Заткнись», но я не успеваю.

– Это типа плов? – спрашивает меня наглец.

– Это типа отдельно тушеного мяса и отдельно сваренного риса, – он что, никогда не ел обычную человеческую еду? Какими же деликатесами баловала их повариха?

– Годится, – лениво бросает Филатов, будто делает мне огромное одолжение. Неужели его Высочество Заносчивая Задница снизойдет до нас смертных и отведает нашу мирскую пищу?

Дверь резко открывается и в кухню влетает Никитка.

– Макс, пойдем, я покажу тебе, кто такие Трансформеры, – сын утягивает нашего непрошенного гостя в комнату, а я остаюсь одна, в полном непонимании и смятении.

У меня очень странные и незнакомые мне до сих пор ощущения. Я здесь, на своей кухне, все, как обычно, за исключением того, что я знаю, сейчас там, в комнате, мой сын не один. Там мужчина. И это не мой отец, это не Леон с Агатой, редко, но захаживающие ко мне, там Мужчина. Чужой и не мой. Не близкий и не знакомый, но отчего-то волнующий до вспотевших ладошек. Я совершаю привычный порядок действий: мою овощи, нарезаю салат, подогреваю кастрюли с едой. Но зачем-то я достаю салатник вместо привычной глубокой суповой тарелки, аккуратно нарезаю треугольничками хлеб, расставляю тарелки маминого сервиза. Я собираюсь произвести впечатление на вот этого наглеца с дьявольскими ямочками? Брось, Жукова, он даже не заметит твоих сервизных тарелок. «Я просто проявляю гостеприимство», – уверяю себя.

Смотрю на стол: три тарелки, три вилки. Это так непривычно и странно, будто твой прежний, сложившийся годами уклад, вмиг без твоего разрешения изменили, вторглись на твою личную территорию, а как с этим существовать не объяснили.

Я стою в дверном проеме нашей единственной комнаты и вижу картину, поражающую меня точно в сердце. Сейчас смесь из моих чувств подобна ядерному взрыву: эти двое сидят на ковре, бок о бок, смотрят пресловутых Трансформеров, Никитка что-то объясняет, а мерзавец кивает ему в ответ. Мужская идиллия. В носу начинает щипать, а глаза увлажняться. Я не должна проникаться и придумывать себе того, что нет, поэтому сдерживаю себя, крепко зажмурившись, и ухожу обратно на кухню.